8 ноября 1620 года ранним утром чешские протестанты предприняли атаку на позиции католиков, но она не могла увенчаться успехом.
Фельдмаршал де Буко еле держался в седле, однако лично повёл свою кавалерию в контратаку. За ним ринулся в бой полк рейтар во главе с оберстом Паппенгеймом[146], который, не дождавшись приказа своего непосредственного начальника — Тилли, — сломя голову ринулся в гущу сражения.
Едва протестанты увидели несущихся на них во весь опор рейтар, побросали оружие и показали неприятелю спину. Протестантские пехотинцы, несмотря на увещевание оставшихся на позициях немногих офицеров, как от ненужной тяжести избавлялись от мушкетов и улепётывали во все лопатки. Пример пехотного полка оказался заразительным, и вскоре началось всеобщее отступление, переросшее в паническое бегство.
Валленштейн со своим отрядом наблюдал за сражением со стороны, справедливо рассудив, что пока вмешиваться рано, когда же протестанты бежали, побросав оружие, он велел перехватить обоз и разграбить его. Но, увы! Графа постигло жестокое разочарование: им досталась незначительная добыча, у нищих протестантов не нашлось чем поживиться. Воинская казна, за которой охотился Валленштейн, отсутствовала, продуктов, фуража и прочих припасов было мало. Удалось только разжиться изрядным запасом пороха, свинца и брошенного в панике оружия. Во время нападения на обоз чуть не погиб барон Рейнкрафт: при разграблении фургона с продуктами и бочками с вином неожиданное сопротивление оказали плохо вооружённые крестьяне-ополченцы. По примеру гуситов были они вооружены только специальными, окованными железом цепами и железными длинными палицами со звездообразными насадками, так называемыми Моргенштернами[147], очень страшным оружием для рукопашного боя.
Юному мальтийскому рыцарю у одного из фургонов пришлось иметь дело сразу с шестью оборванцами, яростно защищавшими небольшое количество съестных припасов, среди которых оказались мешки с мукой, несколько десятков головок сыра, три бочонка со шпиком. Барона спасла неимоверная сила и невероятная ловкость.
Повальное бегство протестантов продолжалось до самой ночи. С начала сражения прошло меньше суток, а полки удравших с поля солдат уже запрудили улицы Праги.
Фридрих V только что расправился с роскошным обедом и, услышав страшный шум снаружи, выглянул в окно, бросив рассеянный взгляд на площадь и улицы города. Его изумлённому взору предстала страшная картина: реки безоружных людей, лишь отдалённо напоминающих солдат регулярной армии, выпучив от смертельного ужаса глаза, неслись мимо дворца, вопя во всю глотку проклятия и ругань. Они стремились быстрее миновать город и найти убежище в укромных уголках страны, где бы их не достала длинная рука католического имперского правосудия. Фридриху V и его двору ничего не оставалось, как срочно погрузиться в кареты и мчаться до ближайшей границы королевства.
Таким образом, битва при Белой горе стала первым решающим сражением за весь начальный период Тридцатилетней войны. Эта победа католиков была очень необходима для продолжения Контрреформации и для сохранения целостности территории империи и означала конец чешскому протестантскому восстанию, конец имперским привилегиям чешского протестантского дворянства. Победитель — Фердинанд II принял все меры для наведения в Чехии «порядка» в том виде, как его понимали отцы-иезуиты.
Незадачливый «Зимний король», погрузившись в роскошную карету в сопровождении придворной камарильи, помчался в пражское Старое Место, а затем — на Бреслау и далее, обогнув севернее Бремен, Вольфенбюттель и Гамбург, очутился, в конце концов, в Гааге. «Таким образом, отлично вышколенный и экипированный полк королевской гвардии, дворцовые театральные представления, балы и более чем легкомысленные нравы двора пришлось к навсегда оставить, всё пришло к своему логическому закономерному концу»[148], — резюмировала одна из газет того времени.
