Рассказывал он занимательно и сдержанно, его было приятно слушать, и я чувствовала, что чуточку нравлюсь ему, и чуточку — совсем немного — кокетничала. Петр Иваныч ухмылялся, поглядывая на нас.

Из кухни мужчины направились в комнату Петра Иваныча покурить и поговорить на свободе о высоких материях, я осталась на кухне домыть посуду. Я стояла у раковины, что-то мурлыкала себе под нос, когда зазвонил телефон.

Я не успела к телефону, трубку снял Максим.

— Вы ошиблись, — сказал он. — Здесь такой не живет.

— Кого спрашивают? — поинтересовалась я.

— Какого-то Борисова.

— Борисова?

— Да, утверждают, что это его телефон.

— Борисова, значит… Петр Иваныч, может, это вас?

— Я же не Борисов.

— Кто вас знает. Может, вы бывший граф и когда-то носили двойную фамилию — Бухов-Борисов. А может, вы скрываетесь от алиментов и сменили фамилию.

Шутка не получилась.

Я вернулась на кухню, домывать стаканы, но петь перестала. Я была уже на работе… Звонок мифическому Борисову означал, что меня ждут в «доме под часами».

Максиму нужно было ехать на автобусе в Ордынку — районный центр, в сотне километров от Новосибирска, где он жил вместе с сестрой и своей трехлетней дочерью. Я вызвалась проводить его до троллейбуса. Подождала, когда он уехал. Пропустила еще несколько троллейбусов и уже потом поехала сама.

Дверь открыл Борис Борисович. Плащ и фуражка полковника Приходько уже висели на вешалке.

— Ага, вот и наш Шерлок Холмс, — улыбнулся полковник. — Соскучились, поди, по нас.

— Соскучилась.

— Вот и мы тоже. Уезжали тут на днях с Борисом Борисовичем. В Среднюю Азию. По маку пришлось работать.

— По маку?… Ах, опиум! — догадалась я.

— Он самый.

— Интересно было?

— Давненько с такими пакостными людишками дела не имел. Борису Борисовичу костюм там попортили.

— Стреляли?

— Нет, ножом. Пришлось новый костюм в починку отдавать.

— А Бориса Борисовича?

— Ему ничего — обошлось.

— Закончили все?

— Нет. Следствие идет. Еще съездить придется.

Борис Борисович уже нес свой подносик. Мне было не до чая, хотелось начать свой рассказ, и полковник Приходько это заметил.

— Вижу, что у вас новости есть, Евгения Сергеевна. Жду их с нетерпением. Рассказывайте.

Свое сообщение я продумала заранее и постаралась, чтобы оно было обстоятельным и кратким. Совмещать два столь трудносовместимых свойства не просто, но в школе милиции этому уделяли серьезное внимание.

Я изложила только факты, избегая своих выводов.

На это у меня были уважительные причины.

Когда-то преподаватель школы милиции подполковник Свиридов, анализируя одну из моих учебных инспекторских работ, сказал, что в выводах у меня слишком много интуитивного домысла. Действительно, мне частенько не хватало терпения скрупулезно разыскивать факты и складывать из них, как из кирпичиков, фундамент для обобщающего вывода. Частенько я сооружала этот фундамент, руководствуясь одной интуицией, одним махом… и подчас он оказывался из песка. Некоторые мои однокурсники, с которыми я должна была выполнять учебные задания, даже заявляли, что со мной трудно работать. В таких случаях подполковник Свиридов, не говоря лишних слов, передавал мое дело другому партнеру, чаще всего курсанту Аксенову, уже имевшему опыт практической работы в должности следователя.

— Он фантастику любит почитывать. Думаю, с ним вы найдете общий язык.

Не хочу сказать, что наши дела с Аксеновым всегда заканчивались блестяще, но нам иной раз удавалось разгадать весьма запутанные головоломки.

Я не была уверена, что полковник Приходько любит фантастику. Поэтому только изложила замеченные мною факты и сообщила о подозрительной фактуре; записав номер фактуры и другие данные, я передала листок полковнику.

За время моего доклада он не сказал ни слова. Он не переспрашивал меня, не помогал подсказками, когда я останавливалась, подыскивая точное выражение. Он только утвердительно покачивал головой, и мне трудно было судить, где он доволен мною, а где нет.

