— Это только наше дело, — пытаюсь выстроить защиту.

— Нет, извини, но это не так! — громко возмущается она.

— Я не хочу обсуждать с тобой это.

Отворачиваюсь к окну, чувствуя, как в груди разгорается неистовый пожар.

— Можешь не обсуждать, но, как минимум, тебе не мешает сделает выводы. Я отлично знаю своего сына. Ты сама прекрасно видела его отношение к Виктории.

Эти её намёки весьма не прозрачны. Хочет дать понять, что я ничего не значу для него.

Грейс паркуется у дома, жутко довольная собой и моей реакцией на эту её ядовитую речь. Выхожу из машины, с трудом сдерживая подступившие слёзы. Все те вопросы, что прозвучали из её уст, я задавала себе уже многократно. И ни на один так и не нашла ответа…

А сможет ли ответить на них Рид? Как бы там ни было, я точно не намерена больше играть в молчанку.

Пусть скажет всё, как есть…

Дженнифер

Как и в предыдущие дни место Исайи за моей партой пустует. Пересел к Аарону. Так по-детски, честное слово! И ведь глупо до абсурда!

В столовой он тоже десятой дорогой обходит наш привычный столик у окна, и общие знакомые уже начинают недоумевать. Косо смотрят, шепчутся за спиной, а те что посмелее — и вовсе задают вопросы, дескать, какая чёрная кошка пробежала между вами…

Есть и другие, такие, как Тэми Фостер. Вот уж кто не может скрыть своей кричащей радости. Даже не пытается, скорее наоборот: откровенно злорадствует, наблюдая за разладом в наших отношениях.

Конечно, стоит быть честной хотя бы с самой собой. Меня задевает то, что происходит. Исайя ведёт себя так, словно мы никогда и не были лучшими друзьями. Игнорирует меня полностью. Не здоровается, не пытается завести беседу и стать напарником по лабораторной. И чёрт возьми, я злюсь! Ведь это — так на него не похоже!

Я слишком привыкла быть центром нашей маленькой вселенной и явно оказалась не готова к тому, что одна из планет сойдёт с орбиты… А это — настоящая космическая катастрофа. Мне не хватает его похабных шуточек, обаятельной улыбки и заразительного смеха до ямочек на щеках. Не хватает того, как он мило ворчит и тихо, себе под нос возмущается. Как отпускает саркастические комментарии и раздаёт умные советы.

Не по себе от того, что я вдруг выпала из его жизни. Вот так запросто, за ненадобностью. Не могу я свыкнуться с мыслью, что мы станем друг другу совсем чужими. Это просто невозможно! С ума сошёл он что ли?

В один из дней я злюсь настолько сильно, что решаю в прямом смысле слова дать выход скопившемуся раздражению. И без зазрения совести выместить свой праведный гнев хочу именно на Исайе.

Кажется, это случилось в пятницу. На физкультуре играем в волейбол, и всякий раз я нарочно целюсь в то место, где стоит блондин. Бью так сильно, как могу. И да, тот факт, что делаю я это специально — не укрывается ни от членов команды, ни от тренера, сделавшего мне повторное замечание.

Сам же Ричи сперва никак не реагирует на мою агрессию, отбивая ожесточённые удары… Но потом, в какой-то момент вдруг начинает откровенно забавляться. Улыбается во все белоснежные тридцать два, терпеливо поясняя учителю, что у меня такая своеобразная манера заигрывать. Вот же мерзавец!

Я, негодуя, заливаюсь краской. Так и хочется отвесить ему звонкий подзатыльник. Чтобы мозги на место встали! Идиот белобрысый!

Ребята посмеиваются и качают головой, с интересом поглядывая в нашу сторону. Явно не понимают, что происходит, но не прочь понаблюдать за развернувшимся шоу. Не знаю, чего именно добивается Исайя, но могу сказать точно: мои нервы на пределе.

Наверное, как раз по этой причине воскресенье для меня особенно безрадостно. Меган зовёт нас с Роуз в кино, но настроения, если честно, нет совершенно. А изнуряющая тренировка в танцевальной студии и вовсе ставит точку в моих размышлениях на тему: «идти или нет». Однако, перед занятиями я делаю кое-что важное, а именно — звоню отцу. Прошу не забирать меня сегодня. Лгать не хочется, но полагаю, правда нужна ему сейчас меньше всего… В общем, выдаю легенду о том, что собралась с девочками в центр, а на деле — одна еду совершенно в другое место.

