Позвонил снова – квартирный телефон по-прежнему молчал.
«Ну и ну», – Белозерцев печально повертел головой, распустил тугой узел галстука.
Он разделся до трусов, одежду развесил по креслам и собрался было прошлепать в душ, когда зазвонил «панасоник». Все разговоры сегодня, все откровения пропустил через себя этот аппарат. «Панасоник» так много знал, что его пора было уничтожать – хрястнуть об асфальт либо опечатать сверху молотком, чтобы никому ничего не выдал.
– Это я, Вячеслав Юрьевич, – услышал он голос Высторобца. «Ну вот, легок на помине».
– Что нового?
– Задание выполнено.
– По двум адресам?
– По двум.
– Фью-ють! – не удержал нехорошего изумления Белозерцев, хотя рассчитывал услышать именно то, что услышал, пробормотал в трубку что-то невнятное – он неожиданно понял сейчас, пришел к твердому решению, что теперь надо убирать и самого Высторобца. Как исполнителя, как человека, который может выдать Белозерцева. Слишком много он знает. Высокие заказные убийства проходят именно по этому сценарию – киллера обязательно убирают. Хоть и есть у Белозерцева хорошее прикрытие, есть старый кашлюн Зверев, есть генерал Веня, который за бутерброд с килькой и стопку холодной водки Родину продаст, есть вояки с лампасами, при больших звездах на груди и погонах – на любой вкус, есть деньги, легко вытаскивающие всякого набедокурившего капиталиста за уши из грязи – да мало ли что есть в арсенале у Белозерцева! Но Высторобца надо убирать. От греха подальше – не дай бог где-нибудь протреплется… – Фью-ю-ють! – вторично, длинно, на этот раз задумчиво присвистнул Белозерцев.
«А что, если сделать это сейчас? – возникала у него тяжелая, не по возвышенному легкому настроению мысль. – Ночь – самая удобная пора для того, чтобы прятать концы в воду!»
– Как прикажете действовать дальше? – спросил Высторобец.
– Где вы сейчас находитесь?
– В гостях.
– Приехать на работу можете?
– Сейчас? – удивленно спросил Высторобец, голос у него неожиданно дрогнул, сделался глухим.
– Сейчас.
– Нет, – твердо ответил Высторобец. Он хорошо знал правила игры и, хотя никак не мог вычислить, о чем думает сейчас шеф – мозги, для этого надо иметь совершенно иные, понял, что замышляет Белозерцев. Шеф «Белфаста» недооценивал своего подчиненного.
Белозерцев в свою очередь так же обо всем догадался. «Вот, собака, чутье имеет какое, – невольно отметил он. – Нос у него кулак чувствует за три дня до драки. Но все равно, батенька, раскусить тебе меня не дано – кишка, батенька, тонка… Или толста, как хочешь, так и считай». Белозерцев по-гусиному приподнял одну ногу, поджал под себя – стоять на полу было холодно.
– Жаль, – сказал он, – а то бы мы сейчас кое-чего обсудили, коньяку б выпили…
– Мне тоже жаль, – с прежней твердостью произнес Высторобец, – коньяк – потом.
– Завтра, в восемь тридцать жду у себя в офисе, – Белозерцев, не дожидаясь ответа Высторобца, повесил трубку. Пошлепал в душ.
«Все», – вздохнул он свобожденно…
20 сентября, среда, 22 час. 40 мин.
Это был вечер, нет, за окном уже вступила в свои угрюмые права ночь, стало тихо, лишь запоздалые машины, подвывая моторами, торопились скорее укрыться в надежном месте, а на тротуарах не виднелось ни одного прохожего, – это была ночь телефонных звонков. Все звонили друг другу: Высторобец Белозерцеву, Белозерцев – домой, проверочно, и двум братьям-охранникам, Володе и Андрею Фоминым, один из которых должен был теперь занять место Высторобца, чтобы те завтра в восемь ноль-ноль явились с оружием в «Белфаст» – вечернее дежурство сегодня было не их, другие охраняли покой Белозерцева в офисе и это было не очень здорово, с другой стороны, пусть мужики спокойно выспятся, отдохнут перед завтрашним делом; Иванов звонил Звереву, Зверев Иванову, Волошин Корочкину и так далее… Вика тоже звонила. Она сделала один-единственный звонок.
