— Четыре миллиона цехинов или дукатов, или восемь миллионов скудо, или столько же неаполитанских реалов, или более трёх миллионов сицилийских унций, — хладнокровно повторил Хильденбрандт. — У меня есть вторая половина карты, в которой указано, где спрятаны сокровища. Про первую половину карты, я думаю, вы уже слышали.
— Где эти миллионы? — взвизгнул герцог.
— На острове Циклопа, — усмехнулся барон фон Хильденбрандт.
— Где?
— На острове Циклопа, здесь недалеко, в Адриатике, — объяснил барон. — В качестве доказательства могу предложить первый взнос — пятьсот тысяч цехинов или миллион неаполитанских реалов. Это золото находится в трюме моего брига, и вы можете хоть сейчас выгрузить его. Но на острове Циклопа осталось ещё три с половиной миллиона цехинов. Если вы не обнаружите эти деньги в указанном месте, можете меня с баронессой фон Лютцов четвертовать.
— Что это за остров, и где он находится? — спросил герцог с нетерпением.
— Он назывался островом Циклопа в глубокой древности, — серьёзно ответил Хильденбрандт, — сейчас он носит другое название. Я могу сообщить его вам только наедине, и можете не сомневаться, ваше высочество, этот остров существует.
Герцог, немного поколебавшись, велел покинуть зал всем, кроме патера Лемормена, у которого из складок сутаны выглядывала шпага и, судя по всему, в глубоких карманах была припрятана пара пистолетов.
— Это мой духовник, — пояснил герцог. — Итак, я слушаю тебя, Одиссей.
Хильденбрандт недовольно покосился на иезуита, но тем не менее сказал:
— Это остров Ластово, который находится немного южнее острова Корчула. Остров, как и в глубокой древности, безлюден. Он представляет собой нагромождение поросших диким лесом скал и у жителей побережья, и у моряков пользуется дурной славой из-за пещеры, где по преданию обитал Циклоп.
— Это слишком напоминает языческие сказки, — сухо заметил Лемормен. — А они не вызывают доверия.
— Чтобы убедиться в истинности моих слов, надо лишь добраться до острова и забрать сокровища, — резко ответил барон.
— Почему ты сразу не забрал всё золото с этого проклятого острова и не привёз сюда в качестве выкупа? — спросил герцог.
— Простите, ваше величество, но перевозить такое огромное количество золота опасно — вы забываете о турках. Можно одним махом всё потерять, а я не хотел рисковать жизнью баронессы и дочери. На остров Циклопа лучше всего отправиться несколькими военными кораблями с хорошо вооружёнными командами.
— Хорошо, я согласен, но ты представляешь, что будет с тобой, если ты попытаешься меня надуть? Впрочем, чем я рискую? Ведь за всё тогда ответит твоя Пенелопа с дочерью.
— Воля ваша, — смиренно ответил барон.
— Ты слишком хитёр и очень опасен, Одиссей, — промолвил патер Лемормен, в упор глядя на Хильденбрандта своими небольшими блёкло-голубыми, глубоко сидящими под кустистыми бровями глазками. — Мне о твоих похождениях много рассказывал брат Нитард, с которым тебя, мой сын, уже один раз сводило Провидение.
— И которого я, по воле Провидения, спас от рабства, — усмехнулся барон. — Разве я тогда совершил преступление? Впрочем, на вашу благодарность я и не рассчитываю, падре.
— Тебе не хватает смирения, сын мой, — сурово заметил Лемормен. — Пора бы тебе задуматься о жизни вечной и о том, как достичь её, миновав чистилище.
— Для этого ему надо постричься в монахи, и тогда у него будет достаточно времени для размышлений на эту тему, — хохотнул герцог и, вызвав слугу, распорядился: — Немедленно позвать сюда графа фон Валленштейна!
Рыцарь явился немедленно и с выжидающим видом уставился на герцога. Валленштейн по-прежнему делал вид, что не узнает Хильденбрандта, но поведение барона его сильно насторожило.
— Немедленно отправляйся со своими мушкетёрами в гавань, на пристань, где пришвартовался «Гансхен», и доставь сюда золото из его трюма. Впрочем, — задумался герцог, — лучше оставить его там, в трюме, а то любопытные и алчные венецианцы обо всём пронюхают. Приказываю тебе: проверь наличие золота в трюме «Гансхена» и выставь надёжную охрану из своих людей на судне и на пристани.
