— Ты думаешь, что сделала что-то заметное, выскочка? Всерьёз думаешь, что твои жалкие взбрыки что-то значат? Что это — противостояние? — она обидно засмеялась, но выражение насмешки быстро сменилось гримасой искренней ненависти. — Я тебя уничтожу, поняла?! Я терпеть не могу таких, как ты! Выскочка! Все вы притворяетесь безобидными, а потом норовите отнять всё, до чего рука дотянется. Нет уж! Даже не надейся!

— Я — воспитанница графа де Лаконте, господина ректора Академии магии, — с неожиданной для неё самой твёрдостью отчеканила Гвен, оборвав пламенную тираду Айлин. — Что бы ты ни думала, по закону мы равны в правах и притязаниях. И если я ещё хоть однажды пойму, что меня преследуют и пытаются подвергнуть истязаниям или гибели, я не буду, как беззащитная девчонка, жаловаться наставникам или опекуну. Я обращусь в городской суд — я ведь имею на это право. И тогда мы узнаем, что можно назвать шуткой, а что — преступлением…

— Я вижу, маленькая птичка встала на крыло, — раздался позади неё негромкий голос.

Гвен обернулась. В дверях стоял ректор. Сам господин граф.

Она на мгновение опешила, но потом решилась, присела в лёгком светском полупоклоне, приветствуя опекуна, как равного.

К счастью, говорить ничего не пришлось — он начал сам.

— В чём дело? — ровно осведомился он. — Речь шла о неком преступлении?

— Нет, — Гвен покачала головой, словно это могло придать убедительности словам. — Мы всего лишь разговаривали… Проигрывали возможные ситуации, готовясь к зачёту.

Граф неопределённо улыбнулся, не то поверив в эту отговорку, не то не желая её опровергать.

— Я рад, что вы нашли общий язык. Позволишь отвлечь тебя ненадолго?

— Конечно… — Гвен замялась, вспоминая, как вообще положено обращаться воспитанницам к опекунам, а потом думая, уместно ли это в её случае, но снова решилась на отчаянный шаг. — Конечно, дядюшка. Уже спешу.

Опекун согласно кивнул, не выразив ни малейшего недовольства от её слов.

— Похоже, я в тебе не ошибся, — заметил ректор, когда Гвен вслед за ним вышла из аудитории. — Ты неплохо освоилась за такой короткий срок.

— Благодарю вас, ваше сиятельство…

— Я не возражаю, чтобы ты и дальше звала меня дядюшкой. Это будет уместно.

— Хорошо, — согласилась Гвеннет и вопросительно взглянула на опекуна.

Однако тот не торопился сообщить, почему вдруг о ней вспомнил.

— Я доволен твоим прилежанием, — вместо этого произнёс он, немало удивив Гвен.

После зачисления она ни разу не видела опекуна и подумать не могла, что тот следит за её делами. Это открытие озадачило. Если он знал обо всех её трудностях, обо всех неприятностях, с которыми пришлось столкнуться в первые недели, почему не счёл нужным вмешаться? Это тоже было неким испытанием, смысла и необходимости которого ей не уловить?

— Жаль, что об успехах пока говорить рано, — неспешно продолжил ректор. — Стоит дождаться практического курса. Впрочем, учитывая события во время путешествия, полагаю, что неприятных неожиданностей можно не опасаться. Ты не разочаруешь и впредь.

Не зная, что ответить, Гвен снова склонилась в реверансе, не то благодаря, не то просто выражая внимание. Она сама не знала, что сейчас чувствует. Насколько она понимала, опекун по-своему её хвалил, но это пробуждало не радость, а напряжённое ожидание, желание поскорее узнать, что за этим последует.

— Ты уже имела дело с леди Кьерсен и своими титулованными однокурсниками, — снова заговорил ректор, словно советуясь с ней. — Знаешь, чего ожидать от знати и, насколько я наслышан, научилась неплохо держаться в общении. Как думаешь, сумеешь провести вечер в подобном окружении и вести себя достойно?

Гвен опешила. И почему-то испугалась. Несмотря на то, что вопрос был задан совсем не требовательным, добрым и даже покровительственным тоном, её охватило ощущение, что сейчас, ни много ни мало, решается её судьба. От этого разговора, а никак не от всех прошлых решений и поступков, зависит будущее.

