И вновь они одновременно ринулись навстречу друг другу. Атха подпустил белого поближе, но не дал тому коснуться себя. — «Росчерк Ракшассы.» — Коготь взмахнул всеми клинками одновременно, кончики шести ятаганов сошлись в одной точке. Высвобождая накопленную энергию, лев разорвал связь. Тварь на короткое мгновение замерла, не дотянувшись до паладина всего каких-то полшага. Всплеск энергии, белый попытался увернуться. Желтая вспышка, и охваченную призрачным огнём руку разорвало в клочья. Куски обгоревшей плоти и осколки костяной брони брызнули во все стороны. Белого, как тряпичную куклу, развернуло и оттолкнуло на несколько метров, но он сумел устоять на ногах. За его спиной, словно пушечным ядром разворотило стену зала.

Коготь дышал тяжело, стук сердца в ушах заглушал все остальные звуки. Первый росчерк, как и первый шаг в любом танце, всегда давался с наибольшим трудом. Он сплюнул и вновь, сконцентрировав энергию на кончиках мечей, высвободил заклинание. Удар припечатал белого к стене. В его груди зияла рваная сквозная дыра. Из пасти насекомого вырвались брызги бурой крови. А затем ещё, и ещё и ещё! Атха наносил удары, вкладывая в них не столько магическую силу, сколько злобу и ненависть, накопившуюся в нём за всю эту бессмысленную миссию. Он мстил за погибших товарищей, бил, бил и бил, пока от стены зала не осталась груда мелкой щебёнки, а зачарованные ятаганы не раскалились до красна. Лев, без сил припал на одно колено. Одежда на нём дымилась, всё тело ныло от изнеможения, а перед глазами плавали круги. Атха взглянул на свои руки, не способные разжать рукояти мечей. Они были обожжены до красной корки. Рукава его толстой куртки осыпались истлевшим прахом.

«Постарел я однако…»

Его противник, представляющий из себя искорёженный остов, медленно ковылял к нему навстречу. Тело костяной твари чудом держалось вместе. Оно лишилось почти всех костяных пластин, покрытое десятками сквозных отверстий, мерзкое, хлюпающее подобие торса с норовящими отвалится, переломанными ножками. Неестественно вывернутая шея с дырой на пол башки и единственная, крючковатая рука, в которой белый тащил костяное копьё. Кажись, подул бы сейчас ветер и эта уродливая издыхающая тварь свалилась бы на землю и больше не поднялась. Но этого не случилось, а белый подыхать не собирался, с неотвратимым упорством горной лавины, медленно приближаясь к Атхе. И с каждым шагом всё увереннее, как нарастающий снежный ком, на ходу, медленно, но уверенно заживляя смертельные раны и покрывая беззащитное тельце новым костяным панцирем.

«Это… Просто несправедливо… Он не должен был выжить! Клянусь богами, этот удар смёл бы даже Мастера!!!» — Коготь с трудом, превозмогая нарастающую во всём теле боль, начал вновь наполнять свои конечности энергией, обращая её исцеляющими волнами. — «Я обязан был его прикончить!» — руки Ракшассы — часть произнесённого им заклинания, всё ещё держались воплощенными, получая достаточно подпитки от Искры. — «Ничего… У меня ещё остались силы!» — да, ему хватит энергии на ещё один росчерк, но этим он убьёт и белого, и себя. — «Я не могу так просто умереть! Не здесь, не сейчас!»

— Твоему товарищу приходится не сладко… — безразлично заметил Калексис, с каменным выражением лица всматриваясь в глубины управляющего кристалла. — Не хочешь ему помочь?

Он не столько видел сражающихся насмерть противников, сколько ощущал колоссальной силы всплески энергии, сотрясающие магический фон всего подземелья. Магистр напрочь забыл про всю ненависть и презрение к лордам и их прихвостням, увлечённо наблюдая за мастерскими плетениями заклинаний паладина. Где-то в глубине души древний чернокнижник всё же испытывал тень восхищения, хотя был слишком высокомерен, что бы признать это. Калексис не смог бы использовать боевую магию паладинов, даже будь он на три сотни лет моложе. Его дряхлое, не обременённое физическими подготовками тело просто рассыпалось бы в пыль. Паладины используют сырую, необработанную, можно даже сказать, дикую энергию собственных Искр, не формируя многоуровневые, сложные плетения, не забивая голову десятками сложных рун, конструктов и сотнями способов их применений. Да, их магия проще, и значительно грубее магии простых смертных, но это не значит, что она сильнее.

