— Стреляйте! — рявкнул граф Турн в бешенстве и первым выхватил из-за пояса пистолет и взвёл курок. — Взять их!
Грянуло несколько выстрелов.
Толпа на площади, услышав крик вожака, бросилась к рву. Чудом уцелевшим штатгальтерам пришлось снова скатиться на дно рва. За ними вниз устремились самые ретивые протестанты, размахивая дубинками с железными шипами и обнажёнными шпагами. Положение беглецов стало критическим, но в ту минуту, когда они бежали по рву в сторону подъёмного моста, надеясь под ним найти укрытие от обезумевшей толпы, вдруг из трубы для стока нечистот им помахала чья-то рука.
— Сюда, господа! Время не ждёт!
Им ничего не оставалось, как последовать совету незнакомца. Вскоре они уже на четвереньках вползали под каменные своды замковой клоаки. В повадках незнакомца Славата и Мартиниц угадали лицо духовного звания и не ошиблись.
— Memento mori[137]. Я — светский коадъютор ордена иезуитов Иоганн-Збергардт Нитард, можете называть меня брат Иоганн. — Говорил иезуит по-немецки свободно и, судя по выговору, скорее всего он был уроженцем Саксонии. С ним в сточной трубе оказалась молодая монахиня.
— Сестра Барбара, — представил её иезуит. — Нам едва удалось уйти из кармелитского монастыря, который подожгли еретики, будь они прокляты! — С этими словами коадъютор со скрежетом задвинул ржавую решётку, преграждающую вход в трубу, и с трудом повернул в замке кованый ключ. — Господь надоумил меня разжиться этим ключом, который был спрятан здесь в тайнике, — пояснил иезуит. — Итак, вперёд, дети мои, пока еретики не проникли сюда.
У сестры Барбары в руках уже был зажжённый фонарь, и беглецы отправились в мрачные подземелья Пражского замка. Глубокой ночью Нитард вывел их через потайной ход на одну из тёмных узких улочек Праги.
— Кроме людей из нашего ордена, в Чехии, слава Господу нашему, осталось ещё достаточно добрых католиков, — сказал молодой коадъютор. — Вы можете теперь не беспокоиться за свою безопасность, в Мюнхен вас будут сопровождать мои люди во главе с братом Домиником. Я же пока должен оставаться в Праге, ибо борьба с еретиками требует моего присутствия именно здесь, в Чехии.
Светский коадъютор ордена иезуитов свои слова сдержит, и через каких-то две недели граф Славата и граф Мартиниц уже были во владениях Максимилиана Баварского в Мюнхене.
У самого же патера Нитарда действительно было очень много дел в Чехии, и одно из важнейших — организация внутреннего военного сопротивления католиков протестантским мятежникам, в том числе и ведение тайной контрреформационной деятельности в стране. Все необходимые инструкции он получил во время встречи с личным духовником короля Фердинанда фон Штайермарка, патером Леморменом.
Нитард, переодевшись в светскую одежду, нёсся верхом в Моравию, ибо Лемормен от имени самого короля поручил ему поднять в этом благодатном крае антипротестантский мятеж. Для этого необходимо было использовать одного из самых богатых магнатов Моравии — графа Валленштейна. Тот уже знал о восстании протестантов в Праге и всерьёз прикидывал, какие шансы у Фердинанда фон Штайермарка удержать за собой чешский королевский трон, и не пора ли самому примерить королевскую корону. Казалось, что начавшийся в стране хаос этому благоприятствует, но для достижения своих честолюбивых целей графу необходимо было прежде всего создать дисциплинированную и хорошо вооружённую армию. Однако даже на небольшую армию нужны огромные деньги. Валленштейн прикидывал, насколько ему хватит собственных средств для содержания хотя бы одного пехотного и трёх кавалерийских полков. На содержание пехотного полка в течение года требовалось не менее полмиллиона гульденов. Армия из десяти тысяч солдат и офицеров будет обходиться ему не менее чем в 1,5 миллиона гульденов в год. Это были астрономические суммы даже для такого состоятельного человека, как Валленштейн. Числясь офицером на имперской службе, то есть обристом Моравии, за свой счёт он содержал только два эскадрона кирасир и роту мушкетёров и сейчас усиленно ломал голову над тем, где взять средства на содержание хотя бы одного кавалерийского полка. Его размышления прервал приход посланника патера Лемормена.
