— Об этом вы не беспокойтесь. Наши люди сами вас разыщут, когда будет нужно. И если вас назовут Громом, надеюсь, вы поймете, что это мы решили вас потревожить.

Полковник поднялся, надел шинель, натянул перчатки.

— Товарищ комбриг, — обратился ко мне Соколов. — Разрешите запрячь в сани лошадь и вывезти полковника к дороге.

Я разрешил. Теперь уже не имело серьезного значения, правду ли говорил польский полковник, или он был тщательно подготовленным агентом Ламмердинга. Имело значение то, что штандартенфюреру известно наше местонахождение.

Необходимо было принимать срочные меры.

Я немедленно распорядился вызвать ко мне всех командиров боевых групп и отрядов, находившихся в этом районе. Они получили приказ тотчас же сниматься и уходить в другое место, которое мы всегда имели в резерве и где заранее все было оборудовано. Мобильность — это то, что нас выручало не раз, делало и вправду неуловимыми.

Конечно, такой человек, как Марчковский, если ему поверить, был нам крайне нужен. Он мог стать одним из звеньев цепочки, которую мы уже начинали ковать, надеясь заполучить оперативные планы фронта…

Но следовало еще и еще раз проверить полковника, прежде чем довериться ему.

Вначале было решено проверить полученные от него данные о Кохе…

Трое гестаповцев на мотоциклах подкатили к дому Коха. Двое остались у дверей, держа в руках автоматы. Третий стал стучаться в дверь.

Редкие прохожие постарались скрыться «от греха подальше».

Только здешний полицай, наш связной, поспешил к дому Коха, делая вид, что готов услужить.

Но гестаповцы в дом к Коху его не пустили.

Кох встретил гостей криком:

— За что? За что меня? Я невиновен…

И тут же на чистейшем немецком тихо сказал:

— Опрометчиво поступаете, господа! Вас могли видеть связные партизан, что я им скажу?!

Он еще голосил, делая вид, что гестаповцы с ним обходятся круто, а сам читал бумагу, переданную ему одним из гестаповцев.

В бумаге говорилось, что за безупречную службу великой Германии Кох награждается денежной премией в размере 10 000 марок.

— Но почему же штандартенфюрер не подписал это? — спросил Кох, указывая на пустое место, где должна была стоять подпись Ламмердинга.

— Штандартенфюрер готов заменить эту бумагу другой, в которой к этой цифре будет прибавлен еще один нолик, если Заяц укажет точные координаты Неуловимого.

— Если люди Ламмердинга будут поступать так опрометчиво, как вы сегодня, это спугнет Неуловимого. Но я постараюсь…

В тот же день, под вечер, в дверь дома, где жил Кох, стукнули три раза, потом еще два раза с интервалом. Кох знал: так стучат только связные партизан. Он открыл дверь.

Войдя, связной снял с плеч тяжелую сумку:

— Осторожно. Тут мины. Надо спрятать до утра.

— Засуньте под кровать.

Кох и не подозревал, что мины были с часовым механизмом и уже отсчитывали первые секунды.

— Одевайтесь. Нам надо идти, — сказал связной Коху.

Кох заволновался.

— Куда идти?

— С командиром встречи искали?

Кох ахнул, дрожащими руками провел по щекам.

— С Неуловимым?

— Да. Нас ожидают. Торопитесь.

— Я мигом, только полушубок наброшу…

Кох шмыгнул в соседнюю комнату, связной слышал, как он шептался с жившими там его работниками, служившими ему подручными и телохранителями. Наверное, Кох сообщает, куда идет, просит через какое-то время выйти по его следу…

Вскоре связной с Кохом пришли на опушку леса.

Связной сказал:

— К командиру с оружием нельзя. Такой порядок. Отдайте мне все, что у вас при себе есть.

Кох достал пистолет, другой… Отдал и нож.

— Не пропал бы ножик… С наборной ручкой, автоматический…

— Вам это больше не понадобится, Заяц.

Кох еще плохо соображал, что произошло.

— Почему же?.. — пробормотал он растерянно.

— Потому, что в музей ваше оружие сдадим.

— В какой-такой музей? И что это вы меня Зайцем зовете? Путаете с кем-то?!

