— Много и не надо, — сухо ответила госпожа Лайне. — Назовите цену.

— Оправа, конечно, простовата, — принялся рассуждать ювелир. — Немного помялась, но я поправлю, тут начищу, там отшлифую. А вот камень хорош, хоть и полудрагоценный. Глубокий насыщенный цвет, сейчас такие редкость, — удовлетворенно крякнул он. — Три золотых.

— Идет, — согласилась хозяйка. — Правда, деньги мне не нужны, шив Абдель, — остановила она его, видя, что тот снова полез под прилавок. — Я бы хотела обменять.

— На иго?

— Лунный камень. Есть?

Ювелир подправил халат, перекинул хвост за спину.

— Поищем.

У Калена перехватило дух, когда он принялся выдвигать ящики шкафа, вываливая перед ними их содержимое. Камни, всех возможных размеров и цветов, ограненные и нет, появлялись на прилавке, придирчиво перебирались пухлыми руками ювелира, убирались обратно в шкаф.

От такого разнообразия у Калена закружилась голова, и он слегка пошатнулся, что, как обычно, не укрылось от хозяйки.

— Тебе снова не по себе, Кален?

— Тут как бы… душно, госпожа. И воняет.

— Это благовония, невежественный отрок! — возмутился ювелир, кладя перед ними невзрачный мутный белый камень.

— Не самый лучший экземпляр, но другого нет, шива Лайне. Берете?

— Берем.

Торговец плюнул на ладонь и протянул ее хозяйке. Та, в свою очередь, сделала то же, и ладони сцепились в рукопожатии.

Вернувшись в усадьбу, госпожа нацепила камень на шнурок, всучила Калену, велела носить и никогда не снимать.

***

— Носи и никогда не снимай.

Терри раскрыл ладонь, на которой лежало кольцо — аметист в серебряной оправе.

— Фамильная драгоценность? — прищурилась Гведолин.

— Прихватил из дома, когда убегал. Знаешь, все-таки хорошо, что мы тогда вернулись за книгой, и я забрал сумку — кольцо было вшито в подкладку. Сгорело бы…

Гведолин нахмурилась. Не заметила, как начинает расплетать только что заплетенную косу.

— Хочешь сказать, не догадался надеть его мне на палец в ту самую ночь? Можно было бы избежать дополнительных расспросов. — Она вздохнула. — Хотя рано или поздно я все равно узнала бы.

— И лишить тебя удовольствия поупражняться в метании тазиков, кувшинов и этих…

— Горшков с цветами?

— Именно! Но если серьезно, Гвен, ты же помнишь — я так растерялся, что забыл о кольце. Даже в голову не пришло.

— Носить и… все?

— Не совсем. — Терри опустился на пол возле ее ног. — Давай поженимся.

Резким жестом откинув назад полу рас плетенную косу, Гведолин настороженно взглянула на него.

— Серьезно? Когда?

— Ну, не завтра. Нас ищут, Гвен. Думаешь, они успокоятся? Нужно как можно быстрее добраться до Крыменя. Шеб пристроит нас на бриг, на котором служит.

Уедем из страны на какое-то время.

— Уедем? — ужаснулась Гведолин. — Куда?

Терри пожал плечами.

— Наверное, в Лапирию. Они чаще всего возят туда грузы. Там, конечно, холодно, но живут же люди…

— Ладно, — вдруг согласилась она. Отобрала кольцо, нанизала на узкую ленту, которую собралась вплести в косу. Завязала концы узлом, надела ленту на шею, спрятав кольцо под платьем. — Надену, когда поженимся.

Видя, что Террины брови поползли к переносице, добавила:

— Сам подумай, кольцо привлечет к нам лишнее внимание. Оно, конечно, не роскошное, но явно не украшение для дочери аптекаря.

— Даже для девушки, которая стоит двести золотых? — подначил он.

— Даже для такой, — улыбнулась Гведолин. — Хм… напомни, во сколько оценили тебя?

— Почти в два раза меньше.

— Видишь! И кто здесь главный? — шутливо набросила она на Терри.

— Ты, разумеется, ты! — потешно согласился он, вставая с колен и окидывая ее обожающим взглядом.

Гведолин тоже встала.

— У тебя такие голодные глаза, словно, клянусь Водой, ты меня сейчас съешь!