Нитард в сопровождении Зигмунда Адама Эрдманна графа Трчка и барона Зигфрида Христиана фон Илова — лейтенантов Валленштейна, рослых, могучего сложения рыцарей — вошёл в кабинет моравского обриста.
Ставка графа находилась в принадлежащем ему замке, в окрестностях которого были расквартированы мушкетёры и кирасиры, поэтому Нитард направился прямиком в это имение Валленштейна: шпионская сеть ордена иезуитов в Чехии и Моравии работала безукоризненно.
Граф с трудом оторвался от своих расчётов и с изумлением уставился на молодого иезуита. Нитарда он мгновенно узнал — со времени окончания Градисканской войны прошло совсем немного времени.
— Memento mori, — произнёс коадъютор.
— Чем могу служить, святой отец? — сухо осведомился граф, который в последнее время стал испытывать к монашеской братии, особенно к иезуитам, глухую неприязнь. Особенно его раздражали постоянные нарушения католиками основных пунктов Чешской Грамоты Имперских привилегий.
— По дороге сюда я заметил, что в Моравии ускоренным маршем двигаются целых пять полков — три кавалерийских и два пехотных — под командованием графа цу Мансфельда, так как главарям мятежников хорошо известно, что ты, сын мой, не изменил ни Его католическому величеству императору Священной Римской империи Маттиасу I, ни его величеству королю Чехии и Венгрии, герцогу Штирии, Крайны и Каринтии Фердинанду фон Штайермарку, но главное — ты остался верен нашей матери святой католической церкви, — спокойно объяснил Нитард.
— И что дальше? зевнул граф, проведший короткую майскую ночь в докучных размышлениях и поэтому совершенно не выспавшийся, из-за чего был зол как никогда.
— Это я хотел бы спросить у тебя, сын мой. Именем Его Католического Величества, я желаю знать, что ты собираешься предпринять для защиты нашей Матери-Церкви? — резким тоном осведомился иезуит.
— Вышвырните этого святошу отсюда и бросьте в нужник, — велел Валленштейн, снова склонив голову над ворохом бумаг.
За спиной Нитарда тотчас выросли граф Трчка и барон Илов, схватили коадъютора за запястья и выше локтей и сдавили с такой силой, что у иезуита затрещали кости.
— Вы... вы не смеете! Я... я посланник его экселенции професса ордена иезуитов и духовника самого короля Чехии и Венгрии, патера Лемормена! — завопил Нитард, когда его выволокли в коридор, где он лицом к лицу столкнулся с ротмистром Нойманом. Равнодушно взглянув на Нитарда, ротмистр направился в кабинет Валленштейна.
— Погодите! Вы не знаете главного! Мансфельду приказано изъять в Брно военную казну и доставить в Прагу! — выкрикнул в отчаянии Нитард.
Нойман на минуту остановился, резко развернулся и спросил у лейтенантов графа:
— Господа, куда вы его тащите?
— Этого наглеца велено бросить в нужник, — ухмыльнулись рыцари.
— Погодите, утопить в дерьме вы его успеете. Этот красавчик говорит правду. По моим сведениям, армия графа Мансфельда движется прямиком на Брно. Похоже, мятежники действительно охотятся за военной казной.
Нойман доложил Валленштейну о случившемся, и тот, сразу оценив ситуацию, дал знак офицерам отпустить иезуита.
— Так почему же ты, глупый поп, сразу не сообщил о военной казне? — сердито обратился к Нитарду граф.
— Однако, насколько я помню, со мной долго не разговаривали и сразу поволокли в нужник, — ответил он с досадой.
— Я — человек военный, и привык, чтобы разговор был ясен и краток, без всяких поповских выкрутасов, — важно изрёк Валленштейн и подумал: «Военную казну стоит прибрать к рукам, чтобы не досталась мятежникам. Вот они деньги, необходимые для содержания хотя бы одного собственного полка!»
Граф тут же, не колеблясь, велел трубить боевую тревогу и седлать коней: наконец, перед ним появилась ясная и конкретная цель, которую можно было достичь, действуя смело и решительно. «Вот оно начало, вот она долгожданная улыбка Фортуны, — размышлял Валленштейн, уже сидя в седле, — такой шанс выпадает только раз в жизни, и его нельзя упустить. Похоже, наступил мой звёздный час, который я заметил только благодаря этому смазливому иезуиту. Что это — рок или Судьба?» Мог ли граф подозревать, какую роль сыграет в его судьбе патер Нитард?
