Какое-то время странницы молча изучающе смотрели друг на друга.

— Что ж, — первой заговорила незнакомка, — я вижу, ты не причинишь мне зла. Ты не похожа на тех, кто бросал в меня камни и гнал прочь, как шелудивую собаку. Ещё я знаю, что ты идёшь издалека…

Ану-син посмотрела на её ноги — они были в ссадинах и крови.

— Так же, как и ты, — отозвалась девушка. И затем спросила в тревоге: — Но что с тобой? Ты больна? И своим колокольчиком ты зовёшь людей на помощь? Ты надеешься на помощь там, где найти её почти невозможно?

В ответ на вопросы Ану-син странница издала звук, похожий на булькание закипавшей в котле воды. Это был смех, от которого по телу девушки пробежала дрожь.

— Нет! Когда я вижу человека, я звоню, чтобы он убегал, обходил меня стороной. Ибо болезнь, которая разрушает моё тело, заразна и смертельно опасна.

— Мне ещё не приходилось слышать о такой болезни, — пробормотала Ану-син и попятилась.

— Я так и поняла, — отозвалась прокажённая с улыбкой, которая на её изуродованном безносом лице казалась страшной гримасой.

— Откуда и куда ты держишь путь? — снова полюбопытствовала Ану-син, остановившись в нескольких шагах от странницы.

— Иду туда, откуда идёшь ты, и оттуда, куда ты стремишься. В больших городах нищим бродягам легче прокормиться и хотя бы на время найти пристанище. Я уже бывала в Сиппаре, мне неплохо там жилось. Попробую ещё!

Ану-син промолчала. С Сиппаром у неё были связаны и хорошие, и плохие воспоминания. Она совсем недавно покинула этот город, но ей казалось, что с тех пор прошла уже целая вечность. Образ Каданора неотступно преследовал её, мысли о нём причиняли её сердцу мучительную боль. Нет, всё-таки она ненавидела Сиппар!..

— Но хватит ли у тебя сил, чтобы дойти до Сиппара? — засомневалась Ану-син, глядя на прокажённую с состраданием, хотя у неё самой от слабости и усталости дрожали колени.

— Ты ведь тоже, — в свою очередь странница окинула девушку внимательным взглядом, — нуждаешься в отдыхе, не так ли?

— Но не спать же здесь, посреди степи, на голой земле?

— Можно и в степи — только не на голой земле, — после этих слов женщина, поражённая страшной болезнью, вытащила из своей заплечной котомки баранью шкуру и постелила её на земле.

Затем, к изумлению Ану-син, она ловко соорудила из палок, к одной из которых была прилажена котомка для ношения на плече, а другая служила опорой при ходьбе, подобие навеса, укрывавшего от ветра. Ловко управившись с приготовлением к отдыху, странница жестом пригласила Ану-син присоединиться к ней.

— Если не побрезгуешь, я угощу тебя лепёшкой и варёными бобами, которые мне дали как милостыню в последнем на моём пути храме, — сказала женщина, когда Ану-син опустилась на шкуру чуть поодаль от неё.

— У меня нет ничего такого, что я могла бы дать тебе взамен, — ответила девушка.

Конечно же, Ану-син была голодна, однако гордость не позволяла ей принять угощение нищенки безвозмездно.

Снова раздался напоминающий булькание воды смех, а за ним — слова:

— Мне от тебя ничего не нужно! Ведь я угощаю, а не продаю…

Когда с едой было покончено, странница, взглянув на Ану-син, спросила:

— Ты идёшь из Сиппара, большого аккадского города, в надежде дойти до главного города Ассирийского царства? Веришь в то, что только в таких городах можно обрести счастье?

Не дождавшись ответа от девушки, которая предпочла промолчать, она продолжила:

— Твоя красота достойна лучшей доли, чем та, которую ты ищешь. На своём жизненном пути я встречала немало девушек, подобных тебе. Какими они были, когда шли в Город Городов, Город богов и царей? Они были юны, прелестны, веселы и целомудренны; они жаждали любви и счастья. Кем они стали в столице царства? Наложницами в домах вельмож, блудницами, предлагающими себя каждому прохожему, нищенками, готовыми продаться за кусок хлеба… Болезни, голод, унижение, позор — вот что обрели они там, где искали счастья!