Практически вся канцелярия несчастного Фридриха V попала в руки победителям, и обнаруженные иезуитами письма позволили судить о деловой дипломатической и даже интимной жизни двора, они стали достоянием гласности и широко использовались имперской публицистикой ? для освещения некоторых тайных сторон жизни протестантских монархов. А вот выковырянные из королевской короны драгоценные камни позволили финансировать королевскую чету в изгнании. Уже 21 января 1621 года указом Фердинанда II она была объявлена врагом Священной Римской империи германской нации, а испанская армия под командованием фельдмаршала Спинолы оккупировала Пфальц. Богатое королевство на берегах Рейна оказалось в руках католиков, сбылось самое мрачное предсказание Елизаветы Стюарт.
Столица Пфальца — Гейдельберг — стала первым крупным городом, который серьёзно пострадал от чужеземной оккупации и был разграблен в период Тридцатилетней войны. Максимилиан Баварский хозяйничал в Гейдельберге почти два года — с 1622 по 1623 год — и умудрился разграбить знаменитую дворцовую библиотеку резиденции пфальцских курфюрстов, вывез в Рим более трёх с половиной тысяч старинных манускриптов и больше пяти тысяч драгоценных фолиантов. Таким образом баварский герцог пытался заручиться финансовой и политической поддержкой Римских Пап.
Возмутителем спокойствия теперь оставался Пфальц: пытаясь вернуть свои родовые владения, Фридрих V вскоре вступил в союз с Нидерландской республикой. Война, почти заканчивавшаяся, получила новый мощный импульс. Католики не на шутку обозлились, и высокий титул курфюрста, а также весь Оберпфальц Католическая Лига передала герцогу Максимилиану Баварскому. Сам же Фридрих V и его двор в сущности стали заложниками протестантских главарей, которые продолжали вынашивать планы «немецкой и религиозной свободы».
После победы в битве при Белой горе император Фердинанд II в середине ноября торжественно въехал в Прагу и устроил грандиозный праздник, который по размаху превзошёл праздники сбежавшего короля. Праздник удался на славу, и добрые католики вволю насладились плодами своей победы. Затем последовал целый ряд других торжественных мероприятий, самым захватывающим из которых была кровавая расправа над не успевшими удрать главарями мятежников. Сбылись самые мрачные прогнозы графа Кински, который благополучно унёс ноги в Саксонию под покровительство курфюрста Иоганна Георга.
Особый трибунал под председательством нового оберштатгальтера Карла фон Лихтенштейна приговорил сорока трёх мятежников к смертной казни. Однако Фердинанд II, движимый человеколюбием и христианским милосердием, шестнадцать из них помиловал, и лишь двадцать семь осуждённых получили высочайшее подтверждение на приведение приговора в исполнение. Местом для торжественного ритуала казни выбрали так называемый Староместский Ринг в Праге, где в срочном порядке соорудили эшафот и три виселицы. 21 июня 1621 года на этот эшафот поочерёдно взошли двадцать четыре чешских дворянина-протестанта, которым празднично одетый палач в торжественной обстановке одному за другим под одобрительный гул, восторженные крики добрых католиков, вопли отчаяния и слёзы противников мессы ловкими ударами меча посносил головы. Три мятежника, не имевшие дворянских титулов, были повешены.
Пехотный полк пикинёров на всякий случай обеспечивал порядок на площади во время этого захватывающего зрелища, ибо в запрудившей весь Староместский Ринг толпе было немало тех, кто откровенно сочувствовал смертникам. По свидетельству современника: «Много людей со слезами и воплями отчаяния повсюду выражали своё сочувствие и жалость к казнённым, не скрывая своё горе»[149].
Приговорённые к смерти чешские дворяне должны были сами позаботиться о том, чтобы их благородные шеи могли встретить мастерский удар меча опытного палача. Двенадцать отрубленных голов были насажены на длинные шесты и выставлены на всеобщее обозрение в Градчанах на башне, как раз у ворот Пражского замка. В течение целых десяти лет обглоданные вороньем, омытые дождём и снегом, высушенные и выбеленные солнцем и ветром, оскаленные черепа внушали всем противникам Габсбургов священный ужас, заставляли трепетать от страха чешских протестантов. Только в 1631 году саксонцы, ненадолго захватив Прагу, удалили это жуткое свидетельство человеколюбия и христианского милосердия Фердинанда II.
