– Даже с растрепанными волосами Полетт показалась мне потрясающе красивой. Мне было ужасно неприятно убивать её.

Алексис и Харри решили съесть ленч в Аликанте, в отеле «Карлтон». Они шагали по эспланаде, вымощенной бежевыми, красными и черными кусками мрамора и обрамленной с обеих сторон пальмами.

– Правда, Харри?

– Что правда?

– Что тебе было ужасно неприятно убивать её.

Он задумался.

– Странно, что ты задаешь этот вопрос. Я говорил себе много раз, что совершил мерзкий, непростительный поступок. Пытался убедить себя, что хотя и действовал ради благой цели, все же испытывал отвращение к себе, убивая двух совершенно невинных женщин. Однако…

– На самом деле ты получил удовольствие.

– Как ты догадалась?

– А ты что думаешь? Я тоже получала удовольствие, наблюдая за тем, как Сара подносит к губам чашку с «Хэгом», как синеет её лицо. И все же Сару убил другой человек. Я не была непосредственным исполнителем. Убийство Тома оказалось гораздо более захватывающим. Я испытывала восторг, когда мы держали его лицо под водой.

– Сейчас ты говоришь, как маньяк.

– В том-то и дело. – Алексис остановилась на цветных плитках. – Я не ощущала себя маньяком, когда мы зашли в море. Я испытывала сексуальное возбуждение. Не знаю, как ещё это описать. Но это было потрясающе.

Харри восхитился сестрой. Он была более честной, чем он. Вероятно, Алексис описывала его зловещие тайные эмоции, в которых он стыдился признаться. А она – нет. Но Алексис всегда принимала себя такой, какой она была, не придумывала фальшивые оправдания своему поведению. В течение двух недель, прошедших со дня смерти Тома, они много беседовали. Харри рассказал Алексис о своей связи с Томом, продолжавшейся до её приезда в Испанию. Похоже, она не испытала слишком большого удивления или отвращения.

– Это было очевидно, – Алексис воздержалась от прочих комментариев.

Она рассказала ему о своих позорных путешествиях (эротическое приключение в сингапурском отеле «Раффлз» произошло во время одного из них). Тогда, по её собственному признанию, она фактически была высокооплачиваемой куртизанкой. И все же она не сожалела о той жизни, не стыдилась её.

– В каких только странах я не трахалась. До сих пор могу сказать "Добрый вечер" на четырнадцати языках, включая югославский. На что мне жаловаться? Тогда это доставляло мне удовольствие.

Они вышли из лифта на верхнем этаже отеля «Карлтон» и оказались в красивом ресторане. Метрдотель посадил их за столик, сидя за которым можно было любоваться великолепным видом порта.

Вскоре официант принес бутылку "Маркиза де Рискаля" и налил в бокал немного вина на пробу. Харри одобрительно кивнул. Официант наполнил оба бокала.

– Ты ничего не говоришь о Джинне, – сказал Харри. – Только о Иэне. Все это время, не считая последних двух месяцев, ты жила с ней в одной квартире. Как она отреагировала, когда ты сказала, что уезжаешь в Париж?

– Вряд ли она мне поверила.

– Что? Ты не сообщила мне это!

– Дорогой Харри, я не имела возможности сказать тебе что-либо до смерти Тома. Ты был слишком занят, постоянно следил за личной жизнью Маргериты. А до этого из-за пьянства не мог поддерживать разумную беседу.

– Верно, – признал он. – Но теперь я трезв и больше не интересуюсь Маргеритой. Вернемся к Джинне. Если она не поверила, что ты в Париже, где же ты сейчас находишься, по её мнению?

– Понятия не имею. Я играла весьма убедительно, говоря о своем отъезде в Париж. Может быть, она купилась на это. Я сказала Джинне и миссис Кук, что поживу в «Ритце», пока не найду себе квартиру. Предложила им писать мне на адрес парижского офиса "Америкен Экспресс".

– Ты рисковала, давая им название реального отеля. Они могли позвонить туда.

– Это был вынужденный шаг. Я не могла изображать, будто уезжаю в Париж, не забронировав себе номер в гостинице.

– Что происходит с твоей корреспонденцией?

– Я попросила "Америкен Экспресс" пересылать её на почту в Аликанте.

