Почему, почему мне никто не говорил, что бегать это так приятно, что убегать бывает весело, особенно, когда ты маленькая и хитрая, а большие и умные все равно не способны тебя найти. Это игра. Жизнь игра. А играть порой забавно.

Сажусь под кустом, склоняясь почти к самой земле. От нее пахнет теплом и влагой. Я хочу тут же упасть и кататься по ней, как в детстве, заливаясь от смеха, кувыркаясь, как котенок. Но нельзя. Пока нельзя. Сейчас мимо пройдет Финн, и тогда будет можно, а пока нужно сидеть тихо и не высовываться. У оборотней отличный нюх, но и я могу кое-что сделать, чтобы сбить свой запах.

Высокий светловолосый воин становится аккурат возле меня и шумно дышит, прислушиваясь и принюхиваясь. Смех щекочет горло, и я едва сдерживаюсь, чтоб не выдать себя.

– Фройляйн Цветана! Вы здесь? – тихо зовет мужчина, но, немного постояв и так и не дождавшись ответа, бредет вперед, а я, сорвавшись с места, бегу в другую сторону. Там, притягивая запахом прохладной воды, распустившихся кувшинок, нагретых за день пышных водорослей, блестит в лунном свете озеро. И я безумно хочу к нему.

С размаху вылетаю на поляну и, не замедляя бег, бросаюсь в прохладные воды. Громкий всплеск прокатывается притихшим садом, смех замирает на губах, а с глаз мгновенно спадает пелена.

Темнота распахивает свою злобную голодную пасть, обступая меня со всех сторон. Вода кажется опасной, смолянистой и густой. Испуганно барахтаюсь на ее поверхности, словно сломанная кукла. Ноги совершенно не ощущают под собой дна, и паника накрывает меня с головой. Кажется, что там, в глубине, невидимые руки холодными пальцами обхватывают мои лодыжки, тянут вниз. В рот заливается вода, и на секунду я оказываюсь полностью погруженная в прохладные воды пруда, но спустя мгновенье все-таки выныриваю на поверхность. Каждая попытка крикнуть, оканчивается новой порцией жидкости во рту. Делая неуклюжие шлепки ладонями по тихой глади пруда, и несуразные махи ногами, кое-как выбираюсь на берег и обхватываю себя руками, откашливаясь и отфыркиваясь. Что это было? Мокрые волосы покрывалом укутывают тело, холодя кожу, заставляя дрожать не только от пережитого потрясения, но и от ночной прохлады.

– Фройляйн Цветана! – на поляну выбегает Рикерт. – Что с вами?

Поднимаю на него взгляд и тут же краснею, понимая, что полностью обнаженная. Стражник отводит взгляд и, скинув с себя плащ, заворачивает меня в теплую ткань.

– Н-н-не знаю, – стучу я зубами от холода. Засыпала я в своей постели, а проснулась посреди озера! Что со мной было? Я лунатик? – М-м-может ходила во сне?

Закусив губу, жалобно смотрю на мужчину. Он приобняв меня за плечи, увлекает в сторону замка, а, когда я тихо вскрикиваю, оттого, что наступаю на какой-то острый камешек, и вовсе подхватывает на руки.

– Может, и ходили, – соглашается он. – Только как вы прошли незаметно сквозь закрытые двери, фройляйн, – хмурится Рикерт.

– Незаметно. Сквозь закрытые двери? – изумленно поднимаю брови.

– Мы с Финном ни на минуту не отлучались. Но вы не покидали покои, фройляйн. По крайней мере, через дверь, – мрачно смотрит мне в глаза стражник.

Задумавшись, я не замечаю, как мы оказываемся перед входом в мои комнаты, и Рикерт, чтоб занести меня внутрь, резко толкает дверь ногой.

В гостиной на софе у стены уже сидит доктор Дитрих, нервно сжимая в руках свой саквояжик. А Рейнхард, стоящий возле окна, вскидывает на нас мрачный взгляд. В два шага он преодолевает расстояние между нами и буквально вырывает меня из рук стражника. Затем, усевшись возле лекаря, аккуратно располагает мою тушку у себя на коленях и настолько сильно сжимает в объятиях, что из моей груди вырывается сдавленный писк. Хватка немного ослабевает, а мужская рука уже тянется, чтобы распутать рулетик, коим я сейчас являюсь, по уши завернутая в плащ Рикета. Этот самый плащ почему-то очень волнует герра канцлера. Он недовольно морщит нос, принюхиваясь ко мне, и настойчиво тянет за край одеяния. Я судорожно вцепляюсь похолодевшими пальцами в кромку одежды и заливаюсь краской от макушки и до самых пальцев на ногах.

