— Да.

— Твою мать! Кто?

— Пока не в курсе. Сама Дженнифер говорит, что упала, — зло говорит мне он.

Это так похоже на Смит…

— Какого дьявола ты не в школе сегодня? Когда надо, тебя нет рядом с ней! — наезжает Брукс.

— Где вы?

— В клинике на углу Бринвич и Спенс, — сообщает нехотя и бросает трубку.

Я бегу в гараж, по пути сталкиваясь с отцом. Выезжаю со двора, посвистывая шинами и пытаюсь ещё раз набрать Онил. Увы, связаться с ней не удаётся. Пока еду, размышляю. Нетрудно предположить, чьих рук это дело. Бренда Адамс вполне могла организовать нечто подобное, учитывая, что на дух не переносит Дженнифер.

Кровь стынет в жилах, когда вспоминаю ту фотку из группы. И ведь даже учитывая физическую силу Смит, противостоять толпе — нереально. По себе знаю. Год назад на парковке у торгового центра на меня напали четыре отморозка. Избили, забрали телефон, часы, портмоне и даже шмотки. Хотели угнать тачку, но смекнули, что им не по зубам сие мероприятие.

Захожу в больницу, на стойке регистрации выясняю на какой этаж определили Смит и спешу в отделение травматологии. Открываю все двери подряд, не обращая внимания на возмущения недовольных пациентов. Пятая по счёту оказывается той самой.

Сглатываю, когда вижу Дженнифер в постели. Господи… Она лежит на подушке и что-то говорит Риду. У девчонки разбита губа и нос, глаз припух, на скуле внушительный синяк, голова перебинтована. Пальцы правой руки неестественно распухли. Ноги в царапинах, кровоподтёках, левой рукой держится за живот.

На глаза против воли наворачиваются слёзы. Я бы и стоял как истукан, если бы не ворчливый голос медсестры.

— На выход, красавчики! Пошевеливайтесь, девочке нужна моя помощь.

Лерой настойчиво толкает меня к выходу, а Рид, похоже, уходить не собирается…

Дженнифер

Пухлощёкая медсестра долго препирается с Ридом. Просит покинуть палату, но он не реагирует. Даже когда я пытаюсь вмешаться.

— Настырный какой! — возмущается она, когда парень отходит к окну, демонстрируя, что за дверь не собирается.

Молчу, приподнимаясь на подушке.

— Жених? — любопытствует она, стреляя глазами в его сторону.

— Я всё ещё здесь, — недовольно вклинивается он.

— Это мой брат, — нехотя отвечаю ей. Если честно, говорить мне сейчас невероятно тяжело.

— Ох, милая моя и досталось же тебе! — осматривает меня и качает головой.

— Всё так плохо? — спрашиваю тихо.

— Зеркало не дам, даже не проси!

Она начинает обрабатывать лицо, и в нос бьёт резкий запах медицинского спирта.

— Нос, похоже, не сломан. Глаз припух, но серьёзной травмы не наблюдаю, хотя точнее скажет только офтальмолог. Зубы целы?

— Да…

— Хорошо. Потерпи, детонька…

Неприятное жжение — это ничто в сравнении с тем, что мне пришлось пережить.

— Так, с лицом закончили. Раздевайся. Сейчас придёт травматолог. От него ничего не скрывай. Честно отвечай на все вопросы.

Я кошусь на Брукса.

— Отворачивайся! Девочка стесняется! — тут же невозмутимо выдаёт она.

Я бы предпочла, чтобы он вышел. Какого чёрта вообще тут стоит? Хочу расплакаться, ведь на то, чтобы пререкаться с ним — сил у меня нет.

— Я не смотрю, Смит, — словно читая мои мысли, произносит Рид.

Медсестра кивает, подтверждая его слова, и помогает мне снять одежду.

— Зверьё, — не сдерживает свой комментарий женщина, окидывая меня печальным взглядом. — Одноклассники избили?

Молча одеваю больничную сорочку и не могу сдержать хриплый стон. Тело нестерпимо ноет, голова болит, даже несмотря на то, что мне уже кололи обезболивающее.

— Тихонечко, приляг…

Послушно опускаюсь на холодные простыни и тяжело вздыхаю. В палату входит молодой врач и последующие несколько минут задаёт один вопрос за другим. Осматривает меня от макушки до кончиков пальцев ног. Рид всё это время стоит рядом, внимательно слушая доктора.

