– Значит, мы прощаемся, – я повернулась к Харри.

– Ты хочешь сказать – Auf wiedersehen.[57]

Мы оба улыбались, соединявшая нас нить была сейчас более крепкой, чем когда-либо.

Прежде чем кто-либо из нас смог произнести какое-то слово, Иэн махнул мне и Джинне рукой, говоря этим жестом, что автомобиль ждет нас, чтобы доставить на вокзал. Я зашагала вперед, потом повернулась и помахала на прощанье Харри. Он ответил мне тем же, слегка вздрогнув. Его губы безмолвно произнесли «Я люблю тебя». Мы напоминали героев фильма с внезапно пропавшим звуком. Но я знала, что мы скоро исправим этот дефект. Очень скоро. Он должен быть устранен к счастливому финалу.

Я тоже тебя люблю, беззвучно сказала я Харри.

Потом я побежала через холодный, многолюдный вестибюль навстречу яркому альпийскому солнцу. Впереди маячил счастливый финал.

Как всегда после короткого отсутствия, я нашла Лондон очаровательным.

Я люблю улицу, на которой мы живем, с её тихими, самодовольными магазинами и ненавязчиво-респектабельным обликом. Неважно, что вы покупаете – вазу эпохи Мин в ближайшей антикварной лавке (название которой указано на витрине) или сэндвич с сыром и помидором в «суперсаме». В любом случае ваша покупка освящена одной и той же печатью одобрения. Вам молчаливо дают понять, что вы сделали правильный выбор. Возможно, больше всего меня восхищает в Лондоне эта его черта: тонкое высокомерие.

Лондону действительно нет дела до того, что вы о нем думаете. Если Сент-Мориц – это восхитительный павлин с ярким распущенным хвостом, требующий, чтобы его заметили, и возмущающийся невниманием, то Лондон – это невозмутимый изящный чистокровный жеребец, абсолютно уверенный в том, что он завоюет первый приз в Эскоте, и поэтому не нуждающийся в праздном узнавании.

– Учти, – сказал Иэн перед отъездом в Сити, – Лондону две тысячи лет, а Сент-Мориц – младенец, которому исполнилось сто десять лет. Этим отчасти объясняется разница в атмосфере. Возраст… Хммм. Сент-Мориц… Он напомнил мне о довольно интересном мистере Маринго.

Он помолчал, и я ощутила, что мое сердце готово вырваться из груди.

– Почему бы тебе не пригласить эту пару на обед на следующей неделе? Например, в среду. По-моему, в этот вечер по ТВ нечего смотреть.

– Я позвоню и узнаю, свободны ли они. – Мне удалось ответить мужу совершенно нормальным голосом.

– Хорошо.

Иэн поцеловал меня в щеку, пожелал мне приятного дня (не спросив, чем я собираюсь заняться), и спокойно, неторопливо удалился. Мой муж отражает ритм города, в котором мы живем. Именно в таком ритме, в этой спокойной атмосфере я сейчас нуждаюсь больше всего на свете, потому что никогда в жизни не испытывала столь сильного волнения.

Когда? Где? Каким образом?

Эти вопросы крутились в моем сознании, пока я занималась будничными делами, ожидая того времени, когда будет удобно сделать телефонный звонок. Когда, где, каким образом я убью Сару? Я ломала над этим голову, принимая ванну, одеваясь, делая макияж, обсуждая с нашей домработницей миссис Кук обеденное меню на ближайшие дни.

Я чувствовала, что если бы те же вопросы и сомнения мучили меня в каком-нибудь нервном, торопливом городе вроде Нью-Йорка или Рима, мои страхи отразились бы на моем лице, а руки начали бы дрожать. Но прожив в английской столице шестнадцать лет, я научилась не хуже коренных лондонцев сохранять внешнее спокойствие в моменты волнения и паники.

Часы показывали десять утра, за окном моросил хмурый январский дождь. В квартиру проникал тусклый свет. В четыре тридцать снова начнет темнеть. Я помню ослепительное солнце Сент-Морица, нежно-голубое небо, свежий горный воздух, и мне трудно поверить в то, что все это существует на нашей планете, что другие люди наслаждаются этим в данную минуту. Я бы не думала о Сент-Морице, если бы не Харри и новый пакт, заключенный нами на склоне Саластрейнса о нашем превращении в летних людей.