— Наверное… — без особой уверенности отозвалась она и пообещала уже твёрже: — Если нужно, я очень постараюсь!

Опекун непонятно улыбнулся, глянув вроде бы и с одобрением, но как-то снисходительно.

— Через месяц состоится крупное торжество, — поделился он, рассуждая вслух. — В честь двухсотлетия со дня основания Академии. Соберётся весь цвет общества, будут приглашены наши лучшие выпускники и наиболее многообещающие студенты. Это хорошая возможность себя зарекомендовать.

— Вы… — голос сорвался от волнения, и Гвен пришлось откашляться, прежде чем продолжить: — Вы хотите, чтобы я тоже участвовала в празднике?

— Я возлагаю на тебя большие надежды, — не ответив прямо, сообщил опекун. — За то время, что я возглавляю Академию, у меня были… скажем, особые проекты, но твоя особенность, двойственный дар — это самое примечательное явление из всех, с чем доводилось сталкиваться. На это можно делать серьёзную ставку. Если ты не подведёшь, Гвеннет, мы положим начало новой эпохе. Возможно, через несколько десятилетий мы придём к тому, что высокие титулы и всеобщее признание станут наградой за способности и заслуги перед империей, а не только наследственным достоянием. Но чтобы перемены не встретили противостояния, они должны идти исподволь, незаметно. Понимаешь?

Гвен кивнула. На самом деле не всё в рассуждениях ректора было ей понятно и не всё находило отклик в душе. До сих пор она не задумывалась о делах империи, о возможности перемен и о том, нужны ли они. Собственно, Гвен и сейчас не намеревалась ломать голову над судьбами мира — у неё хватало своих нерешённых сложностей. Однако не возникало сомнений, что в главном для неё опекун находится на её стороне, какими бы ни были его собственные мотивы.

— Конечно, стоило бы ещё подождать, но и упускать такой случай обидно, — продолжил размышлять граф. — Думаю, мы ничего не потеряем, если уже сейчас выведем тебя в свет. Твоя задача — доказать, что ты этого заслуживаешь. Справишься?

Доказать, что она не выскочка. Гвен задумалась, не решаясь сразу ответить. Страшно было проявить излишнюю самонадеянность, но и отказаться от предлагаемого шанса казалось невозможным.

Теперь её дни стали ещё более насыщенными. Опекун нанял для неё учителя танцев, и вечерами Гвен по несколько часов кружила по отведённому для тренировок залу, запоминая и оттачивая необходимые движения.

Откровенно говоря, занятие казалось ей пустым и бессмысленным. Не то чтобы Гвен не нравилось танцевать, но она привыкла совсем к другим пляскам. В деревне, где она родилась и выросла, с этим всё было просто: слышишь музыку — скачи под неё, как вздумается, если есть настроение повеселиться. А какой смысл в танце, если он больше похож на некий ритуал и вовсе не веселит, а требует точности и внимания?

Однако Гвен ни словом, ни жестом не выдавала своих мыслей. Раз уж нужно — она научится и этому. Иногда, если какое-нибудь движение никак не давалось, она представляла себе грядущее торжество. Ректор сказал, там будет множество именитых, влиятельных людей. Раз так, наверняка приглашён и барон де Триен. Гвен не стала спрашивать, опасаясь, что её интерес будет выглядеть неуместным, однако почти не сомневалась, что не ошибается в своём предположении.

В такие минуты ей больше, чем когда-либо, хотелось ни в чём не уступать благородным леди. Учитель был доволен её результатами и уверял, что через месяц её будет «не стыдно показать людям».

Иветт, узнав о том, что Гвен приглашена на торжество, восторженно захлопала в ладоши.

— Подумать только, как тебе повезло! Я так за тебя рада! Первокурсников ещё никогда не приглашали на празднества в честь основания Академии. А в этом году ещё и круглая дата, наверное, будет нечто грандиозное! Может даже, бал посетит кто-нибудь из императорской семьи. Хотела бы я тоже там побывать!

— А ты не можешь пойти? — удивилась Гвен. Несмотря на то, что она уже была наслышана об исключительности предстоящего мероприятия, в голове не укладывалось, что даже дочери главы Тайной службы туда ход закрыт.