Постукав ребром блокнота по столу, он повернулся к Борису Борисовичу:

— Что ты скажешь?

— Толково сработано.

— Да, с умом сработано! — подтвердил полковник. — Вы молодец, Евгения Сергеевна. Даже удивили меня своими успехами.

Смешавшись от неожиданной похвалы, я покраснела, но этого, кажется, никто не заметил — полковник Приходько тут же перевел разговор на деловые подробности.

— Давайте вместе попробуем сделать одно предположение по поводу такого, вроде бы мелкого, факта, что замначальника Торга Королёв пришел к своей подчиненной Аллаховой на склад в старом пальто, а ушел в новом. Конечно, он мог за пальто это там же и уплатить, хотя и знал, что так делать не полагается, А вот если он за это пальто вообще не заплатил? Как вы думаете, Евгения Сергеевна? Это просто интуитивное предположение, которое ни один следователь не занесет в свой протокол.

— Можно думать, что не заплатил.

— Вот именно: можно думать, что не заплатил. Наводящие обстоятельства: вино, выпивка и прочее. Значит, он рассчитывал, что Аллахова сумеет свести концы с концами, не будет же она платить из своего кармана. В таком случае, он знает, что такое Аллахова. Выражаясь языком наших следовательских протоколов, вступил с нею в преступную связь. Тогда понятно, почему до сих пор ничего подозрительного на Главном складе не обнаружили.

— Ревизии назначает Королёв?

— Конечно. И ревизии, и ревизоров. И всегда может Аллахову предупредить. Ревизия, о которой знают, обычно ничего не находит. А Королёву верят — бывший фронтовик, и все такое. За его спиной Аллахова — как за щитом. Уж коли мы предположениями занялись, продолжим их дальше. Чем его Аллахова расположить могла? Неужели деньгами?

Я колебалась секунду. Но я же была на работе…

— Шерше ля фам.

— Так. Значит, ищите женщину

Подозревать лично Аллахову я не решалась, все же у нее был молодой муж. Рассказала о ее бронзово-рыжей заместительнице.

Полковник сильно потер подбородок ладонью.

— Да… Боевой офицер. Ранение имеет… А вот — шерше ля фам…

Он сердито двинул по столу стакан. Мне показалось, что он недоволен мною, моими, прямо говоря, унизительными для Королёва предположениями. Но что поделать, если они были. Мне вовсе не хотелось заводить такой разговор.

Полковник Приходько меня понял.

— Только не подумайте, Евгения Сергеевна, что мне чем-то не понравились ваши рассуждения. Вы еще и смелая женщина, скажу вам это без комплиментов, да-да! Вот ты, Борис Борисович, давно знаешь Королёва, вместе работали когда-то. Можно подумать о нем такое?

— Можно, — кивнул Борис Борисович.

— Вот видите, Евгения Сергеевна. Можно! Так что не переживайте, никого вы здесь не обидели. А ей-богу, как было б хорошо, если бы вы оказались не правы… Ладно. Хватит нам предположений, перейдем, как говорят, к фактам, — полковник Приходько развернул блокнот, в котором делал записи по ходу моего рассказа. — Согласен, фактура весьма подозрительная. Что ж, теперь будем ждать, где эта фактура появится. Жаль, что получатель не указан, однако номер есть, товар известен — найдем, думаю. Это уже наша забота, Евгения Сергеевна. Лишь бы только она где-нибудь да появилась, эта фактура. Может быть, за нее мы и потянем. Значит, говорите, Бессонова отказалась подписать?… Жаль девчонку, конечно. Догадалась бы сама к нам прийти.

— Не придет, побоится.

— Но рассказывать будет?

— Рассказывать, думаю, будет.

— И то хорошо. Теперь, Евгения Сергеевна, откройте нам свои производственные секреты. То, что вы порядочных людей, к себе располагаете, — я понимаю. А вот как вы с этой компанией сблизиться могли?

По тону вопроса можно было понять, что полковник Приходько задал его не только в интересах дела, но и просто из участия ко мне. Я рассказала про свой метод «непорядочного» поведения.