Странница шумно перевела дыхание и горестно вздохнула.

— Хочешь, я расскажу тебе историю одной красавицы? Если, конечно, у тебя хватит терпения выслушать меня до конца…

Ану-син пожала плечами:

— Говори. Всё равно спешить нам некуда, пока мы не отдохнём как следует.

Прокажённая кивнула, соглашаясь с её словами, обхватила колени руками и начала свой рассказ:

— Эта девушка была юна и прекрасна, совсем как ты сейчас. Обласкана родными, любима подругами, уважаема земляками. Но ей наскучила жизнь в родном селении, хотя она была не из бедной семьи и ни в чём не знала отказа. Днём и ночью она грезила о Баб-или. Баб-или, столица Аккадского царства, город пышных дворцов и храмов, был её мечтой. Изо дня в день смотрела она в сторону Города Городов, шептала во сне: «Баб-или, Баб-или» и, изнывая по Баб-или, верила, что боги рано или поздно исполнят её мечту. И однажды это случилось. Мимо селения, в котором жила девушка, проходила армия аккадского царя, возвращавшегося из военного похода. Одним из отрядов командовал молодой декум*, красивый, храбрый, с огневым взором и ослепительной улыбкой. На покой он остановился в том доме, где жила со своими родителями наша красавица, и за короткое время между молодыми людьми вспыхнула любовь…

Странница на миг прервала свой рассказ, и Ану-син успела заметить, как оживился её взор, который тут же, после того, как она снова заговорила, помрачнел.

— Вот только счастье для девушки длилось недолго. Её возлюбленный уехал в Баб-или и в разлуке забыл о ней. Она последовала за ним, она не могла больше жить без него, она искала его по всему городу. Баб-или, город её мечты, встретил девушку враждебно. Ей пришлось пережить и вытерпеть такое, чего она никогда не могла даже представить. Её красота привлекала к ней мужчин, грубых, похотливых; перед ними она была беззащитна… Её насиловали, её жестоко избивали, отнимали последний кусок хлеба, но она не сдавалась. Она всё так же продолжала искать того, ради которого дышала, ради встречи с котором сносила все испытания… И вот однажды она увидела его…

Рассказчица провела рукой по лбу, как будто стараясь что-то вспомнить. Взор её, казалось, совсем угас.

— Она была в предвкушении вновь обретённого счастья. Она бросилась к любимому, уверенная в том, что он раскроет для неё объятия и приласкает её, как это бывало прежде… Но он… он даже не узнал её или сделал вид, что не узнал. Скользнув по ней равнодушно и холодно, его взгляд устремился к другой женщине, которая выходила из большого богато украшенного дома. Возлюбленный несчастной девушки пошёл навстречу той, другой, и её, а не ту, которая искала его, заключил в свои объятия и поцеловал…

Голос рассказчицы дрогнул; вздохнув, она умолкла.

— Что же случилось дальше с той девушкой? — в нетерпении спросила Ану-син, которую увлекла услышанная ею история.

— Она осталась в Баб-или — ведь ей было некуда идти. Она жила в городе, где жил тот, которого она, несмотря ни на что, была не в силах разлюбить. Она часто видела его издалека, поджидая, когда он выйдет из дома, и она видела, что он счастлив… счастлив и без неё. Сама же она страдала, ибо была уверена, что без него, единственного, любимого, ей никогда не быть счастливой. Она обезумела от ревности, она люто ненавидела ту, которая украла её счастье и которой тот, ради кого она столько всего перетерпела, ныне дарил свою любовь. И пришёл день, когда она решилась на отчаянный и ужасный поступок.

Странница вдруг переменилась в лице — глаза её точно остекленели, рот перекосился, губы дрожали — и снова умолкла.

— Что же она сделала? — тихо спросила Ану-син, не спускавшая с собеседницы пристального взора.

— Что она сделала? — переспросила прокажённая хриплым голосом и ответила: — Она убила их. Да, убила! Сначала своего возлюбленного, а потом его избранницу. Когда он, смертельно раненный кинжалом, осел на землю, та, которую он назвал своей женой, подбежала к отвергнутой девушке и крикнула ей в лицо: «За то, что ты сотворила, да нашлёт на тебя Энлиль страшную беду!» Это были последние в её жизни слова — она разделила участь своего мужа…