Япхатум не сразу приняла его предложение. Какое-то время она молчала, раздумывая над тем, как правильно повести разговор, и только прерывистое дыхание выдавало её волнение. К её удивлению, эн Илшу как будто прочитал её мысли.

— Я догадываюсь, о чём ты желаешь говорить со мной, сангу Япхатум, — заявил он и затем продолжил низким голосом: — Ану-син — удивительная девушка. Я уже стар и на своём веку повидал немало дев, блистающих великолепием форм и красотою лика, но Ану-син превосходит ожидания самого утончённого воображения. Женщин, подобных ей, боги не часто создают среди нас, смертных, и в том, что мы можем наяву созерцать столь редкое и необычное явление, заключается причина нашего изумления. Когда Ану-син впервые предстала перед моим взором, я подумал: неужто сама Великая Мать, лучезарная Иштар, приняв облик земной женщины, спустилась с небес. И только услыхав её речи, я понял, что смотрю на отчаявшееся, наивное, хотя и не лишённое острого ума дитя. Это открытие вызвало у меня радостные и горькие думы. Какая участь ждёт девушку? Тернистые пути разбегаются вокруг, дикие сорняки глушат живые побеги. Бедной безродной сироте никогда не подняться из низов на высокую гору, чтобы её увидел весь народ. На каждом шагу всевозможные бездари и праздные невежественные люди будут бросать ей в лицо презрительное «мужичка»!

Наконец Япхатум опустилась на стул напротив старика и, прижав ладони к щекам, закивала головой.

— Нужно поднять Ану-син на гору, — уверенно вёл дальше эн Илшу. — Её талант не должен погибнуть. Думаю, что судьба, которой она покорилась, предначертана ей самими богами. И в том, что в конце своего долгого пути она появилась здесь, в святилище Иштар, также нет ничего случайного.

Япхатум склонила голову набок и посмотрела на жреца задумчивым взглядом.

— Мне не дают покоя её глаза и красивые маленькие руки, — медленно проговорила она, решив признаться в своём наблюдении. — Я всё спрашиваю себя: разве могут быть такие руки у дочери деревенских бедняков? И где я видела такие же глаза — затягивающие как омуты, пленительные, столь редко встречающегося в природе разреза?

— Столь прекрасные, столь необыкновенные — и ты не можешь вспомнить? — спросил эн Илшу, пристально глядя на жрицу.

Его тусклые в полумраке глаза вдруг замерцали, похожие на чёрные алмазы, и в них вспыхнули, как в зажжённой лампаде, красноватые огоньки.

Япхатум пожала плечами:

— Пытаюсь — и не могу.

Жрец по-прежнему не сводил с неё своего острого взгляда.

— Что ещё ты можешь сказать об Ану-син? — живо спросил он.

— То, что, пусть она и простая крестьянская девушка, ум её никак нельзя назвать заурядным. То, что она самолюбива и горда, чего не скажешь о безродных сиротах…

— Всё это лишний раз убеждает нас в том, что Ану-син — не простая девушка, — с готовностью — будто получил подтверждение каким-то своим тайным мыслям — отозвался верховный жрец.

— Что ж, мы оба признали, что Ану-син необычная девушка, — после недолгого молчания проговорила Япхатум. — Кроме того, тебе ведомо о ней нечто такое, что пока ускользает от моего понимания. Для меня очевидно лишь одно: дар, которым Ану-син щедро наделили боги, это её дивный голос. Её голос не только украшает наш хор — благодаря ему пополняется храмовая казна. А ещё я слышала от учителей танцев, что Ану-син обращает на себя внимание, превосходя своих подруг в искусстве телодвижений. Ты сам сказал, что её талант не должен погибнуть, да и красота девичья увядает так же быстро, как облетают с цветов нежные лепестки. По моему мнению, такая одарённая жрица не должна служить с низшей ступени, отдаваясь каждому пришельцу. Ану-син нужно учиться для того, чтобы не остаться кадишту навсегда…

— Она никогда не станет кадишту, — неожиданно твёрдо произнёс жрец, даже не выслушав Япхатум до конца.

Женщина вскинула на него чуть прищуренные глаза, густо обведённые чёрной краской гухлу.

— Ты говоришь так, потому что тебе известно о ней нечто большее, правда?

Жрец кивнул.

