Даже на походные рации супостаты взглянули без интереса.

– Гляди-ка, у этих бздыхов рации на солнечных батарейках, – со смехом обратился бородач к сородичу в шрамах.

– Мажоры! – весело хмыкнул тот, но даже не потянулся и не взял рацию, чтобы рассмотреть.

Бородач вытащил из котомки водонепроницаемый защитный пакет, вскрыл и вытряхнул на песок бумажник, мобильник и паспорт Максима. Ловкими движениями пересчитал купюры, с безразличным видом сунул обратно в бумажник и приступил к изучению визиток и дисконтных карточек, медленно перетасовывая их в руке. Максим не выпускал из виду светло-зеленый баул с одеждой и документами Лолы, который лежал в куче других вещей. До него пока не дошла очередь, но в любую минуту кто-нибудь может придвинуть его к себе и тогда… Максим с досадой спрашивал себя, что можно сделать, но в отчаянии не находил ответа. Если он побежит, его пристрелят. Проклятье, да он и десяти шагов не сделает, как распластается на песке с рюкзаком в остывающих руках, который тут же вернется в загребущие лапы супостатов. И тогда они уже не станут медлить, вскроют его тотчас же и осмотрят содержимое.

Беспокойный взор короткими перебежками метался среди шурующих агрессоров. Я должен что-нибудь предпринять, незамедлительно, сию же секунду! Максим чувствовал себя беспомощным ребенком под прицелом дотошных взрослых. В отсутствии других вариантов он вновь и вновь обращался к мыслям о побеге, но все сводилось к одному и тому же исходу.

Максим со скрытой тревогой украдкой наблюдал за обнесением лагеря. Подошел Оскар с сигаретой в зубах, вынул из кармана серебристую зажигалку и опустился перед ними на корточки.

– Что с яхтой? – коротко поинтересовался он, прикурил и резким движением руки защелкнул прямоугольную крышку. Заляпанная пальцами сталь скудно блеснула, отражая пасмурное небо.

– В шторм попали. – Максим подозревал, что после стычки с агрессорами Руслан вряд ли будет гореть желанием отвечать на вопросы, поэтому взял это на себя. – Мачта сломалась, двигатель вышел из строя.

– Дятлы, яхту в расход пустили! Вот бельмесы никчемные! Так вы не в курсах, что это за остров?

Максим услышал улыбку в голосе супостата и посмотрел на него. Оскар щерился с безумно довольным видом, словно ему подвернулась возможность поделиться захватывающей байкой с теми, кто ее не слышал. Максим не доставил ему такого удовольствия, ни о чем не спросил, только сказал, мол, нет, они «не в курсах». Уже и без того понятно, что особенного в этом острове.

– Ну вы и доломонцы! – рассмеялся вожак нервическим смехом и отметил их глупость и неведение очередной крепкой затяжкой. – Яхта чья? Небось, у кого-то из вас денег куры не клюют?

Оскар почему-то в упор смотрел на Руслана. Максим почти не обратил на это внимания, думая о другом. Он чувствовал необходимость справиться об их дальнейшей судьбе, но вопросами боялся поджечь запал и спровоцировать подонков и потому до поры до времени молчал. Пока не выяснится, за каким лешим они здесь окопались, только для замора отлавливают приезжих или ради звонкой монеты, нельзя признаваться, что яхта не куплена, а построена своими руками. Еще взбредет в голову шальная мысль прикончить заложников, раз с них нечего взять… Пусть считают улов добротным.

– У нас обоих, – не моргнув глазом, соврал Максим.

Оскар с поджатыми губами выпустил дым из раздувшихся ноздрей и уколол Максима ледяным взглядом, давая понять, что спрашивал не его.

– Язык проглотил, борман?

– Нет, – процедил Руслан. Сидевший рядом Максим кожей почувствовал исходящее от него напряжение и сам потихоньку начал им заражаться. Разговор сворачивал на нехорошую сторону. След от кулака на лице Руслана не мог не привлечь внимание Оскара. Глаза вожака нервно посверкивали электрическими разрядами: «Так, значит, ты у нас любитель нарываться и выступать? Сейчас глянем, что ты за птица!» Оскар явно пытался спровоцировать его. Максим не знал, за что Руслана ударили, но, учитывая, какой он последнее время дерганый, вариантов напрашивалась уйма. Руслан не понимал, что этот хмырь нарочно его подзуживает и что поддаваться ни в коем случае нельзя, а Максим не знал, как внушить ему эту мысль. Одержимый своей злостью, Руслан ничего не замечал.