По-прежнему волнуясь, я взяла телефонную трубку и набрала гилфордский номер, который мне дала Сара. После нескольких гудков я услышала голос Харри.

– Алло.

Я почему-то предполагала, что мне ответит Сара, и растерялась, услышав брата.

– Алло, – наконец произнесла я, едва сдерживая переполнявшую меня нежность. – Это Алексис Николсон. Как вы поживаете?

– Отлично. Просто отлично. Рад вас слышать.

Я поняла, что Сара находится где-то рядом, и он не может говорить свободно.

– Я звоню, чтобы пригласить вас и Сару на обед на следующей неделе. В среду, если вам это удобно.

– Одну минуту. – Через мгновение он снова заговорил – очевидно, посоветовавшись с Сарой. – Среда нам прекрасно подходит. Мы очень рады. В какое время?

– В семь. Это вас устроит?

– Вполне, – сказал Харри. – Буду ждать с нетерпением. Можно ещё раз записать ваш адрес?

Будто он не хранился в его сердце. Но мы совершили весь ритуал, потому что нас слушала Сара – Сара, которую мне скоро придется убить и которую я сейчас так вежливо приглашала на обед. Убийцами рождаются или становятся? – спросила себя я, говоря Харри, что мы тоже с нетерпением ждем встречи. Но прежде чем я успела обдумать этот вопрос, мне пришлось попрощаться и занести приглашение в красный кожаный ежедневник, пометив запись звездочкой, чтобы напомнить Иэну продублировать её в своем календаре. О, мы весьма организованные люди.

Я удивилась, увидев перед собой собственную фамилию – Маринго. Ощутила острую боль утраты. Сара украла мою фамилию, выйдя замуж за Харри. Более того, я утратила свое прошлое, сказав Иэну, что моя девичья фамилия Стормс. Мне всегда казалось несущественным, какую фамилия я ношу, но сейчас это вдруг стало для меня исключительно важным. Убив Сару, я не только верну себе Харри, изначально принадлежавшего мне на законном основании, но и вновь обрету то, что было моим в ещё большей степени: мою фамилию.

– В следующую среду к нам придут на обед гости, – сказала я миссис Кук, когда она вернулась с покупками. – Можете приготовить что-нибудь простое, что я сумею подогреть?

Она удивилась, зная мою нелюбовь к кухне и домашнему хозяйству.

– Конечно, мадам. Но вы уверены, что не хотите, чтобы я осталась и подала еду?

– Думаю, в этом нет необходимости. – Я небрежно махнула рукой. – Это наши знакомые по Сент-Морицу. Ничего важного.

– Как вам будет угодно, мадам. Возможно, подойдет пудинг с мясом молодого барашка. – Миссис Кук явно питала слабость к баранине. – С брюквой, морковью и картофелем. И креветочный салат для аппетита.

Я надела шубку из рыжей лисы, схватила первый попавшийся зонтик и выскочила в дверь. Оказавшись на улице, я тотчас поняла, что мне некуда пойти, нечем занять себя в ближайшие два часа, и подумала, не вернуться ли мне назад. Но внезапно заточение в обществе славной миссис Кук показалось мне ещё более невыносимым, и я зашагала по Маунт-стрит в сторону Парк-лейн. Для утешения я сказала себе, что мне полезна физическая нагрузка. Чтобы утешить себя ещё сильнее, я обхватила влажную шубку из рыжей лисы и подумала о том, что именно в ней Харри видел меня в последний раз.

Когда он увидел меня в следующую среду, на мне был новый черный костюм из джерси и подаренные Иэном на свадьбу жемчуга. Я снова обрела спокойствие. Во всяком случае, внешнее. Моя душа разрывалась на части, несмотря на проглоченную часом ранее двойную дозу «либриума».

Здравствуйте, здравствуйте.

Рады вас видеть.

О, какая чудесная квартира!

Мы все уже смыли с себя загар, верно?

Позвольте взять вашу шубу.

Присаживайтесь, пожалуйста.

Что будете пить?

(Позже все это покажется происшедшим очень быстро, но тогда я не видела этому конца.)

– Запарковались без проблем? – спросил Иэн Харри.

В ту пору все обсуждали трудность парковки в лондонском центре, а также опасности езды в состоянии опьянения.