– Вета-Вета, – продолжает меня удерживать на руках мужчина, почесывая за ушком. Я изо всех сил стараюсь сохранить ясность мысли и не впасть в розовый туман умиротворения, которое растекается сладкой волной по телу. – Может, уже станешь обратно человеком? Так будет гораздо удобнее разговаривать, как считаешь? – посмеивается Рейн, пристально заглядывая мне в глаза.

А я как подумаю, что сейчас буду щеголять перед ним, в чем мать родила, так в жар и кидает. Среди нас достаточно и одного нудиста.

Словно прочитав мои мысли, канцлер тихо фыркает себе под нос, усаживает меня на широкую, устланную ярким стеганым одеялом кровать и демонстративно отворачивается.

– Подсматривать не буду, обещаю! – заявляет он, показательно буравя взглядом противоположную стену. Хоть бы прикрылся, бесстыдник…

Торопливо превращаюсь в человека, пока этот наглец не передумал, и тут же закутываюсь в покрывало.

– Тебе тоже не мешало бы одеться, – хрипло говорю, старательно отводя взгляд. Щеки так и пылают огнем, а по телу пробегают колючие мурашки.

Мужчина поворачивается, иронично вздергивает бровь и, окинув меня нечитаемым взглядом, невозмутимо вытаскивает из-под меня простынь, которой была застелена кровать. Затем принимается медленно обворачивать ею бедра, внимательно следя за моей реакцией.

– Так лучше? – продолжает издеваться несносный канцлер, демонстрируя новообретенную набедренную повязку, и присаживается рядом на постель.

– Намного, – ворчу, продолжая пялиться в пол.

Близость обнаженного мужского тела действует на меня как-то слишком сильно. Раньше я никогда за собой подобной слабости не замечала. Что я мало мужчин видела? Пускай, не голых, пускай, в плавках... на пляже... но все же. Нужно с этим наваждением что-то делать и побыстрее, а то чувствую – мои мозги скоро превратятся в розовый клубничный кисель и совершенно перестанут соображать. А этого допустить уж никак нельзя. Мне еще защищать свои поступки придется, и лучше, когда при этом я буду использовать трезвые и взвешенные аргументы, а не мычать что-то нечленораздельное, как зомби безмозглый.

Поднимаю взор, все равно старательно избегая того участка его тела, которое теперь, к счастью, задрапировано белой тканью, и твердо смотрю ему в лицо.

– Вы тоже виноваты! – выпаливаю прежде, чем успеваю подумать. Слова о наказании вертятся в голове, одновременно пугая и отчего-то будоража сознание.

– Да неужели?! – в глазах Рейнхарда плещется изумление. Пожалуй, мне таки удалось застать его врасплох. – Позволь спросить, каким это я образом умудрился провиниться? – губы мужчины сжимаются в линию, а глаза сверкают разгорающимся недовольством. – Я тебя обеспечил всем, что только можно пожелать. Главное – сиди и не рыпайся, пока я не решу все проблемы. На кой черт, Доннар бы тебя побрал, ты удумала сбегать? Еще и скрыла, что перевертыш?

Гнев мужчины разгорается. Он резко поднимается и начинает нервно вышагивать по комнате, ворча себе под нос, что-то о моей легкомысленности и неразумности.

– Ах, так! – мгновенно вскипаю и тоже вскакиваю, прижимая к груди край покрывала. – А объяснить вы не побывали? Мол, сиди, Ветка, под замком и носа не показывай, ибо тебя тут парочка сумасшедших оборотней слегка растерзать хотят. Забава у них, видимо, такая. Я бы не сбегала тогда!

– Свежо предание, да верится с трудом… – рычит канцлер. – Раз моей просьбы тебе было не достаточно, то и аргументы мои бы не подействовали!

Я тоже рычу, только тихо, про себя.

– Вы ведь знаете, почему они на меня охотятся? – внезапная догадка, заставляет замереть. Меня словно окатывает ледяной водой, и дыхание замирает в груди. – Это из-за вас они на меня напали? Из-за вас мне теперь нельзя домой? – продолжаю я, видя, как произнесенные мной слова еще больше распаляют герра канцлера, и понимаю, что попала точно в цель. – И какая же у меня роль в вашей жизни? Просветите меня, убогую, вдруг пойму! – припоминаю их спор с Дитрихом и повторяю слова старенького доктора.