– Как ты можешь отвечать на письма? На твоих конвертах будет стоять испанский штемпель.

– Я договорилась с Рене – француженкой, которая управляет "Домом Терезы". Я отсылаю письма ей, а она отправляет их в Париж.

– Ты ловко придумала.

Алексис засмеялась.

– Рене всегда обожала интриги. Мы умирали от смеха, когда она рассказывала о своих связях со знатными дамами. Они вечно боялись, что мужья узнают об их интимной жизни. Будто она интересовала мужей.

– Кстати, о мужьях. Ты получила какие-нибудь интересные известия от Иэна?

– Он расстроен, потому что его канарейка перестала петь. Миссис Кук сообщила мне в письме, что Джинна все ещё в бегах. Это было месяц тому назад. Может быть, Джинна уже вернулась домой. Почта из Лондона идет сюда медленно, она задерживается в Париже.

Официант принес блюдо с большими жареными креветками, которые слегка пахли чесноком и оливковым маслом. Он подал их Алексис и Харри, наполнил бокалы.

– Джинна в бегах? – сказал Харри. – Что это означает?

– Я давно хотела поговорить с тобой об этом. Она исчезла из Лондона за несколько дней до моего отъезда в Испанию. – Алексис принялась разламывать креветку. – Думаю, она отправилась в Пилгрим-Лейк.

Харри посмотрел на блюдо с ароматными креветками, на бокал красного вина, на оживленный порт Аликанте, на сестру, сидевшую напротив него с невозмутимым видом. Она была, как всегда, невероятно красивой и элегантной. Но, возможно, несмотря на кажущееся спокойствие Алексис, смерть Тома напугала её сильнее, чем он думал. Возможно, она слегка спятила.

Джинна в Пилгрим-Лейке! Это была самая нелепая, смехотворная идея, которую Харри когда-либо слышал. Что может делать богатая светская девушка вроде Джинны в таком маленьком провинциальном городке, как Пилгрим-Лейк?

– Ты знала, что там есть психушка? – улыбаясь, сказал Харри. – Она называется Санта-Фас. Если ты будешь говорить такие абсурдные вещи, то угодишь в нее.

– Dobra vece.

– Что это значит, черт возьми?

– "Добрый вечер" по-югославски, – ответила Алексис. – Я могу продолжить мой рассказ? Джинна считает, что мы подставили её отца.

За исключением того факта, что Харри и Алексис были братом и сестрой, Джинна не нашла ничего такого, что могла бы представить детективу-инспектору Лэнгдейлу. Однако она ломала голову по поводу Кей. Какое отношение имела Кей к Алексис и Харри? На первый взгляд, никакого. И все же мысли Джинны возвращались к загадочной дочери Джулианы.

Джинна была уверена в невиновности своего отца. Он никогда не стал бы покушаться на жизнь Алексис, чтобы она ему ни сделала, какую бы боль ни причинила своей связью с Томом. Иэн был неспособен на умышленное убийство. Есть такие поступки, которые человек не может совершить по своей природе.

Несомненно, Алексис и Харри – убийцы. Другого ответа не существовало. Вопрос стоял таким образом – как доказать это? Пребывание в Пилгрим-Лейке, крупицы информации, полученные от таких людей, как Деннис Рейли, только укрепляли убежденность Джинны в том, что Маринго имели все основания желать смерти Сары. Интуиция ясно подсказывала это. Но Джинне требовались неопровержимые доказательства, и она подозревала, что сумеет получить их только из уст самих убийц. Где бы они ни находились.

Пришла пора яблочного праздника, и жители Пилгрим-Лейка тратили это время на занятия спортом, всевозможные конкурсы и культурный отдых.

Джинна присутствовала на соревнованиях по перепиливанию бревен, поеданию яблочного пирога, дартсу, арм-реслингу и подковыванию лошадей. Она участвовала в конкурсах по перетягивании каната и метанию яблок, выступила в шахматном турнире. Везде потерпела поражение.

Кроме этого, она ловила форель, ходила в кино, посетила индейский музей и парикмахерскую.

К тому времени, когда праздничная круговерть подошла к завершению, из Канады вернулся Чарли Элиг. Как-то под вечер Джинна отправилась в аптеку поговорить с ним.