По ощущениям я будто попала на детский утренник, где желают присутствовать все члены семьи. Ну знаете, когда малыш впервые получает роль какого-нибудь убогого мухомора в спектакле и целых три слова, которые должен произнести! И тогда-то вот весь этот позор обязательно должны увидеть все-все-все. Здесь вам и бабушки, и многочисленные тёти-дяди, двоюродные братья-сёстры и подруги Элис. Как по мне, очень странная и дикая компания, учитывая, что это — день рождения семнадцатилетней девушки. Апогеем становится появление Теда Уорнера, одноклассника Роуз, которого, как выяснилось, пригласила её мать. Вырядился он, ей богу, как придурок. Словно явился делать ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Брюки со стрелочками, рубашка, застёгнутая под самое горло. Того и гляди хлопнется в обморок от нехватки кислорода. Притащил дико вонючие лилии и безвкусно упакованный подарок. Онил на него смотрит с плохо скрываемым раздражением, но футболист — парень-кремень и, кажется, его ничего не смущает. Даже словесная перепалка возмущённой и негодующей Роуз с матерью.

Вечер проходит хуже некуда. Многочисленные родственнички набивают желудки и охотно обсуждают последние сплетни, пока мы рубимся в карты с хитрющей старушенцией по имени Ди. Гости дарят нелепые подарки и толкают пламенные речи, желая Роуз успехов в гимнастике, отличных оценок и удачной сдачи экзаменов. Всё так уныло и приторно правильно, что я начинаю искренне жалеть свою подругу. Как она росла посреди всего этого… занудства? Когда со всех сторон с тебя требуют наивысших результатов и исполнения чужих несбывшихся желаний. Вот мать Роуз, к примеру, повёрнута на пресловутой успешной карьере гимнастки. Устраивает целое шоу, оплакивая случившийся из-за травмы перерыв.

На девчонку смотреть больно. Сочувствующие взгляды, слова, пронизанные жалостью — начинают безнадёжно портить и без того отстойный вечер. Да ещё и этот Тед, что сидит рядом с ней и улыбается так, словно у него свело челюсть. Руки так и чешутся дать ему звонкий подзатыльник.

Всю эту катастрофу неожиданно спасают ребята. Как по мановению волшебной палочки у дома напротив появляется внедорожник Брукса. Оттуда с шумом вылезают парни: красивый до умопомрачения Картер Лерой с целой кучей мигающих цветных шаров, Исайя с Дороти на руках и Рид, который хохочет, надевая на курицу праздничный колпак. Господи, они такие придурки, но как же сейчас я рада их видеть!

Роуз шмыгает носом, втягивая выступившие от обиды слёзы и, счастливая, встаёт из-за стола. Футболист начинает кашлять, поперхнувшись бутербродом, и я от души хлопаю его по сгорбившейся спине. Да так лихо, что он недовольно на меня косится.

За столом все затихают, удивлённо разинув рты, когда Роуз обнимает Картера, нарядившегося в непривычную для него классическую рубашку. Бабуленция с моноклем лезет в первый ряд, дабы ничего не упустить. Громко интересуется, кто этот молодой человек, и пока мать Элис ошарашенно моргает ресницами, я сама озвучиваю тот факт, что Картер Лерой — парень Роуз.

Исайя и Рид горланят «Happy Birthday», после чего взрывают громкую хлопушку. Я улыбаюсь, глядя на этих дурачков. Всё-таки молодцы, что приехали вместе с другом. Тэми делает несколько снимков. Она весь вечер с умным видом строит из себя папарацци. Надеюсь, рыжая успела запечатлить изумлённых родственничков, которые, вот это да, перешли на возбуждённый шёпот. Элис — белее мела, нервно смеётся и отмахивается рукой. Ну нет, миссис Онил вот так запросто сбросить со счетов Лероя у вас не получится. Слишком серьёзно он ею увлечен…

Роуз прощается с ребятами и тащит домой красивого цветочного медведя, привязанного к шарикам. Набирается смелости, заявляя матери, что мы продолжим праздновать наверху. В этот момент я страшно горжусь ею. Элис же крайне недовольна происходящим, но дочери, однако, на данный момент всё равно.

Бабушка Роуз помогает по-быстрому накрыть нехитрый стол в комнате, пока подружка рассматривает в зеркале подарок от своего парня: чудесную цепочку с подвеской, в форме гимнастки.