– Твой огрызок? – Оскар кивнул себе за плечо.

Руслан поднял подбородок, но ничего не сказал. Молодой супостат жадно затянулся, оценивающим, холодным взглядом воспаленных глаз оглядел Руслана с головы до ног и выпустил дым ему в лицо. Руслан не шелохнулся. Он и сам любил посмолить, но во время перехода курил только на суше: сначала во время стоянок в маринах, затем во время стоянок на атоллах. Потом сигареты кончились.

– Чего вылупился? Твой огрызок, спрашиваю?

– Мой, – отсек Руслан с ненавистью дикого животного, хлестнутого во время циркового представления. Этого оказалось достаточно, чтобы вывести агрессора из себя.

– У тебя борзометр зашкаливает?! – взъерепенился Оскар и яростным тумаком сбил его на песок. – Лежать, собака! – Удар военного ботинка с прочным твердым носком пресек попытку встать. Руслан подавился кашлем и перевернулся на бок. Максим попытался вмешаться, урезонить словами, спокойно, на равных, но Оскар отпихнул его ногой в грудь, опрокинув на спину. Максим вспомнил давно забытое чувство, когда из легких насосом вытягивают воздух, а грудь разъедает жгучей болью, словно кислород токсичен и убивает клетку за клеткой.

Вожак поднял Руслана за шкирку, как пьяного забулдыгу, и с яростью одержимого принялся молотить по лицу. Прервался, выругался из-за разбитых костяшек и хотел ударить еще раз, но вмешался один из сородичей.

– Сбавь газ, Оскар! Не хватало еще, чтоб ты парня покалечил!

Максим глянул в ту сторону, откуда прилетел раздраженный оклик, и увидел того самого корейца. Сородичи называли его Слесарем.

– Не покалечу, – пропыхтел вожак, раздразненным хищником крутясь возле Руслана и нервно облизывая болячку в уголке рта. Наградил заложника заключительным ударом под дых и бросил с язвительным смешком, довольный собой: – Уже не такой борзый?

– Завязывай, говорю! – рассердился Слесарь. – Нам за него еще деньги получать, а лечить его придется мне! Хорош парня гасить!

– С этого гаплонта не убудет, – огрызнулся Оскар, но экзекуцию прекратил.

– Шкипер ясно сказал: не калечить никого! Хотя о чем это я, тебе же всегда море было по колено, и на приказы ты чхал! Но рано или поздно терпение Шкипера лопнет, помяни мое слово. Он уже столько последних предупреждений тебе выписал, ты и за три года их в карцере не отсидишь. В один прекрасный день отправишься следом за Чертежником, и поделом тебе. Жду не дождусь, потому что лично мне уже надоело разгребать последствия твоего психоза.

В ответ прозвучал взрыв, наружу низвергнулся поток грязной трущобной ругани. Поднялся жуткий галдеж. Оскар ершился и наскакивал на Слесаря. Бдительная стая сгрудилась позади вспыльчивого сородича и на разные голоса – кто с раздражением, а кто с добродушным внушением – пыталась охолонуть его, привести в чувство, уговаривала подумать о последствиях и не затевать драку с медиком, которая уж точно не сойдет ему с рук. Но Оскар уже вошел в раж и был не в силах остановиться. С каждым новым ругательством его несло все дальше и дальше.

Слесарь с перекошенным от недовольства лицом прошел мимо брызжущего ядом Оскара, дернул Руслана за шкирку и усадил обратно на колени. Максим поднялся сам.

– Вот теперь сам будешь перед Шкипером отчитываться, истерик конченый! – процедил Слесарь, указывая на разбитую в кровь левую половину лица Руслана.

– Ты ему еще спинку медом помажь! – кипятился Оскар. Ни на секунду не замолкая, распаляя самого себя, он выплюнул несколько угроз и рванулся к Слесарю, чтобы незамедлительно привести их в действие, и был неприятно удивлен, когда соратники удержали его за руки. Казалось, запасу кислорода в его легких нет предела и сквернословию не будет конца. Ни одна средневековая канава по глубине и зловонию не могла сравниться с той руганью, что срывалась с нервно изогнутых губ супостата. Его замысловатые выражения встречались сдержанными улыбочками, он видел это и доходил до белого каления, глаза искрились электричеством, он вырывался, но соратники отвечали категоричным отказом и требовали успокоиться. На заложников никто не смотрел.