Снова раздался железный, способный вызвать изжогу голос. «В шестнадцать ноль-ноль жди звонка. По этому телефону жди. Получишь инструкции, как действовать дальше. Все ясно, арбуз?»

– Арбуз! – генерал прошелся рукой по лысине. – Ну и словечко нашел: «Арбуз!» Арбуз. А почему не дыня или не огурец? Очень хорошее слово, энергичное, вполне бандитское: «Огурец». А, майор?

– Слова-паразиты, они, как и привычки, не поддаются анализу, товарищ генерал.

– Все поддается анализу, даже прыщ на носу, только мы не хотим анализировать. Лентяи мы, майор, отпетые. И еще – непрофессионалы. Болтуны. Ляпкины-Тяпкины или, как там правильно будет у Гоголя? Наоборот, кажется? Тяпкины-Ляпкины. Теперь об арбузе… нет, об этом самом, о зомби. М-да, голос его ни с чем и ни с кем не спутаешь. Чего он тянет? В шестнадцать ноль-ноль только собирается назначить место встречи. Боится чего-то? Но чего? У него свои люди и на телефонной станции, и в милиции, и, похоже, здесь, у нас, в Главном управлении… Он ничего не должен бояться. А значит, и медлить не должен.

– Наверное, все дело в том, что этот желудочник не сам принимает решения, над ним кто-то есть. Пахан. А может, и два пахана. Команду сверху не получил, вот и медлит. Хотя медлительность – не в его характере. Судя по голосу, это человек резкий, волевой, увертливый.

По селектору прозвучал голос секретарши:

– Геннадий Константинович, на проводе – Волошин. – Зверев поднял трубку, покхекхекал в нее, но одним кхекхеканьем не ограничился:

– Ну, чего там обнаружилось у тебя, друг Волошин? Выдавай, – многословие Зверева свидетельствовало о том, что он ждет от Волошина важных сведений, – чего, накопал? – жестом показал Родину на отводную трубку – возьми, мол, слушай, чтобы потом не пересказывать. – То, что я – товарищ генерал, я знаю сегодня с самого утра, а дальше?

– Докладываю коротко, – голос Волошина был сухим, официальным, – в результате проведенных оперативных мероприятий выяснено, что кабель от телефона-автомата ведет к двум домам по улице, – он назвал улицу, но название ее ничего не сказало ни Звереву, ни Родину, слишком много сейчас появилось безликих жэковских наименований, что ни проулок, то хоть стой, хоть падай, что ни улица, то еще хуже. – Дом номер пятнадцать и дом номер семнадцать…

– Они что, стоят рядом? Никаких зданий, построек в промежутке?

– Так точно, рядом.

– А хозяева… Хозяева разные или домами владеет один человек?

– Хозяева разные, но находятся друг с другом в родстве.

– Отец с сыном, кхе-кхе…

– Двоюродные братья. Одному семьдесят восемь лет, другому семьдесят шесть, оба свои особняки сдали коммерческой структуре…

– И коммерческая структура такая бедная, что не могла провести в дома свой телефон, сделала это контрабандой, с подкопом.

– Далеко не бедная – весьма богатая! Это очень процветающее посредническое товарищество с ограниченной ответственностью, купить может не только пару телефонов – целую телефонную станцию. А номера на здешней АТС есть и, кстати, скоро будет еще больше, район-то – перспективный, АТС закупила в Японии новое оборудование, через пятнадцать дней начинается монтаж…

– Не увлекайтесь, майор, события, происходящие в Сьерра-Леоне, нас мало интересуют.

– В общем, они наняли одного шустрого дяденьку, любителя подработать на стороне, он им быстро проложил от телефона-автомата кабель.

– За кругленькую сумму, – Зверев хмыкнул.

– Более чем кругленькую. Под видом ремонтных работ. Не знаю только, каких именно – то ли водопровода, то ли газовой сети – в общем, вырыл траншею, взломал асфальт – все сделал честь по чести, товарищ генерал. Мы этого дяденьку нашли. Купили ему шницель величиной с лопату, бутылку холодного пива и двести граммов водки. Под двести граммов он нам все рассказал.

– Мы, – снова хмыкнул генерал, – мы – это означает: вместе с капитаном… э-э-э… Коврижкиным?

– Корочкиным.

– Тоже неплохо.

– В общем, рассказал дядек абсолютно все – и где проложена нитка, и какой марки кабель, и где конкретно стоят «пауки» – коробки с распайками. Разговорчивый оказался гражданин.

