Дождь все так же идет сплошной серебристой стеной. Поднимаюсь с колен и медленно плетусь к выходу. Подставляю под прохладные капли испачканные руки и кое-как смываю с себя кровь. Порез на ладони немного саднит, я уже успела о нем забыть, в голове звенит гулкая пустота. Все закончилось.

Наклонившись, отрываю кусок ткани почище от и так уже истерзанного подола и, обильно смочив его под дождем, возвращаюсь в пещеру – кожу вокруг разреза нужно протереть от крови и грязи. Саму рану я замотала чистым куском ткани, а жгут ослабила.

Аккуратно очищая плечо, чувствую, что и жар, терзающий тело мужчины, начинает спадать. Организм, видимо, все-таки преодолевает яд и постепенно восстанавливается, а сам раненый тихо посапывает, прикрыв глаза. Сон лечит – так часто говорила моя бабушка, когда у меня что-то болело. Вот пускай лечится, больше я ничем помочь не могу.

Проводя обмотанной влажной тканью ладонью по гладкому плечу, невольно кидаю осторожные взгляды из-под ресниц на дремлющего пациента. Красивый. Даже очень. Темные волосы, четко очерченные скулы, покрытые колючей щетиной, мужественная линия подбородка с едва заметной ямочкой… Разве такие красавчики бывают в настоящей жизни, не в кино? Наверно бывают, раз один из них лежит у моих ног…

Закончив с омовением, присаживаюсь рядом и тоже прикрываю веки. В глаза будто песок насыпали. Сколько же я сама не спала? Может сутки? Или уже больше?

Постепенно туман в голове становится все гуще и гуще, затягивая меня в свои заманчивые глубины. Мне кажется, что я всего лишь на мгновение смыкаю глаза, а в следующую секунду меня резко вырывает из дремы громкий захлебывающийся лай собак.

Пошатываясь, вскакиваю на ноги. Из груди вырывается полувсхлип-полустон. Я совсем забыла о ноге, а она, кажется, за время отдыха распухла еще больше, и теперь я даже ступить на нее не могу. Так и стою, привалившись плечом к стене и поджав под себя больную конечность.

Но больше, чем травма, меня беспокоит этот непрекращающийся заискивающий лай. Слишком громкий. Слишком отчетливый.

Кидаю взгляд на безмятежно спящего мужчину, затем на широкий просвет выхода.

Дождь прекратился. Лес, словно в насмешку, заливают бледно-оранжевые закатные лучи, превращая россыпь капелек на листьях и травах в искристые переливающиеся бусины. Столь мирная картина, и столь же обманчивая. Там, где-то среди всей этой красоты таится тот, кто желает причинить мне вред. И он не отступится, сколько бы я не бегала.

Шорох скатившихся камушков заставляет вздрогнуть. Тихие, едва различимые шаги раздаются совсем рядом с входом. Сама не знаю зачем, хватаю лежащий рядом нож и ковыляю вперед. Возможно я уже заведомо проигравшая сторона, но и сдаваться просто так я не намерена.

До боли стискиваю кинжал в руке, чувствуя, как металлическая ручка впивается в ладонь кромкой вычурной гравировки.

– Ну, здравствуй, Вета, – массивная мужская фигура закрывает собой просвет небольшого входа, кидая длинную тень на пол пещеры. – Ты заставила нас хорошенько за собой побегать. Хитрая добыча. Аппетитная...

Глаза Николая блестят предвкушением и триумфом. Для него это была всего лишь игра, для меня горькая действительность.

Прячу руку с ножом в складках изодранного платья и настороженно замираю. К Николаю присоединяются его прихлебатели – Павел и тот, другой, имя которого я напрочь забыла. А за спиной у этой троицы стоит, низко опустив голову, Сергей и держит на поводке притихших псов. Неужели стыд проснулся? Или совесть замучила? Только, что мне с того? Сейчас, в эту самую минуту, моя жизнь решается.

– Иди сюда, Веточка, – пальцем, словно маленького ребенка, манит меня Николай. – Иди к дяде Коле. Будь послушной малышкой. И я не буду тебя слишком жестоко наказывать…

Покорно делаю шаг вперед, делая вид, что смирилась. Ресницы опущены, глаза смотрят в пол – ты же такой хотел меня видеть? Смотри!