– Я встретилась с ним, – сказала она человеку, которому звонила, – да-да, все было о'кей, мы провели неплохой вечер. Я получила хороший подарок, да-да… Что? Каков его денежный эквивалент? Не знаю. Но подарок действительно хороший, мне, во всяком случае, нравится. Да, он готов платить и собрал уже всю сумму… Повторяю – всю! Поэтому давай подумаем, как вести себя завтра. Надо менять схему. Самое лучшее – взять в один прием деньги и вернуть ребенка. Но это вряд ли уже получится, поэтому давай сократим процедуру с трех приемов до двух. Продумай это в деталях – все надо сделать так, чтобы комар носа не подточил, В течение часа жду от тебя звонка. Если сегодня не сможешь все подогнать – жду звонка завтра в восемь тридцать. Неважно, что рано, неважно, что я люблю поспать, – дело есть дело.
Несколько минут Вика сидела у телефона с расслабленным усталым лицом, размышляла, все ли у нее в жизни сходится и вообще так ли она живет? Потом выдернула из розовой кожаной кошелки с фирменной надписью «Нина Риччи» ватный тампон, специальный, сбитый, словно сливки, из какого-то особого волокна, стала снимать с себя макияж: тушь, пудру, помаду.
Ее разговор не засек никто, ни одна душа в мире, – знали только двое, те, кто в нем участвовал, Вика и еще один человек, но о последующих разговорах стали знать уже многие – через десять минут после этого разговора телефон ее был взят под «колпак», на прослушивание.
20 сентября, среда, 22 час. 45 мин.
Похоже, что Белозерцев считал Высторобца недалеким человеком – этаким тюфяком с пролежнями и ржавыми следами, оставленными кровавой сеткой, способным только на разовые задания, – и напрасно. Высторобец раскусил Белозерцева, понял, что тот собирается сделать.
– Ах ты, с-сука, – едва слышно шевельнул побелевшими губами Высторобец, повесив трубку.
– Ты чего? – лениво поинтересовалась из комнаты Оксана. – У тебя что, неприятности?
Хоть и маленькая она, «указница», а все понимает, все чувствует – кожа тонкая, не огрубела еще, да и душа у нее провинциальная, а провинциалочки всегда отличались от москвичек. В постели она еще ничего не умела делать, но это было поправимо – года через два миловидная Оксана будет давать всем путанам такую фору, что… в общем, берегись московские «жрицы любви»!
– Есть кое-что, – неохотно отозвался Высторобец, продолжая про себя ругаться: «Вот с-сука!» Теперь он точно знал – проиграл Белозерцев! Белозерцев схлопочет по полной, целиковую порцию – это мороженое он будет есть столовой ложкой! И вообще, все может сложиться так, что последнюю просьбу Ирины Константиновны Высторобец выполнит.
– Большие неприятности или малые? – голос Оксаны уже слипался от сна.
– Ни большие, ни малые. Спи.
– Тогда чего же ты ругаешься?
Высторобец удивился: как же Оксана могла услышать его? Он же вслух ничего не произносил, матерился только про себя.
– Я не ругаюсь.
– Ну и правильно!
В следующий миг Оксана уже спала. Лицо ее раскраснелось, раскупорилось, было оно еще совсем детским, жалобным и испуганным одновременно, Высторобцу даже больно сделалось: «Эх, девочка!» Он налил себе шампанского, выпил залпом, поморщился – показалось, что стреляющие горькие пузырьки прилипли к небу, к языку, рот оказался словно бы кашей набит. Повозил языком по небу, счищая налипь. Бесполезно. Вздохнул зажато – а ведь сейчас Белозерцев будет его обкладывать. Пока еще не начал, но с утра начнет.
Интересно только, кому он это дело поручит – своим доморощенным пинкертонам, выпестованным им же, Высторобцем, или наймет кого-то на стороне? Если на стороне – будет худо. Высторобцу их практически не вычислить, если же свои… то кто конкретно?
Он перебрал службу безопасности «Белфаста» по пальцам, поименно. Больше всего для этой роли подходили Фомины. Только вряд ли братья потянут на него… А с другой стороны, почему бы и нет?
«Ладно, утро вечера мудренее, надо укладываться, – решил он. – За постой уплачено, условия, правда, хуже, чем в “Кемпинском”, но все же…» Высторобец налил себе еще шампанского, выпил залпом, словно водку. Заел какой-то иностранной кислятиной, взятой в ресторане, – то ли морской, то ли земляной, размножающейся, как картошка, подумал о том, что от всей этой диковинной пищи можно только расстройство желудка заработать, покосился на окно, на простенькую «рабоче-крестьянскую» занавеску.