Глядя на светящиеся глаза Роуз, волей-неволей начинаешь верить во всю ту чушь, что описывают в сопливых женских романах. Ну, про бабочек в животе и прочую ванильную ерунду. То, как они с Картером смотрят друг на друга. Каждый его жест и её улыбка… Химия чистой воды. Сегодня я увидела это особенно ярко. Кто бы мог подумать? Они такие разные, но всё-таки вместе…

Час спустя мы лениво валяемся на подушках и сплетничаем в полутьме. Я жую сладкий виноград, лёжа на коленях у Роуз. Обсуждаем поступок её матери, тот факт, что она пригласила футболиста и бывшую подругу Роуз (которая, к счастью, не явилась) на день рождения без ведома дочери. Фостер сидит, выламывая глаза. Пялится в книгу с 3 D картинками, и кажется, уже порядком окосела от усердия.

Я сажусь, потягиваю вино из бокала и начинаю методично промывать Роуз мозги. По поводу того, что она продолжает терпеть унижения в школе. Бренда Адамс со своими шакалами совсем недавно испортила её вещи в раздевалке. Я начинаю угрожать собственноручной расправой над этой одноклеточной. Мы с Роуз какое-то время спорим, а потом у меня в кармане оживает телефон. И я спешу удалиться в коридор. Потому что мне звонит мать.

— Дженнифер, привет, дорогая, — слышу её взволнованный голос в трубке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Привет, Эмили, у тебя что-то срочное? — спрашиваю холодно и быстро. — Я тут на вечеринке у подруги, и ты меня дико отвлекаешь.

— У подруги? Я не ослышалась? — звучит удивлённо после паузы.

Ну да, соглашусь, несколько странно, учитывая, что я всегда общалась исключительно с мальчиками.

— Дженнифер, — она тяжело вздыхает.

Надо сказать, что наше общение сводится к её дежурным вопросам и моим язвительным ответам. И эти увлекательные аудиоконференции всегда длятся не дольше одной минуты.

— Говори уже, — начинаю терять терпение. — Слышу ведь по голосу, что-то не так.

Даже нет настроения ёрничать, она как будто напугана.

— Дэ… Дэвид приходил…

От одного этого имени у меня все внутренности скручиваются в узел. Холод подбирается к загривку, парализуя.

— И ты его … впустила? — сглатывая ком в горле, севшим голосом спрашиваю я.

— Что ты! Нет! Конечно нет! — в её словах звенит отчаяние вперемежку с обидой. — Он… сказал, что сожалеет. Спрашивал, как ты…

У меня начинают дрожать пальцы, и я до хруста сжимаю мобильный телефон.

Сожалеет? Спрашивал, как я?

Боль в груди становится настолько невыносимой, что я начинаю судорожно хватать воздух ртом. В точности как рыба, которую вдруг выбросили на берег. Уши закладывает, а тело немеет от страха, всё ещё нависающего тенью надо мной. А Эмили всё продолжает говорить, словно не может остановиться…

— Я сказала ему, чтобы убирался. Сказала, что тебя нет. Он был пьян, Дженна, оттолкнул меня и пошёл искать тебя в доме. Поднялся к тебе в комнату…

Не хочу ничего слышать. Зажмуриваюсь, что есть сил. До мелькающих пёстрых точек. Лишь бы только не вспоминать. Только бы не думать о том дне. Пожалуйста, пожалуйста, я не хочу!

— Я вызвала полицию, пригрозила ему, что если не уберётся…

Но я уже не слушаю. Трясущимися пальцами сбрасываю вызов и, сползая по стеночке, оседаю на пол прямо там в тёмном коридоре. Переворачиваю ладонь левой руки, замечая, что от впившихся ногтей выступила кровь. Смотрю на бордовые капли, пытаясь утихомирить грохочущее сердце, бьющееся о грудную клетку.

Слышу чьи-то шаги на лестнице, и это выводит меня из оцепенения. Поднимаюсь на ватных ногах и с трудом дохожу до комнаты подруги. Толкаю дверь, исчезая в темноте. Подхожу к окну и равнодушно смотрю на отражающийся от фонарей свет.

Онил моментально чувствует моё настроение. Пытается заглянуть мне в глаза, но я отворачиваюсь в сторону.

— Иди сюда, — шепчет Роуз и осторожно берёт меня за руку.