Триста пятьдесят пятый автобус привозит меня почти к пункту назначения. Уже отсюда вижу серое, ничем непримечательное здание боксёрского клуба и, не давая себе шанса на отступление, решительно направляюсь туда. Потому что сколько уже можно грызть себя изнутри догадками… Мне любой ценой надо выяснить, что происходит!

На парковке у старого пикапа толпятся парни. Один из них, глядя на меня, вызывающе громко присвистывает, и его тут же поддерживают недалёкие дружки. Закатываю глаза, тяну на себя тяжёлые двери и захожу. Иду по длинному обшарпанному коридору. Здание довольно ветхое и явно давно не видело ремонта: стены с облупившейся краской, старая проводка и тусклое освещение. Вот в таких вот условиях взращивают будущих чемпионов страны…

Мои шаги эхом разносятся вдоль стен. И с каждым пройденным метром решительный настрой всё больше сходит на нет. В нос ударяет запах пота, сырости и старого дерева. Двустворчатые двери открыты нараспашку, а из зала раздаётся нескладный хор мужских голосов и музыка.

Останавливаюсь у входа и осматриваю довольно просторное помещение: деревянный пол, устланный матами, огромные старые окна и нехитрый базовый инвентарь, в основном включающий в себя снаряжение для постановки ударов. В углу стоит колонка, которая воспроизводит песню старого доброго 50 cent.

Здесь больше десятка парней. Тот, что поближе ко мне — мастерски управляется со скакалкой. Крутит верёвку с такой скоростью, что я несколько секунд не могу разобрать, а действительно ли она есть. Двое, схлестнувшись в нешуточном поединке, катаются на матах. Один верзила отрабатывает удары на пухлой груше, ещё трое разминаются на гимнастическом ковре, а те ребята, что столпились в дальнем углу — громко что-то обсуждают.

Я верчу головой по сторонам, но Брукса, как назло, нигде не вижу, хотя железобетонно знаю, что воскресные вечера он проводит именно здесь. Ошибки быть никак не может…

Иду мимо дерущихся парней. Один из них совершенно случайно отвлекается на меня, в результате чего пропускает удар в лицо. Его напарник хохочет и подмигивает мне. Качаю головой и направляюсь к столпившимся у ринга мальчишкам. Один из них замечает меня и толкает локтем соседа под рёбра.

— Привет, — здоровается брюнет. — Чем помочь, красавица?

Подходит ко мне, окидывая заинтересованным мужским взглядом.

— Я ищу Рида Брукса. Он здесь?

Парень ухмыляется и, к моему удивлению, берёт за руку и тянет наверх, вынуждая подняться на видавшую виды трибуну.

— Ну, это надолго. Можешь отсюда со скамеечки поглазеть, пока эти двое не закончат, — смеётся он.

Я забираюсь на третий ряд и теперь понимаю, что он имеет ввиду. На красно-синем полу ринга друг друга дубасят Лерой и Брукс. Все остальные с интересом наблюдают за происходящим, то и дело комментируя особенно удачные моменты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вот они оба поднимаются на ноги. Я разглядываю Брукса. На нём свободные спортивные шорты и боксёрские перчатки. Почему-то становится тяжело дышать, и сердце предательски пускается вскачь. Технично уклоняется, раздражая тем самым Лероя. Картер совершает какой-то замысловатый приём, и они снова падают вниз. Начинается ожесточённая борьба. Сперва сверху Лерой, но в какой-то момент ситуация меняется, и вот — уже налицо преимущество Брукса.

— Ну хоть кто-то может дать ему сдачи! — хохочет всё тот же темноволосый парень, усаживаясь на один ряд ниже.

— Гаси его, Брукс! Чтоб не превращался в заносчивого кретина!

Его товарищ тоже поднимается на трибуну, но предпочитает сесть со мной рядом.

— Бобби, — протягивает он руку и улыбается, демонстрируя отсутствие переднего зуба. — А это Ром.