В этот момент в деревне раздался взрыв. Кох словно что-то понял. Он рванулся в сторону, но крепкие руки схватили его.

— Товарищи! Что же это происходит?! Ошибка здесь!..

Из-за кустов вышли трое в форме гестаповцев.

— Узнаете, господин Кох?

— Так это же я… Я и хотел предупредить командира… Я вам помогал… Правда?!

— Вот твоей рукой написаны имена коммунистов, партизан. Эту бумагу ты передал в гестапо Ламмердингу…

Коха привели в центр деревни.

Здесь уже собрались местные жители. Кох упал на колени, ползал перед толпой, целовал сапоги, обмотки, подолы…

— Пощадите, люди добрые! Во имя Христа!..

— От тебя и бог отвернулся, гадина, — отвечали ему крестьяне.

Был оглашен приказ, в котором перечислялись злодеяния Коха — доносчика и шпиона.

На Коха накинули петлю…

Партизанам пришлось покинуть прежнюю базу.

Мы расположились на новом месте и на время прекратили всякую деятельность. Надо было выждать, посмотреть, что предпримут фашисты, узнав, что их агент мертв. Чтобы не пострадали жители деревни, где был казнен Кох, им предложили уйти с партизанами.

— Пущай пустым избам мстят! — одобрил один старик. — А мы еще повоюем!

С командирами групп и отрядов мы обдумывали события последних дней — появление полковника Марчковского, разоблачение Коха.

Соколов поделился своими сомнениями:

— Товарищ комбриг, а не хитрость ли это? Смотрите, как все ловко у гитлеровцев получилось: мы разделались с человеком, который активно помогал фон Готтбергу. Ведь Кох был человеком группенфюрера. Разве нельзя предположить, что Марчковский по заданию штандартенфюрера Ламмердинга пришел к нам, выдал Коха, чтобы ему поверили. Кох для них — агент с «подмоченной репутацией».

— Я об этом думал. Так или иначе, мы должны были разделаться с предателем. А вот насчет Марчковского… Время покажет.

Нас еще раз запросили, получены ли какие-либо сведения относительно того, как можно получить доступ к оперативным планам фронта. Я сообщил, что дам ответ через неделю.

Мы уже долгое время отыскивали подход к этим планам. Но это было исключительно сложно. Надежный вариант разведывательной операции пока никак не складывался. Еще и еще я советовался с нашими разведчиками, но приемлемого решения не было. А время шло. Был дорог каждый день.

Мы с волнением ожидали карательной операции гитлеровцев, которые, по нашим расчетам, должны были попытаться уничтожить партизан в районе, обозначенном на карте Ламмердинга.

Если гитлеровцы действительно убеждены, что мы располагаемся в красном квадрате, то они в ближайшие дни предпримут решительные акции.

И точно. Наша разведка стала доставлять сведения, что фашисты стягивают в район Глубокого крупные силы специальных карательных подразделений.

Вскоре на нашу бывшую базу обрушился страшный артиллерийский огонь. Целый день самолеты противника забрасывали этот участок леса бомбами. Лес потонул в густых тучах черного дыма.

Штандартенфюрер СС Ламмердинг по открытому каналу послал в Берлин сообщение, в котором говорилось, что «Неуловимые» уничтожены окончательно, квадрат А-7 свободен от партизан…

Это сообщение в тот же день лопало и к нам.

— Вот вам доказательство честности Грома! Или у кого-то есть еще сомнения? — сказал один из наших товарищей.

— Сомнений больше нет, — раздались голоса.

В самом деле, вроде бы все подозрения рассеялись. Но, зная хитрость и коварство фашистов, я предпочел все же быть предельно осторожным… И в то же время перспектива воспользоваться услугами Марчковского была слишком заманчивой… В конце концов можно попытаться, приняв все меры предосторожности! Кроме того, я запросил о нем Центр. Данные, которые имелись, не давали повода заподозрить Марчковского в неискренности. Во всяком случае, было известно, что он имел связь с варшавским подпольем, кое в чем помогал подпольщикам, никаких подозрений доселе не вызывал.

Я приказал готовить встречу с Громом.