– Нет! – с губ срывается испуганный возглас.

Сама мысль о том, что я сейчас предстану перед всеми, в чем мать родила, приводит в ужас. Даже то, что Рейнхард меня уже такой видел, а врачу, этому глубоко пожилому тщедушному мужчине уже лет так с тридцать все равно, не успокаивает.

– Да! – рычит мне в ухо Рейнхард, продолжая творить свое непотребство.

Куда мне справится с таким напором?

– Пожалуйста, не трогайте, – еще крепче вцепляюсь в начинающую трещать ткань, как будто я могу противостоять этому упрямому носорогу.

Глаза мужчины наливаются гневом, по-моему, он даже начинает скрежетать зубами.

– Не надо, я… я… – от страха начинаю немного заикаться, стесняясь объяснить причину, по которой я так вцепилась в эту вещь.

– Вета! – рык становится громче.

Он решительно  не понимает, что со мной. А у меня словно язык прилипает к небу.

– Я голая там, – отчаянно всхлипываю, закрывая лицо ладонями, и сдаюсь на милость победителя.

– Голая, – хрипит мужчина, сразу перестав дергать край плаща. И что-то такое сквозит в его голосе, что заставляет меня изумленно вскинуть на него взгляд.

– Да, – тихо отвечаю, прижимая ладони к пылающим щекам, пока он тщательно закутывает меня обратно

– Полностью? – скептически уточняет канцлер, не отрываясь от своего дела

– А что бывает иначе? – ехидничаю, вконец осмелев. Бояться и трястись уже порядком надоело, как и чувствовать себя куклой в мужских руках.

– Дитрих, мы на минуту, – бросает Рейнхард, даже ухом не ведя в ответ на мою колкость, и скрывается со мной на руках в моей спальне. Там он, усадив меня на постель и безошибочно найдя в кресле кинутый мной халат, брезгливо сдергивает с меня чужой плащ и переодевает в более подходящую на его взгляд одежду. Затем, крепко обняв, утыкается носом мне прямо в шею и делает глубокий облегченный вдох.

– Так намного лучше, – заявляет этот деспот, и я чувствую, как его губы шевелятся, произнося эти слова. По коже пробегают мурашки, вновь пробуждая забытое чувство тяжести внизу живота. – Теперь можно и к Дитриху.

Старенький лекарь, скрупулезно меня осмотрев, снимает запотевшее пенсне, тщательно вытирает его белоснежным кружевным платочком и, водворяя прибор обратно на нос, удрученно разводит руками.

– Я не знаю, что с фройляйн Цветаной. Ее окружает странная, незнакомая мне магия, но источник этой магии я не вижу, – вздыхает Дитрих.

– Но как она тогда выбралась, – вскакивает на ноги герр канцлер и принимается мерить шагами комнату. – Такое может повториться?

Лекарь еще раз окидывает меня придирчивым взглядом и неуверенно произносит:

– Такую возможность я бы не исключал…

Я, вжавшись в угол софы и поджав под себя ноги, с непонятным чувством злорадства смотрю на этих мужчин, во всю обсуждающих мое благополучие. Ну-ну… В душе скребется странное удовлетворение оттого, что они, такие умные и сильные, не могут найти причину моей ночной прогулки.

– Может, Вета... оборотень? – внезапно останавливается посреди комнаты Рейнхард и принимается буравить меня колючим взглядом. – Кто твои родители?

– Обычные люди! – вскидываю подбородок, не в силах скрыть в глазах отчаянный вызов. А ну-ка, разберитесь, что со мной, герр канцлер!

– Нет, звериной сущности я не чувствую в организме фройляйн Цветаны, – качает головой Дитрих. – Она на сто процентов человек. Возможно, ее заколдовали, наслали проклятие или спутали заговором...

Мужчины многозначительно переглядываются, и Рейнхард внезапно выдает.

– Значит, следующую ночь я проведу тут!

Рейнхард

По правде говоря я и сам от нее не чувствовал присущую всем оборотням звериную энергетику. Я, Доннар побери, ничего от нее не чувствовал! Ничего, кроме запаха этого Рикета. В первый момент, когда увидел, как стражник сжимает в своих медвежьих объятьях мою девочку, хотелось размазать его по стенке. В ту же секунду. Моментально. Я даже ощутил, как невольно удлиняются ногти на сжатых в кулаки руках, разрезая кожу на ладонях.