— Мама, — прошептала я одними губами, в то время, как сердце в груди болезненно сжалось от предчувствия чего-то очень нехорошего.

— Спокойно, — велела бабушка, сжимая мою ладонь в своей с такой силой, что любой бы догадался, какие чувства она сейчас испытывает. Леди Матильда боялась. Причем боялась она не за себя, а свою несчастную дочь, которой и так довелось пережить слишком много.

— Ты останешься здесь, а я пойду в дом, — продолжила она отдавать распоряжения, как делала это всегда, вот только сейчас я не желала ей подчиняться.

— Мы пойдем вместе, — сказала я и, вздернув упрямо подбородок, поспешила к калитке.

Сама я не видела, но была уверена, что бабушка смотрит на меня с осуждением. В ее представлении я так и осталась маленькой девочкой, нуждающейся не только в постоянном контроле, но и защите. Возможно, своими поступками я и заслужила подобное отношение, но это вовсе не означает, что я позволю кому-то расплачиваться за мои ошибки. Ведь ни у одной из нас не было ни малейших сомнений в том, по чьей вине все происходит.

В Вельеже у нас имелось немало недоброжелателей, но никто из жителей города не посмел бы напасть на наш дом, опасаясь проклятья. Лишь один человек, судя по его ответной реакции, не считал ведьмовской дар достаточной для себя угрозой и именно этому человеку я, не далее, как вчера, нанесла оскорбление, отняв у него добычу. Могла бы и раньше догадаться, что он не ограничится малой кровью и в отместку за мои действия захочет извести под корень весь наш род.

В калитку я прошла первой и очень удивилась, не обнаружив во дворе посторонних. Почему-то мне представлялось, что в доме, как и в замке будет полно чужаков. С другой стороны, наш городской особняк сам по себе не представлял ни для кого интереса. Единственная ценность, что в нем имелась, была укрыта мощнейшим отводом глаз. Я имею в виду лабораторию леди Матильды, если кто вдруг не понял. Жаль, нам не пришло в голову раньше, что прятать надо было еще и маму. Но кто же мог ожидать, что все так повернется? Уж точно не я.

Дверь черного хода оказалась не заперта. Оставалось надеяться, что нас не ждет там засада. Едва я ступила за порог, как меня чуть было не сшиб с ног маленький ураган по имени Либби. Это оказалось тем более неожиданно, что дракошка сохраняла невидимость. А ведь я о ней и не вспомнила, когда переживала за судьбу мамы. Вероятно потому, что малышка уже показала, на что способна, когда ей или мне угрожает опасность. И снова мое упущение. Надо было включить в круг ее интересов еще и маму. А я их даже не познакомила. Не представила Либби свою родительницу, как еще одного члена нашей маленькой стаи.

В покоях мамы царила разруха и запустение. Осунувшаяся и разом постаревшая Селия, пыталась навести тут порядок, но, увидев нас, разрыдалась.

— Леди Матильда, да как же это? Да за что же? — только и вымолвила она, когда бабуля потерянно опустилась в любимое мамино кресло.

Либби толкала меня под колени, требуя ласки. Пришлось немного открыться, чтобы показать ей малюсенькую частицу своих переживаний. Однако и этого хватило, чтобы из ноздрей дракошки повалил черный дым. Она заскулила, чувствуя себя виноватой. Пришлось ее успокаивать, мысленно признаваясь в собственной глупости и недальновидности.

— Расскажи, что здесь случилось? — велела Селии бабушка, когда служанка немного успокоилась.

— Да нешто сами не видите? — всплеснула та руками, не в силах сдержать эмоции. Потом, видно, вспомнила, с кем говорит, и понуро продолжила: — Ворвались недруги окаянные в дом, все тут перевернули. Я и сказать ничего не успела, как меня ветром в сторону отшвырнуло. Плечо до сих пор болит, и рука плохо действует, — пожаловалась она, не особо надеясь на сочувствие, но бабушка меня удивила. Несмотря на гнетущую обстановку, она взялась за лечение, применив силу источника, что делала крайне редко. Селия благодарно вздохнула и повела плечом, на глазах обретая уверенность в том, что леди Матильда все как обычно уладит. Потом ее лицо снова скривилось, а из глаз покатились крупные слезы.

