— Мне кажется, что поискать потайной ход нужно и в библиотеке, — едва они оказались на лестнице, в стороне от чужих ушей, продолжила гнуть свою линию Гвен.

— Непременно, — уверенно отозвался барон.

Библиотекарем он в любом случае собирался заняться, хоть и сомневался в его причастности к сегодняшнему исчезновению. История с рунами Камбера не давала покоя. Надежда на то, что библиотекарь сам выдаст свою роль в происходящем, не оправдалась. За время слежки он ни разу не изменял обычному графику; нигде не бывал, кроме дома и вверенной его заботам академической библиотеки, не назначал никаких подозрительных — да и вообще любых — встреч.

Оставалось предположить, что он или оставил украденное себе — хотя это выглядело довольно бессмысленным, — или передал одному из студентов или преподавателей, которые беспрепятственно наведывались в библиотеку за книгами. Ещё могла оставаться слабая вероятность, что Атталь заподозрил неладное и решил временно затаиться, но с каждым днём это казалось всё менее реальным.

Как бы то ни было, де Триен и до сегодняшнего происшествия уже склонялся к мысли, что библиотекаря пора вызвать на допрос. И предпринять все меры, чтобы он, в отличие от Камбера, не испарился по дороге.

Однако, когда они переступили порог ректорского кабинета, и он наконец-то смог обратиться к Гвен без притворного равнодушия, выдержка его оставила, и барон заговорил совсем не о расследовании.

— Почему ты сбежала сегодня? Гвен, ты можешь себе представить, что я… Как прошла твоя встреча? О чём вы говорили? Ты…

Деликатное покашливание заставило его запнуться на полуслове. Де Триен и забыл, что ректор тоже находится здесь.

— Кажется, я забыл в экипаже… кхм… свои капли от простуды, — невозмутимо заметил совершенно здоровый де Лаконте. — Думаю, никто не посчитает предосудительным, если я всего на несколько минут оставлю вас наедине.

Не успела захлопнуться дверь, как Гвен оказалась в его объятиях.

Только сейчас барон почувствовал, что мучившие его с самого утра страхи отступают. Гвен была взволнована и испугана, но, похоже, причина заключалась только в неприятности с Ленорой Марконти. У неё же самой плохих новостей не прибавилось — теперь, глядя ей в глаза, де Триен смог в это поверить.

Ненадолго его охватило безграничное облегчение. Все нерешённые загадки, тревога о судьбе исчезнувших, беспокойство за всех, кто ещё может пострадать — на несколько коротких минут всё это отступило, сделалось почти не важным.

Гвен не хотела распространяться о своём разговоре с наследником, однако де Триен настоял, желая убедиться наверняка, что ей ничего не угрожает. И, пожалуй, все её слова это подтверждали, но всё равно его кольнуло незнакомое прежде неприятное чувство.

Вовсе не хотелось, чтобы Гвен виделась с принцем снова. Он, безусловно, верил, что тот исполнит все данные обещания, и всё же… Де Триену совсем не понравились сочувственные и дружелюбные нотки, с которыми Гвеннет говорила о наследнике. И ещё больше не нравилась мысль о том, что скоро они снова встретятся, и, может, со временем девушке станет интересно и весело с ним, и кто знает, к чему всё это приведёт?.. Теперь уже не получалось утешить себя иллюзией, будто значение имеет только благополучие Гвен, а о собственных чувствах получится легко позабыть.

— Скоро его высочество поймёт, что я могу быть ему только другом, — с лёгкой успокаивающей улыбкой пообещала Гвеннет, словно его мысли она тоже читала безо всяких усилий. — Самое важное, что его не интересует возможность магического обмена. Об остальном уж точно беспокоиться нечего, Рудольф! Сейчас намного важнее отыскать профессора Марконти. Я ведь ещё не обо всём успела упомянуть!

Когда, выждав где-то с добрую четверть часа вместо обещанных пары минут, вернулся ректор, Гвен рассказала о своих приключениях с покупкой бодрящей настойки и снова перешла к догадкам и предположениям.