После меня отправляют на полное обследование. Когда медсестра предлагает воспользоваться каталкой, я с ужасом отказываюсь. Только инвалидного кресла мне не хватало. Рид наблюдает за моей реакцией и говорит врачу, что до кабинета мы доберёмся сами. Металлическую конструкцию, напугавшую меня до чёртиков, убирают с глаз долой.

— Я сама попробую, ладно? — пытаюсь уговорить его я.

— Смит, — возводит глаза к потолку, пока я опускаю ноги на пол.

— Да погоди ты, а? Куда собралась босиком?

— Сама хочу! — прошу я.

— До чего ты глупая!

Злится, но к моему удивлению, садится на корточки и берёт в руки мою обувь. Об этом я как-то не подумала. Пытаюсь наклонится, но замираю, когда чувствую головокружение. Пока пытаюсь справиться с мерцающими точками, снова заявившими о себе, Рид ловко надевает кеды сначала на одну ступню, а потом и на вторую. Стыдно до жгучего румянца на щеках.

— Довольна? — поднимает голову, и я едва заметно киваю.

Превозмогая боль, встаю с кровати. По ощущениям мне как минимум девяносто…

— Да ты издеваешься, Смит? — смотрит на мои безуспешные попытки выпрямиться. — Слушай…

— Ладно, — тихо сдаюсь я.

Понимаю, что он прав. Сама я вряд ли сейчас пройду даже пару жалких шагов.

— Ну слава богу, а я и думаю, как долго ты собираешься трепать мне нервы…

В дверь стучат, и мы видим взволнованное лицо Грейс.

— Мам, дверь открой, — просит он и поворачивается ко мне. — Давай, Смит, когда ещё наступит тот день, в котором я буду носить тебя на руках…

Он криво улыбается, а я моментально вспыхиваю от этого его шутливого комментария.

Меня просвечивают, делают рентген и МРТ. Куча людей занимаются только мной. Очень сомневаюсь, что в городской больнице происходило бы тоже самое… Итог обследования весьма обнадёживающий. Пока врач зачитывает отцу и Грейс длинный список выявленных травм, я уже блаженно опускаю голову на мягкую подушку. К счастью, органы мои целы, но имеется внутреннее воспаление и отёк. Сотрясение мозга, пальцы в гипсе, многочисленные телесные гематомы и лихо «разукрашенная» мордашка — вот такой прекрасный букет, но жить можно!

Мой лечащий врач оставляет нас наедине, и отец присаживается на край больничной кушетки.

— Милая, — гладит меня по руке и едва сдерживает слёзы, которые в его глазах я видела лишь однажды и не так давно… Во время нашего разговора о моём отчиме. Один бог знает, как тяжело он мне дался.

— Пап, всё нормально, — успокаиваю его я, борясь с желанием закрыть отяжелевшие веки.

— Ты должна рассказать всё как есть, Дженнифер.

Молчу. Я не собираюсь этого делать.

— Мы были в школе, дорогая, — осторожно вмешивается Грейс. — Камеры видеонаблюдения показали группу девочек в масках.

— Что? — Рид ошарашено смотрит на свою мать. — И сколько их было?

— Сперва пять, а после уже шесть, — качая головой, отвечает она.

Щека горит. Всегда чувствую его тяжёлый взгляд, обращённый в мою сторону.

— Я хочу отдохнуть, можно? — прошу я, когда наступает напряжённая пауза.

— Конечно, милая, — поднимаясь, произносит отец.

Мне нужно побыть одной. Сейчас это всё, чего я хочу…

Просыпаюсь, когда солнце нещадно заливает палату яркими лучами. Сон и капельница значительно облегчают страдания моего измученного тела. Ощущаю себя неважно, но точно лучше, чем вчера.

За день порядком устаю от всеобщего внимания и посещений. Меган, Исайя, Картер, моё семейство с Бэт и Максом, который, кстати, придумал мне новое отлично отражающее внешний вид прозвище: «Франкинштейн». Все они за меня переживают, и я искренне благодарна. Но всё это время я жду только одного человека. Мою милую Роуз.

Она появляется ближе к вечеру. Заходит, стараясь не шуметь, но по неосторожности цепляет стул.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Как слон в посудной лавке, — беззлобно замечаю я.