– Ты думаешь, после всего, что ты натворила, я тебе возьму и просто так расскажу? – цедит сквозь зубы мужчина, подходя вплотную ко мне. – Цветана, ты предала меня, обманула и удрала!

Его громадные кулаки сжимаются до побелевших костяшек. Я, конечно, не думаю, что он может на меня замахнуться, но все равно становится как-то не по себе. Особенно, когда он внезапно хватает меня за плечи. Я снова вспоминаю о наказании, и нервно сглатываю. Руки начинают дрожать от страха, кончик покрывала выскальзывает из ослабевших пальцев и открывает часть груди. Взгляд Рейна тут же падает на обнаженный участок моего тела. Я слышу, как учащается его дыхание, а ладони на моих плечах стискиваются сильнее.

– Вета! – хрипло шепчет он.

Краснея, как маков цвет, подхватываю ускользнувшую ткань и кое-как прикрываюсь.

А когда поднимаю голову, его губы накрывают мои в голодном, обжигающем поцелуе.

Тело накрывает жаркой волной, словно горячей тягучей лавой, затягивает в водоворот сладкого томления. Тихо всхлипываю и прижимаюсь теснее к Рейнхарду, зарываясь пальцами в его волосы. Я еще никогда и ни с кем такого не чувствовала, чтоб вот так, потеряв голову, откинув все сомнения, забыв о разногласиях погрузиться в омут ослепляющей страсти. Я хочу, чтоб это длилось вечно, чтоб его губы терзали мои, ласкали, покусывали, дарили наслаждение, но зажатое между нами покрывало, начинает медленно скользить вниз, оголяя тело. Кожа тут же покрывается мурашками, чувствуя прохладу воздуха, и это приводит меня в сознание.

Кое-как собравшись с силами, отрываюсь от Рейна и подхватываю край своей накидки.

– Остановитесь, – прошу я, не узнавая свой голос. Он звучит томно и слегка хрипло. А еще совсем неуверенно. Будто слова, слетевшие с моих губ лишь формальность и дань приличиям, а на самом деле я вовсе не хочу, чтобы прекращалось это безумие.

Рейн глубоко и шумно дышит, прожигая меня темнеющим взглядом, и отступает на шаг.

– Ты права, – соглашается мужчина. И в моем сердце эхом отдается сожаление. Как легко он обуздал себя и отказался от моих поцелуев. Мог бы для приличия и посопротивляться. Но, видимо, Кларисса целовала его гораздо лучше, чем я, имея обширную базу знаний и многолетний опыт.

Старательно отвожу взгляд, чтобы он не смог прочесть в нем острую обиду и горечь.

– Нам необходимо взять себя в руки и поговорить, – убежденно добавляет канцлер. Его рука проходится по волосам, взъерошивая их на макушке.

Чтобы как-то отвлечься, принимаюсь оглядываться по сторонам, прикидывая, куда мы попали. Комната удивляет своей простотой и уютом. А еще непохожестью на королевские палаты, и мне тут же становится спокойно, словно я, наконец, оказалась дома.

Деревянные стены, высокий торшер возле кровати, непритязательная добротная мебель. В них нет и намека на богатство и роскошь, лишь качество и удобство. Такой домик вполне мог принадлежать простому жителю,  а не канцлеру огромного королевства.

– Где мы? – удивленно спрашиваю.

– В моем охотничьем доме… Тут нас никто не побеспокоит. И, к твоему сведенью, – криво улыбается оборотень. – Если ты в данный момент прикидываешь способ еще раз сбежать, то вынужден предупредить – здесь на много миль вокруг нет ни души.

Вспыхиваю от возмущения, тут же желая доказать, что ни о чем подобном и не помышляла. Но увидев ехидный оскал оборотня, понимаю, что герр канцлер только этого и ждет, и с удовольствием полюбуется на то, как я в гневе буду сотрясать воздух и убеждать его в обратном. Посему цепляюсь совсем за другую фразу, которая меня немного удивляет.

– В твоем? – изумленно переспрашиваю, еще раз оглядывая более чем скромную обстановку.

– Я не всегда был канцлером, – улыбается Рейнхард, на этот раз вполне искренне. – Покой и уединение нужны даже сильным мира сего. Хотя, признаюсь честно, я не был в этом доме ужу много лет… Все времени как-то не хватало…