Максим тем временем, слушая агрессоров краем уха, пытался привести дыхание в норму и размышлял над тем, что узнал. Непонятно, как так вышло, что кучка здоровенных мужиков позволила такому неуравновешенному франту командовать собой, но кем бы ни был этот Оскар, не он здесь главный. Все они подчиняются приказам некоего Шкипера – судя по всему, фигуры многим влиятельней и серьезней, чем этот недозрелый хлопец. Может, он правая рука этого самого Шкипера, лейтенант? Сейчас не так важно, как крупица власти попала в руки подобного субчика, неадекватного до мозга костей, не способного следовать приказам и ведомого, как можно было заметить, только своим сумасбродством. Главное, что заложники идут на продажу и убивать их запрещено. Это все, что Максим хотел знать.

Идея стукнула в голову подобно алкоголю. Сейчас или никогда.

Максим глянул на захватчиков, которые не теряли надежды утихомирить своего перевозбудившегося лейтенанта, и тихо окликнул друга:

– Руслан?

– Что? – с раздражением прохрипел Руслан, сплевывая кровь.

– Слушай меня. Я сейчас побегу, а ты не вздумай бежать за мной.

– Чего? – оторопел товарищ.

– По мне откроют огонь, но ты не бойся, меня не убьют. Не пытайся их остановить, не нарывайся и не беги за мной. Понял? Не беги за мной. Я вернусь.

– Ты что… Макс! Не вздумай!

– Рюкзак Лолы.

Максим сорвался с места и опрометью рванул к сваленным вещам. Схватил скованными руками светло-зеленую котомку и через пальмовую рощу чесанул к спасительной гуще лаврового леса, задыхаясь от жгучей, раздирающей грудь боли, упрямо ее превозмогая.

Ругань оборвалась. Первые три секунды за спиной висело недоуменное молчание, но потом оно взорвалось матерной бранью и оглушительными воплями.

– Стой, паразит! Пристрелим! – Гневный приказ отделился от всеобщего гвалта и полетел вперед, обгоняя Максима.

Сердце екнуло от страха. В иной ситуации он бы сразу остановился, но после сцены, свидетелем и участником которой он стал, внутри поселилась странная уверенность в собственной неприкосновенности.

– Остановись, паскуда!

Застучала автоматная очередь. Максим вжал голову в плечи и ускорился, как мог. Во все стороны летели острые щепки от пальмовых стволов, кусали в лицо и за руки, стукались о плотную ткань штанов, залетали за воротник. Пули с шипением взвихряли песок под его пятками, но выше не поднимались – значит, он все рассчитал верно и стреляют действительно по ногам.

Левую голень пронзило раскаленным прутом. Максим как подкошенный рухнул в песок, выпустив из скованных рук бесценную ношу. Он не добежал до укрытия каких-то пять шагов. Стрельба прекратилась, а вместе с ней стих возбужденный гомон. Песок поглощал топот тяжелых ботинок, но по бряцанью автоматов Максим понял, что супостаты со всех ног мчатся к нему. Весь в поту, облепленный песком, он задыхался, но не от бега: после удара в солнечное сплетение ребра сдавливало болью. Максим заставил себя подняться, подхватил драгоценную поклажу и живо захромал к спасительной стене лаврового леса.

Захватчики больше не стреляли. Непроходимые заросли вынудили Максима сбавить темп и перейти на быстрый шаг. Боль в простреленной ноге почти не чувствовалась, но Максим знал, что причиной тому бурлящий в крови адреналин. Едва его запас иссякнет, ранение даст о себе знать.

– Вернись, или друга твоего пристрелим! – эхом пронеслось по лесу.

Максим оглянулся. Позади никого не было. Густой, пропитанный лавром воздух клейстером лился в горло. Ноги путались в папоротниковых вайях, мшистые стволы с искривленными сучьями преграждали дорогу. Максим не знал, бежит за ним кто-то или он слышит шорох своих собственных шагов.

Он торопливо пробирался вперед, пока, обогнув кусты остролиста, не заметил, что дальше хода нет. Максим успел затормозить, но слишком поздно. Сила гравитации сработала против него. Тяжелый рюкзак потянул вниз, Максим сорвался и кубарем покатился по склону оврага, собирая на себя комья черной земли, царапая лицо и руки обломанными сучьями и выступающими корягами.