Когда Валленштейн удалился, герцог, глядя на барона, произнёс:
— Однако, я вижу, ты слишком уверен в себе, мой одноглазый друг.
— Чистая совесть, ваше высочество, — основа всякой честности, а значит, и уверенности в себе, — смело ответил Хильденбрандт.
Герцог задумчиво посмотрел на пирата и сказал:
— Трудно верить закоренелому преступнику, еретику и отпетому негодяю, поэтому я лично с его преподобием и со своим помощником отправлюсь на этот остров Циклопа. И пусть я буду проклят, если ты сумеешь их обвести вокруг пальца. А теперь давай сюда вторую половину карты.
— Карта, ваше высочество, — не меняя выражения лица, барон указал на собственную голову.
— Ты шутишь, Одиссей?
— Ни в коем случае, ваше высочество, — бесцветным голосом ответил Хильденбрандт. — Просто я позаботился о своей безопасности, теперь без меня уже никто не доберётся до сокровищ.
— Я так и знал, что тебе доверять нельзя, — возмутился герцог. — Однако, думаю, если мы при тебе подвесим на дыбе твою невесту, ты быстро для нас нарисуешь карту. Ну, что ты на это скажешь, Одиссей? — спросил Штайермарк с лукавой улыбкой.
Хильденбрандт остался невозмутим, но в его единственном глазу появился зловещий блеск, и барон ледяным тоном сказал:
— Это кровожадное намерение выше всяческих похвал, однако, если послезавтра до того, как пробьёт восемь склянок, я с баронессой и адмиралом Мертичем не появлюсь на острове Циклопа, то там обязательно появятся турки. Они перевернут весь остров в поисках сокровищ и, хотя вряд ли найдут их без меня, но и вам, ваше высочество, уже никогда не достанутся. Я оставил соответствующее распоряжение своему лейтенанту, который в случае слишком долгого моего отсутствия не замедлит сообщить самому беглербею о спрятанном золоте на острове Циклопа.
— Ты всё предусмотрел, кроме того, что я вообще могу отказаться от этих цехинов, доставшихся вам грабежом, а тебя и баронессу отдать в руки инквизиции, — покрываясь смертельной бледностью от душившего его бешенства, медленно произнёс герцог. Маска дружелюбия слетела с его холёного лица. — Однако я не уверен, что басурмане и в самом деле не найдут сокровищ, времени у них будет более, чем достаточно. Отдавать такие огромные деньги злейшему врагу империи и всего христианского мира — большой грех. Только поэтому, руководствуясь христианским благочестием, я, не взирая на опасности, отправлюсь на остров Циклопа за этими проклятыми сокровищами. Об этом золоте венецианцы не должны даже подозревать, ибо они далеко не такие благочестивые христиане, как мы.
— Я не сомневался в вашем благочестии, ваше высочество, — сказал Хильденбрандт. — А венецианцы — действительно почти еретики, алчность которых не знает границ.
— Однако, именно у них есть подходящие корабли для этой экспедиции, — осторожно заметил патер Лемормен. — Не можем же мы отправиться на остров Циклопа только на одном бриге, отобранном у пиратов. Венецианцы захватили почти весь флот ускоков. И нам, пожалуй, нужны услуги адмирала Боргезе.
— Мы скажем адмиралу, что на острове Циклопа есть гнездо пиратов, — усмехнулся герцог. — Уверен, он не откажется выделить из своего флота несколько боевых кораблей для его разгрома. На этих кораблях отправятся наши мушкетёры, но помимо полка мушкетёров, пожалуй, нужно взять и полк спешенных рейтар графа цу Мансфельда. Личную охрану мне обеспечит граф фон Валленштейн со своими людьми. Думаю, для экспедиции этого будет достаточно.
— Вполне достаточно, — согласился Хильденбрандт.
— Кстати, где твой сорокапушечный фрегат? — неожиданно спросил Лемормен.
— Команда «Энтхена» взбунтовалась, узнав, что я решил сдаться, и больше мне не подчиняется, — с досадой ответил барон. — Я со своим лейтенантом еле успел унести ноги — с доном Родриго шутки плохи.
На этом разговор закончился, хотя патер и остался неудовлетворён ответом корсара.