– А под суд этого гражданина… Никак нельзя? Как великого ремонтника? А?

– Наверное, можно, товарищ генерал, но всему свое время.

– Ладно, пойдем дальше. Установили телефон, стали им пользоваться. А как технически это происходит? Ведь в любую минуту в будку может войти человек, поднять трубку и услышать, что говорят на параллельном проводе. А потом – стукнуть куда надо.

– Нет. Аппарат, находящийся в будке, блокирован.

Когда разговор идет из особняка, он отключается. По системе спаренных телефонов. Помните, в коммунальных квартирах такие были?

– Помню жизнь хрущоб, – не выдержал генерал. – А толку-то? Один говорит – вся квартира слышит. Это мы проходили. Все ясно, Волошин. Значит, так – оба особняка взять под колпак, я сейчас дам такую команду в райуправление, вам отвожу час на этих братьев-дегенератьев. Тех самых, кому за семьдесят, владельцев. После этого возвращайтесь. Все концы, что связаны с наблюдением, передайте Краюшкину…

– Корочкину.

– И это неплохо… Совершенно верно, Корочкину.

Откуда у него такая фамилия, а? Немилицейская, а? Вернетесь – доложите и сразу переключайтесь на нашу АТС – может, там уже есть информация? Пусть даже промежуточная. Дырку нам надо найти как можно скорее.

– Товарищ генерал, разрешите полюбопытствовать… – в ответ Волошин услышал разрешающий кашель Зверева и поинтересовался: – А у вас, товарищ генерал, есть какая-нибудь новая информация?

– До шестнадцати ноль-ноль – никакой.

20 сентября, среда, 15 час. 10 мин.

Что изменилось в мире, что произошло, почему разбойники для своих черных дел стали выбирать светлые солнечные дни, беззаботные, пионерски легкие по своему настроению, – в такие дни никто не ждет беды, – раньше же они работали ночами. Тяжелые антрацитовые ночи считались их временем….

А сейчас? Белозерцев не сразу почувствовал, что в кабинете находится человек. Он поднял глаза, вяло удивился – в дверях стоял Высторобец.

– Ну? – грубым тоном поинтересовался Белозерцев. В этом коротком слове-междометии было скрыто многое: и недовольство, и презрение, и угроза – в общем, все плохое и ничего хорошего.

– У Павла Сергеевича, водителя «мерседеса», от испуга – тихое помешательство, – Высторобец стер с залысин пот, переступил с ноги на ногу, – определили его в дурдом.

– Ну, не в дурдом, наверное… Это слишком – сразу в дурдом. Вначале, наверное, попытаются вылечить – поместят в клинику, в больницу и, если ничего не получится, тогда уж в дур, как вы говорите, дом, – Белозерцев недовольно помотал в воздухе рукой, будто разгонял дым. – Где находится Костик, куда его увезли, в каком помещении держат, узнать не смогли?

– Пока нет, – без особого энтузиазма ответил Высторобец – Это очень непросто, Вячеслав Юрьевич, нужны особые розыскные мероприятия.

– Громкие слова, да негромкие дела… Знаете, чем отличается ваша зарплата от зарплаты старшего уполномоченного… ну, скажем, уголовного розыска Центрального округа города Москвы?

– Нет.

– Количеством нулей в конце суммы. Я вам плачу в несколько десятков раз больше, чем старшему уполномоченному платит государство. И тем не менее, несмотря на разницу в зарплате, старший уполномоченный найдет Костика, а вы нет.

– Я тоже найду, дайте только время.

– Угу, – года два. За это время погибнет не только мой ребенок, но и погибну я сам.

– Вячеслав Юрьевич…

– И что же из того, что я – Вячеслав Юрьевич? В этом нет ничего нового. Так зачем, спрашивается, я вас держу?

– Ну-у… Хотя бы за этим, – Высторобец выдернул из-за спины руку, показал Белозерцеву. В руке у него была зажата видеокассета, вложенная в яркий, по-попугайски броско и безвкусно раскрашенный футляр.

– Что это? – устало поинтересовался Белозерцев. С Высторобцем все было ясно, его давно пора переводить на ступеньку ниже – в замы или вообще в рядовые охранники, а на освободившееся место подыскать парня помоложе, посообразительнее. Может быть, даже попросить у генерала Иванова в безопасности – Веня не откажет. Говорят, все киллеры – безжалостные, современные убийцы прошли школу госбезопасности, неплохо бы одного киллера взять на работу и в «Белфаст».