Восседавший на его троне Шут лениво зевнул. Магистр моргнул, и вот Флеаст уже стоит у второй сферы, вглядываясь в её недра.

— Атха, Атха, Атха… — пожиратель разочарованно зацокал языком. — Что же ты лезешь на рожон? Не маленький ведь уже… Мастер не будет рад твоей смерти… — он посмотрел на магистра и коротко бросил: — Идём.

Обида. Она едким дёгтем въелась молодому некроманту в грудь, заглушая отголоски уходящей боли, что гасла вместе с крошечным пламенем его жизни. Белый выдернул копьё из его груди, дабы испить его крови, а затем, утащив с собой тело Яваиса, оставил умирать на холодном полу этого жуткого подземелья.

«Я…» — он опустил тяжелые веки, бороться с накатившей усталостью не было сил. — «Дариус Дэргрейд… Умер?..»— тьма коридора, вонючая, холодная, сменилась всеобъятной, лёгкой тьмой вечной ночи. Он видел тёмное, не отбрасывающее тени пламя вдалеке, оно манило его, как мотылька. — «Память обо мне осталось лишь в памяти этого безумного чудовища. Моё имя не запомнят… Моё лицо не высекут на скрижалях истории… Я, бездарный, самонадеянный… так ничего и не добился… Может… Оно и к лучшему…» — непроглядная, густая тьма опьянила его, пленила сознание в сладкой дрёме. — «Я не стану цепляться за жизнь. В конце концов, какая разница…» — мысль осталась недосказанной, память рассыпалась белыми искрами, которые было не собрать, а сознание потухло.

Дариус выдохнул с облегчением… в последний раз.

— Вот так… Сдался? — голос, не похожий ни на что, глубже самого тёмного океана не дал ему устремится к манящему пламени, не дал забыться вечным сном.

«Я проиграл… Хватит на меня сражений… Все они лишены смысла… Я так устал…»— тьма не давала ему увидеть говорящего. Да и ответить он ему не мог. Ни рук, ни тела, ни даже рта у Дариуса больше не было. — «Покой… Разве я… так много прошу?»

— Открой глаза, паладин. — невидимый собеседник никуда не делся.

«П… Паладин?..» — мысли начали медленно, по крупице собираться воедино и обретать массу. — «Разве я им… когда-то был?..»

— Открой глаза! — приказ громом раздался в его сознании, заставляя пробудится.

Дариус инстинктивно последовал приказу. Перед ним до укрытого грозовыми тучами горизонта раскинулось устеленное ковром из тумана поле. Повсюду лежали кости и скелеты, путыми глазницами черепов глядевшие в пустоту, облаченные в одинаковые, проржавевшие от времени доспехи. В землю, среди пожухлой травы были воткнуты ржавые мечи и сгнившие древки копий. Посреди этого, отгремевшего сотни лет назад сражения, вилась узенькая тропка, ведущая куда-то вдаль.

— Иди ко мне. — прозвучал властный приказ, которого Дариус не смел ослушаться.

Он плыл вперёд, точно призрак, окидывая печальным взглядом мёртвые останки. Среди них были все: фавны, регрины, зверолюды, гемментали, дриады, адроссцы. Чем дальше Дариус шел, тем свежее становились тела, тем меньше трещин и ржавчины было на мечах и доспехах. Он видел втоптанные в землю флаги, гербы дочерних орденов на щитах и сжимаемые в костлявых пальцах отличительные знаки.

Дариус замер. Лёгкий ветерок тронул не существующую кожу некроманта, проходя сквозь его призрачное тело. Вот, прямо у тропы, рядом со своим верным мечем сидел, облокотившись о камень Яваис. Его веки были опущены. Из уголков приоткрытого рта тянулись уже подсохшие струйки крови. Кто-то бережно вытащил из груди церковника обломки костяных лезвий, оставив зиять сквозные дыры в его сером, украшенном трофейными костями демонов нагруднике. В ладонях он сжимал не медальон церкви, которой так страстно служил, а треснувший деревянный талисман, полученный от Клуса, перед входом в те злосчастные катакомбы.