Де Триен с трудом подавил вздох, понимая, что пришло время вернуться к делам. Всё, что могло оказаться полезным, Гвен уже сообщила, и как бы ни хотелось растянуть мгновения встречи, он не мог себе этого позволить.

— Обещай… — прощаясь, попросил он, с тревогой думая о склонности Гвен становиться участницей сомнительных историй.

— Разумеется, я никому ничего не стану рассказывать! — не дослушав, твёрдо уверила она. — Даже Иветт.

Барон невольно улыбнулся.

— Вообще-то я хотел, чтобы ты пообещала, что не станешь снова играть в юных сыщиков. Это опасно! Расследование — забота моя и Тайной службы. Договорились, малютка?

Гвен послушно кивнула, не выразив заметного недовольства.

— Но ты… вы, — поправилась она, смущённо покосившись в сторону опекуна, — сообщите мне, когда появятся новости?

— Непременно, — легко согласился де Триен, не видя необходимости что-то скрывать, когда она уже знает так много.

Библиотекаря удалось взять под стражу. Де Триен пренебрег правилами, которые предписывали письменно оповещать аристократов, попавших в поле зрения властей, о необходимости явиться на допрос, и сразу отправил к Атталю нескольких вооружённых стражников, распорядившись доставить того в Управление по борьбе с магическими преступлениями.

На первом, вполне деликатном и осторожном допросе он не сказал ни слова, кроме бесконечных возмущений и угроз. Де Триен и сам понимал, что если библиотекарь окажется непричастен ни к какому серьёзному преступлению, то тогда уже ему придётся поплатиться за свои действия. Возможно, это даже будет стоить должности… Однако сейчас он предпочёл довериться немногочисленным фактам и собственному чутью, и не беспокоиться заранее из-за возможных последствий.

Ни в академической библиотеке, ни в доме Атталя не удалось отыскать украденных им рун. Зато неожиданно обнаружился тайный ход, соединяющий хранилище библиотеки и подвал ничем не приметного заброшенного особняка, расположенного сразу за территорией Академии.

Дом принадлежал вдове мелкого торговца. За годы одиночества она растратила все оставшиеся после мужа накопления, и когда пришлось задуматься о куске хлеба на завтрашний день, сдала особняк в аренду и, взяв вперёд плату за целых пять лет, уехала куда-то в глушь. Куда именно, никто из соседей не знал; как и того, кто арендовал здание. Несмотря на то, что съёмщику пришлось выложить немалые деньги, пользоваться жилищем он не спешил, и никто его ни разу не видел.

Впрочем, де Триен полагал, что серьёзный допрос Атталя прольёт свет на эти вопросы. Оставалось только дождаться утра и получить от Сен-Моро официальное дозволение на насильственное применение ментальной магии к представителю аристократии — такие решения имел право принимать лишь глава Тайной службы.

С профессором Маргит де Фреэль удалось поговорить без соблюдения условностей. Перепуганная пожилая дама не пыталась отказаться от беседы или о чём-то умолчать, только растерянно моргала, не понимая, почему ею заинтересовались именно сейчас и не решаясь напомнить, что и сам де Триен когда-то, в свою бытность студентом, несколько раз наведывался к ней за бодрящей настойкой, когда накануне сложного экзамена не оставалось времени на сон.

В самом деле, торговля запрещёнными зельями всегда процветала в Академии. В глубине души де Триен и тогда, и сейчас был убеждён, что ректор об этом догадывается, но предпочитает закрывать глаза на мелкие нарушения.

Сами по себе настойки не приносили вреда, однако некоторые из них временно обостряли магические способности, что было совершенно недопустимо во время обучения. Существующий запрет не оставлял студентам возможности являться на занятия, находясь под действием запрещённых отваров — случае такого проступка виновного ждало бы отчисление. Этого было достаточно, чтобы никто не забывал об осторожности и чувстве меры, и не оставалось никакой явной необходимости проявлять большую строгость.

— Вам не о чем беспокоиться, — постарался барон успокоить госпожу Фреэль, когда заметил, что у той от волнения началась одышка. — Конечно, если вы не совершили ничего более предосудительного, чем продажа запрещённых настоек.