Пальцы на рукоятке кинжала немеют от напряжения.

– Вот так, Веточка. Вот так. Умничка, – приговаривает мужчина, нетерпеливо притопывая ногой. – Не бойся.

Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не выдать свой замысел раньше времени. А, когда до мужчины остается не больше полуметра, и его рука цепко хватает меня за предплечье, резко замахиваюсь ножом, целясь в открытое горло.

Николай, дико вскрикнув, швыряет меня об стену, выбивая оружие из рук. Сильный удар вышибает из груди весь воздух, и с губ срывается громкий стон.

Но еще громче звучит доносящееся из глубины пещеры яростное рычание. Пугающее. Жуткое. И явно принадлежащее дикому зверю.

Волна дикого животного ужаса прокатывается по телу. Я застываю, охваченная страхом, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди. А из темноты доселе укромного и безопасного убежища медленно появляется огромный черный волк. Его глаза горят, словно ярко-красные угольки, пылая обжигающим потусторонним светом. Но и я сама не в силах отвести от него взгляд. Он словно гипнотизирует меня, подавляет волю, выкручивает сознание. Огонь его очей, прожигает мою душу насквозь, будто ставит на ней клеймо, невидимый отпечаток, жар которого я чувствую глубоко в сердце.

Только вот где-то там лежит совершенно беспомощный несчастный мужчина, который точно не может защититься от хищника, и я неимоверным усилием разрываю эту странную связь между мной и зверем, который все так же продолжает буравить меня нечитаемым взором, пугая и завораживая одновременно.

Пристально до рези в глазах всматриваюсь в конец пещеры, где еще каких-нибудь минут десять назад безмятежно спал мой пациент, но на полу никого нет. Лишь валяются окровавленные тряпки и порванная некогда белая рубашка. Мой взгляд испуганно мечется по небольшому пространству убежища в поисках больного и не находит его. Совсем. Даже мертвого изувеченного волком тела, коим он мне на миг представился в мыслях. Куда же он подевался? И откуда появился волк?

По позвоночнику пробегают мурашки. И, внезапно, приходит четкое осознание, заставившее волосы на загривке встать дыбом, – это не просто волк.

– Вета, – испуганно хрипит где-то рядом Николай. – Осторожно иди к нам, и не провоцируй его. Я знаю, что делать.

Вздрагиваю, слыша ненавистный голос, и остаюсь стоять на месте. Еще не известно кто из них опаснее.

Животное, одарив  меня напоследок странным взглядом, поворачивается к моим обидчикам и задирает верхнюю губу, показывая длинные острые клыки. Из его горла снова звучит глухое, угрожающее рычание.

Собаки, сорвав поводки, с диким визгом кидаются врассыпную, свалив Сергея на землю. Он, тихо скуля, тоже старается побыстрее ретироваться, отползая под защиту окружающих пещеру кустов.

Николай и его приспешники, чуть струхнув, синхронно делают шаг назад, но в руках одного из них – того, кого я не знаю, как звать – появляется пистолет. Звучит оглушающий выстрел и злобный раздраженный рык. А затем животное делает размашистый прыжок. И я слышу, как кто-то надрывно кричит.

Что происходит дальше мне совершенно не видно, сознание накрывает спасительная, мягкая, словно фланель, темнота. Я медленно оседаю на пол, чувствуя слабость во всем теле, и впервые в жизни падаю в обморок.

– Что же ты наделала, глупая? – словно сквозь вату доносится до меня знакомый голос.

Медленно приподнимаю ресницы и вижу перед собой лицо спасенного мной мужчины. Значит, он не пропал?

– Теперь нашу связь не в силах разорвать даже боги, – недовольно хмурит брови он.

Я хочу сказать что-то в ответ, возразить, возмутится, но слабость теплой волной разливается по всему телу, а онемевшие губы не желают слушаться. Голова становится тяжелой, неподъемной и безвольно запрокидывается назад. Я еще успеваю почувствовать под своими лопатками и коленями, обжигающе горячие руки, которые настолько легко подхватывают меня с земли, словно я вешу не больше перышка, а затем будто проваливаюсь в глубокий омут.