Папоротник и сырая земля на дне оврага смягчили падение, но Максиму не повезло приземлиться на левый бок. Что-то твердое коснулось голени – быть может, он задел корягу или ветку, – и потревоженное ранение огрызнулось в ответ. Ногу обожгло острой болью.

– Макс! – прокатился по лесу рваный, прорезанный деревьями, властный окрик. – Вернись – или попрощайся с дружком!

Максим поднял голову, замер и прислушался, но никаких посторонних звуков вроде шелеста кустов или бряцанья автоматов не уловил. Голос доносился с той стороны, откуда он приковылял. Захватчики шли по следу из примятого папоротника. Скоро они будут здесь.

Намокшая одежда холодила спину. Пахло жирной землей и гнилыми листьями. Максим стиснул зубы, уперся скованными руками в сырой чернозем и с выдохом тяжело перевернулся на правый бок. Дальше будет только хуже, напомнил себе Максим, напряг пресс и сел так, чтобы ранение не касалось земли. В районе икроножной мышцы рассеченная штанина намокла от крови и прилипла к ноге, скрывая ранение. Надо бы проверить, насколько все плохо, ведь при огнестрельном ранении из калаша хорошо не бывает.

Сплюнув тягучую горькую слюну, Максим дотянулся до упавшей неподалеку грязной котомки, справился кое-как с пластмассовыми карабинами, раскатал верхушку и запустил внутрь стянутые хомутами руки. Порылся в содержимом и одну за другой извлек на свет две большие косметички. Первую отложил сразу, едва понял, что в ней одни средства личной гигиены. То, что он искал, обнаружилось во второй. Швейные принадлежности: набор иголок, разноцветные мотки обычных и шерстяных ниток, вязальные крючки, сантиметр, наперсток, бечевка, ножницы и жестяная коробочка из-под монпансье с пуговицами и булавками. Максим схватил ножницы, раскрыл, зажал между коленями и через минуту настойчивых усилий освободился от хомутов, успевших натереть кожу на запястьях. Теперь ничто не сковывало его движений, кроме ранения.

Вернувшись к рюкзаку, Максим первым делом расстегнул молнию внутреннего кармана. Показался уголок кислотно-желтого пластикового пакета. Максим выдернул его и быстро проверил: кошелек, телефон, плеер с наушниками, зарядки, паспорт. Все на месте, слава богу…

– Слава богу… – прошептал Максим, прижал пакет ко лбу и медленно выдохнул, чувствуя, как дрожат руки.

В висках, отдаваясь болью в голове, отстукивали крошечные молоточки. Грудь сжимало после недавнего удара. Огнестрельное ранение болезненно пульсировало, как бы предупреждая Максима, чтобы он не смел шевелиться и беспокоить его. Максим не обращал на него внимания и думал над тем, что будет дальше. Если супостаты сбывают пойманную добычу на черный рынок, перед этим неплохо бы раненого заложника подлечить. Как именно это сделают – залатают на скорую руку или подойдут со всей ответственностью и вернут товару первозданный вид, – Максим не знал, но те пути отхода, что он готовил, должны сработать в большинстве случаев.

Он вынул из жестяной коробочки для конфет три сцепленные английские булавки, бросил косметичку обратно в рюкзак, закатал верхушку и защелкнул карабины, чтобы содержимое не высыпалось на землю и не привлекло внимания. На заднице подполз к углублению под скосом оврага, подтянул к себе рюкзак и здоровой ногой толкнул под нависающие над оврагом корни деревьев, с виду точь-в-точь костлявые пальцы ведьм. Грязная котомка растворилась в плотных зарослях папоротника.

Куда же спрятать булавки? Низ футболки с изнаночной стороны? Нет, если футболка задерется, пиши пропало. Ворот?.. Футболка изношена и застирана, ворот растянут и выпячивается. Заметят. Максим вытер лоб сухой частью рукава и с тревогой глянул наверх. Он почти слышал над ухом шуршание по кустам и бряцанье автоматов, но не поддавался панике, зная, что в этом случае собьется с мысли.

Размышления заняли не больше пяти секунд. Ответ нашелся быстро.

Максим развязал шнурки, выпростал здоровую ногу, отогнул пухлый язычок походного ботинка и прицепил булавки на внутреннюю сторону берца. Вернул язычок на место и повертел ботинок, оглядывая его придирчивым взглядом капризного покупателя. Убедившись, что булавок не видно, надел ботинок и затянул шнурки.