— Ужасно хочу есть, если честно, — подтвердил Терри, разворачивая ее к себе спиной и помогая вплести в косу ленту. — Вчера так ныла челюсть, жевать было просто невозможно. Пойдем на кухню, вдруг тебя вознаградят за вчерашние труды еще и завтраком? А после поднимемся обратно. Я бы и от десерта не отказался.

От последних слов Гведолин вспыхнула, как головешки в камине.

— Терри!

— Что? — невинно поинтересовался он.

— Не стоит злоупотреблять гостеприимством хозяев. К тому же, мне надо еще раз осмотреть Бри, проверить, правильно ли Плана приготовила настойку.

— Так чего мы ждем? — он нетерпеливо взял ее за руку, потащил к двери. — Идем скорее.

***

Нож влетел точно в березовый ствол. Ровно над ним врезался второй, над вторым — третий.

— Ух ты, — Гведолин захлопала в ладоши. — Где ты научился?

Терри подошел к березе, с усилием раскачал и вынул ножи.

— Я сын мясника, забыла? Каждое лето я проводил на нашей загородной ферме, пока родители трудились в лавке в городе. — Он кивнул Гведолин, предлагая продолжить путь. У нас было большое хозяйство. Огромное стадо коров, несколько быков-производителей, лошади, свиньи, козы, овцы. За хозяйством нужно было следить. Отец хотел, чтобы я научился со всем этим управляться. Наравне с деревенскими мальчишками я скакал без седла, с рассветом выгонял в поле коров. Научился доить коз, стричь овец. Кормить, пасти, резать. Снова и снова, изо дня в день одно и то же. А вечером я садился за книги. И засыпал, уронив голову на раскрытые страницы.

— Не самое худшее детство, — заметила Гведолин. — Чудесное, я бы сказала. Нам же приходилось прясть от заката до рассвета. И никто не разрешал нам гулять…

Бодро обходя огромную лужу, в которой отражались клочковатые облака, Терри продолжил:

— Я не жалуюсь, наоборот. Мне нравилось на ферме. Было еще кое-что, что я любил почти так же, как книги. Метать ножи. Вечером мальчишки собирались возле сарая, с задней стороны которого были свалены старые дырявые винные бочки с ржавыми ободами. Из них мы устраивали себе мишень. У каждого из нас был ножик, который полагалось затачивать собственноручно. Мы метали ножи в податливую древесину и, казалось, это занятие никогда не сможет нам надоесть. Иногда даже устраивали соревнования. Так я научился бросать ножи с места, с разворота и даже в прыжке.

— Я видела.

— Когда? — удивился он.

— В доме у вдовы.

— Ах, там… я и забыл.

Он вдел один нож в ножны у пояса, остальные убрал в сумку.

— Но все-таки не стоило их брать.

Терри поморщился.

— Гвен, сколько можно! Хозяин подарил от чистого сердца!

— Ведь это не просто кухонные ножи, Терри.

— Знаю, — кивнул он. — Это отличные клинки прославленного кузнеца-лимнца Садула, на ручке даже гравировка имеется. Настоящее оружие.

— И дорогое.

Пожав плечами, Терри пнул попавшийся под ногу камень.

— Ясно дело. — Но ты, вообще-то, спасла жизнь дочери хозяина трактира! За такое и клинками расплатиться не жалко. Уж не знаю, где он их раздобыл, но они явно были ему дороги, раз до сих пор не продал. А ведь мог бы выручить за них немало денег.

— И деньги брать не надо было, — настойчиво продолжала Гведолин, забегая вперед и пытаясь заглянуть ему в лицо. — Зачем ты взял? Да еще так много! Ты же видел — трактир обставлен бедно, хозяева сами едва концы с концами сводят.

— Гвен, хватит уже, — почти зло осадил ее Терри. — Третий раз за день, я больше не в силах выслушивать твое нытье. Чего ты хотела? Чтобы мы отказались от подарков? Да мы же совсем нищие, забыла? У них-то хоть крыша над головой имеется и какой-никакой доход. А у нас? Я на кружку молока тебе еле наскреб,

Гвен! А теперь у нас есть деньги, так что добраться до Крыменя будет не трудно. Видишь, как удачно сложились для нас обстоятельства…

Гведолин недовольно пихнула его локтем в бок, чуть не столкнув с тропинки.

— Это болезнь ребенка ты считаешь удачным обстоятельством?

— Конечно. Ты нашла, куда применить свои знания, они нашли тебя — отличную целительницу, ребенок получил помощь, мы — деньги. Все счастливы! Разве не так, Гвен?