— Случилось знаменательное, — молвил он хриплым от волнения голосом, — Ану-син обладает древним знаком женской тайны и силы, знаком, дающим право на жизнь и смерть, — символом Владычицы Иштар!

— Что?! Как ты сказал? — отшатнулась от него Япхатум; глаза её блестели сильнее обычного. — Символ Иштар… Но откуда он у неё?

— Ану-син обладает им с самого рождения. И, как я понимаю, он перешёл к ней по наследству от её матери.

— Тогда её мать… её настоящая мать… — Япхатум не договорила, поражённая внезапной догадкой.

Старый жрец Иштар встал с эбенового кресла и, шатаясь от охватившего его волнения, сказал:

— Пятнадцать лет прошло с тех пор, как звёзды предсказали это событие, пятнадцать лет я ждал его и каждый день глядел на небо в надежде отыскать вещий знак назначенного для этого срока! Вслед за водами Великой реки текли годы, а знамение всё не являлось моему взору, и отчаяние овладело моей душой. Я думал, что мрак Иркалла закроет мои глаза прежде, чем придёт желанный миг, и я унесу свою тайну в могилу…

Япхатум давно знала верховного жреца, и её уже не удивляла его прозорливость. Однако сейчас, слушая его взволнованные речи, она никак не могла постичь их смысл.

— Прости, абу, но твои слова не укладываются в моей голове, не проникают в моё сердце, — призналась она, немного смутившись. А потом, словно в оправдание своему невежеству, поспешно прибавила: — Но я, как и прежде, готова верить тебе, что бы ты ни говорил!

— Ты вовсе не обязана верить мне на слово, — отозвался Илшу. И, поведя плечами, словно стряхивал с себя внезапно овладевшую им задумчивость, торжественно возгласил: — Люди могут ошибаться, но боги — никогда!

— Тогда ты, может, всё-таки расскажешь мне обо всём? Что томит тебя? Что тебя тревожит?

— Столько лет я ревниво берёг эту тайну! — воскликнул жрец. И помолчав немного, покачал головой со словами: — Нет, Япхатум, время ещё не пришло, и значит, я должен по-прежнему хранить молчание. Если же ты догадалась — молчи и ты.

— Я догадалась лишь о том, кем могла быть женщина, родившая Ану-син, — призналась Япхатум. — Но тайна пророчества так и осталась закрытой для меня. Я хочу, я так хочу понять суть твоих туманных речей, о абу, но — увы! — мне это неподвластно. Остаётся лишь смиренно просить тебя приподнять завесу над этой тайной.

Жрица-сангу умоляюще посмотрела на Илшу. Но тот, вопреки её ожиданию, снова отрицательно покачал головой.

— Кто станет торопить цветок расцвести, когда его семя только легло в благодатную почву? — ответил он с едва уловимой загадочной улыбкой. А затем прибавил: — Придёт срок — и бутоны раскроются сами. Тот же, кто с трепетной надеждой ожидал этого срока, первым с радостью воскликнет: «Свершилось!»

— Да, всё так и будет, — согласилась с жрецом Япхатум, при этом скрывая свою досаду. Потом, подумав, что всё в общем-то складывается весьма выгодно для неё, она заговорила в открытую: — То, что ты рассказал об Ану-син, намного упрощает мою задачу. Обладание символом Иштар предусматривает для девушки посвящение в высший разряд жриц без обязательных подготовительных испытаний. После обряда посвящения она сможет беспрепятственно подниматься к святилищу, чтобы славить богиню в гимнах наравне с остальными надитум.

— Нет, Япхатум, ты не поняла, — Илшу бросил на жрицу укоризненный взгляд. — Вот представь себе камень-самоцвет. Мастер старательно шлифует его, наносит грани, чтобы он засверкал всеми цветами радуги, и только потом выставляет его на продажу, назначая самую высокую цену. Так и Ану-син… Я много думал о ней в эти дни, но только прошлой ночью в сновидениях, ниспосланных мне богами, получил ответ на свои размышления. Отныне она не будет петь в хоре; даже став посвящённой, надитум, она не будет петь ни во время богослужений, ни в праздники: больше никто не должен её видеть. Когда же придёт назначенный час, когда я пойму, что Ану-син готова выполнить свою священную миссию, — только тогда мы откроем миру её существование.