— Схватили проклятые вороги нашу голубушку, да с собой утащили. Люди говорят, что томится она теперь в городских казематах, в ожидании злой доли.

Леди Матильда при этих словах будто окаменела. У меня же в горле встал ком, да такой, что трудно стало дышать. Я стояла, хватая ртом воздух, а перед глазами мелькали разноцветные пятна. Г олос Селии звучал глухо, будто издалека. Лишь усилием воли я смогла удержаться в сознании. Не время быть слабой, надо думать, как вытащить маму.

Либби послала мне образ атакующих неприступную цитадель драконов. Я ответила ей отказом. Не хотелось становиться виновницей гибели сотен людей. Городская тюрьма не так безлюдна, как замок Филидор и разрушение здания неминуемо повлечет за собой жертвы. Дракошка моя приуныла, ей понравилось изображать из себя героиню. Пришлось снова ее успокаивать и обещать, что ее умения обязательно нам пригодятся.

— Все запасы на кухне подъели оглоеды. Ведут себя как хозяева, берут все без спросу, — продолжала изливать душу Селия.

— Так в доме сейчас есть чужие? — вывел меня из задумчивости голос бабушки.

Селия только руками всплеснула:

— Как не быть? Их главный распорядился, чтобы дом под охраной остался. Будто я лиходейка какая, стану на хозяйское добро покушаться.

Теперь в голосе женщины прозвучала обида. Она так гордилась тем, что служила нашей семье верой и правдой. Даже в трудные годы не искала себе лучшего места, а тут вдруг какие-то пришлые посмели заподозрить ее в корысти. Даже не знаю, что потрясло Селию больше — пленение молодой хозяйки или намек на ее моральную нечистоплотность.

Император вернулся в замок в еще более худшем расположении духа, чем то, в котором он пребывал до отъезда. Его свита благоразумно держалась в тени, стараясь не привлекать внимание сюзерена. Белиз, следуя их примеру, затаилась как мышка, словно ее и вовсе не существовало.

Впрочем, напрасно старалась, Филипп ее присутствия и не заметил. Ему сейчас вообще было не до любовницы и не до прочих радостей жизни. После череды блестящих побед и чудесного вознесения на вершину власти он вполне искренне возомнил себя избранником богов, едва ли не стоящим вровень с ними. Долгие годы судьба столь явно к нему благоволила, что он, как ни старался, не мог припомнить ни единого периода в своей жизни, отягощенного столькими провалами одновременно. Бывало, что жизнь посылала ему неудачи, но никогда их количество не выходило за рамки допустимого и уж тем более не несло с собой угрозу не только его положению, но и возможно самой жизни.

Филиппу мерещилось, будто кто-то настолько могущественный, что мог поспорить с самими богами, взял, да и перетянул его удачу на себя. От одной этой мысли ему становилось не по себе, а в сознании, вопреки его воле, формировались образы будущих поражений.

Пройдя быстрым шагом по коридору и не обращая внимания на вжавшихся в стены людей, император вошел в облюбованный им кабинет. Тяжело дыша, опустился в удобное кресло, мельком отметив, что, не смотря на кажущийся аскетизм в оформлении этого помещения, герцог устроился тут с комфортом. Никаких излишеств в отделке, а значит, ничего раздражающего внимание и мешающего сосредоточиться на делах. Все просто и функционально, причем очень дорого, уж он то знал толк в подобных вещах.

Положив перед собой лист писчей бумаги, император на минуту задумался. Он хотел выяснить, с чего же все началось, и если получится, постараться вернуться в исходную точку, чтобы попытаться изменить ход событий. Остроконечные, словно пики горных вершин буквы, выстраивались в ровные ряды, приводя мысли Филиппа в порядок.

Когда он закончил писать, перед ним предстала картина если не предательства, то преступного попустительства так уж точно.

По всему выходило, что герцог знал о посягательстве некой девицы на родовое поместье и по неясной пока причине утаил эти сведения от своего сюзерена. Оставалось понять, не свидетельствует ли его молчание о наличии сговора против власти императора в этих краях?