— Почему же? — решил барон изобразить непонимание. — Это ведь не заурядная интрижка, тут ни одна леди из высшего света не сможет оскорбиться, что ей предпочли… выскочку. Во все времена к родству душ относились с пониманием, и в этом случае репутации его высочества ничего не грозит. Никто не истолкует его интерес превратно.
— Вы полагаете, есть смысл представить девчонку официальной фавориткой? — с сомнением, но без негодования, скорее размышляя, произнесла императрица.
Но не успел де Триен почувствовать почву под ногами, как император возмущённо ударил ладонью по подлокотнику кресла.
— Ещё чего! Это совершенно невозможно и недопустимо. Вы понимаете, какой скандал разразится при дворе? А как отреагируют ислорцы?! Мой сын с десяти лет помолвлен с их принцессой, и что же — пустить все соглашения по ветру?! Нет, о том, что он связан с деревенщиной, никто не должен знать.
— Гвеннет не похожа на простолюдинку. Если придумать ей историю… Возможно, попросить кого-нибудь из дворян формально объявить её кровной дочерью… Никто ничего не поймёт!
Перехватив вопросительный и чуть насмешливый взгляд императрицы, де Триен осёкся. Похоже, выдержка ему всё-таки изменила.
— Я имею в виду, — стараясь вернуть пошатнувшиеся позиции, с деланой невозмутимостью пояснил он, — что для его высочества будет гораздо проще, если дело решится миром. Вы ведь помните, что истинные пары, находясь рядом, переживают все эмоции друг друга, как свои собственные?
— Да уж, — поморщился император. — Собственно, это я как раз хотел с вами обсудить. Скажите, наши артефакторы могут создать амулет, который… хм, не знаю… будет подавлять чувства, или мешать другому их уловить?
Де Триен едва не передёрнулся. Что же такое они собираются сделать с Гвен, что нужно подавить её чувства?
Откровенно врать императору было бы самонадеянной и напрасной глупостью.
— Если нужно, смогут, — скрепя сердце, кивнул он. — Правда, это не быстрое дело… И действует с оговорками. Не испытав, нельзя сказать с уверенностью, но подозреваю, что действие амулета может затруднять естественный обмен энергией.
— Вы хотите сказать, что с таким амулетом наш сын не получит от этой связи никакой пользы? — хмуро уточнила императрица.
— Пока невозможно сказать с уверенностью, — повторил барон. — Но, думаю, именно так.
— Хм… — император озадаченно покачал головой, снова стукнул ладонью по подлокотнику. — А она, эта… как там её? Что она вообще из себя представляет? Чем на неё можно воздействовать?
— Ничем, ваше величество, — стараясь не показать радости, искренне уверил де Триен. — У неё есть родители и, кажется, сёстры и братья, но она сама пожелала покинуть их дом и нисколько не дорожит никем из того семейства. Насколько мне известно, с ней очень плохо обращались.
— Она жаждет богатства? Хочет иметь слуг? Роскошный дом? Что ей нужно пообещать, чтобы заставить подчиниться?
— Ничего, ваше величество, — усиленно пытаясь изобразить сожаление, вздохнул советник. — Возможно, я знаю не всё, но, кажется, она мечтала только о свободе, и сейчас вполне довольна тем скудным доходом, который получают каждый месяц все студенты.
— О свободе? — непонимающе повторила императрица. — Но она ведь не из бывших невольников?
— Нет, что вы, — поспешил уверить де Триен. — Но, ваше величество, жизнь любого сословия имеет свои… ограничения. Без денег невозможно сменить место, а по-настоящему заработать в той среде тоже невозможно.
— Значит, всё же деньги? — довольно подхватилась правительница.
— Что именно вы предполагаете делать? — спросил барон, рассчитывая, что уже достаточно продемонстрировал преданность, чтобы его интерес казался заботой о правителях.
— Лучше всего было бы запереть девку где-нибудь, — наконец открыл карты император. — Подальше от посторонних глаз. Чтобы никто, кроме моего сына, не имел с ней общих дел и бесед.
Теперь всё стало понятно. И расспросы об опекуне, и размышления об амулетах — ясно, что даже сам император не верил, будто можно жить взаперти и радоваться своей участи, какой бы роскошью тебя ни окружили.
— Не думаю, что это удачная мысль, — севшим голосом постарался поспорить барон. — Она… насколько я понимаю, не смирится с такой судьбой. Будет рваться на свободу, и… его высочеству каждый раз во время… взаимодействия придётся переживать не самые приятные моменты. Получится ли в таких условиях… обмениваться энергией?
Император помолчал, хмурясь с явным недовольством. Похоже, предположение о том, что амулеты могут не оказать желанного для него эффекта, всё же сыграло свою роль.
— Тогда что вы предлагаете?
Де Триен задумался. В самом деле, что? Учитывая, что хороших вариантов попросту нет.
— Быть может, лучше не торопиться? — рискнул он. — Время ведь сейчас спокойное, его высочеству нет никакой нужды именно теперь усиливать свой дар. Несколько лет ничего не изменят…
Правитель непонимающе приподнял брови.
— Вот именно — ожидание ничего не изменит, так в чём его смысл? — раздражённо бросил он, не дав барону договорить.
— Я имею в виду, что промедление не заденет интересы ни империи, ни наследника, — терпеливо продолжил де Триен развивать мысль. — Поэтому, полагаю, есть смысл дождаться, пока девушка закончит обучение. Сейчас ничего не получится сделать, не привлекая внимания. Изолировать её граф не позволит, разразится скандал…
— Можно представить всё как очередное неразгаданное похищение, — на этот раз перебила императрица. — После предыдущих случаев это никого не удивит, и даже у де Лаконте не будет повода усомниться в произошедшем.
Де Триен едва не скрипнул зубами. Когда же у императорской четы закончатся их великолепные идеи?!
— Она уже привлекла слишком много внимания, — с отчаянным упорством продолжил он гнуть свою линию. — О воспитаннице графа уже наслышан весь высший свет, он даже успел вывести её в общество. Если сделать, как вы предлагаете, опять же не избежать скандала, только уже другого рода. Вы ведь сами знаете, люди и без того немало взволнованы, что расследование до сих пор не принесло результатов. Это при том, что пока проблема почти не затрагивала аристократические круги; единственная исчезнувшая, которая имеет отношение к знати, была из давно обедневшего и малоизвестного рода. Но чего ждать, если все утвердятся в мысли, что даже принадлежность к более чем достойному роду не обеспечивает безопасности? Как вы думаете, против кого все ополчатся?
— Но ведь девчонка не относится к семье де Лаконте, — уже не так уверенно возразила императрица. — Всего лишь воспитанница. Такая же безродная, как большинство пропавших.
— Он прав, — неожиданно произнёс император, не скрывая досады. — В данном случае будут думать не о девке, а о том, что даже покровительство самого ректора Академии ничего не значит и не может защитить ученицу той же Академии. Представители нашего же окружения окончательно перестанут чувствовать себя спокойно, особенно те, чьи дети сейчас учатся. Возмущений не избежать… Так что вы предлагаете? — решив, что и от этой идеи придётся отказаться, правитель наконец вспомнил, что так и не дал советнику договорить.
— Дать девушке закончить обучение, а потом назначить её на какую-нибудь должность, которая позволит ей бывать во дворце, — поспешно, пока голову кого-нибудь из правящей четы не озарила очередная безумная мысль, сообщил де Триен. — Тогда будет возможно обеспечить им с наследником тайные встречи.
Император надолго задумался, и барон наконец смог перевести дух. То, что его предложение не встретило немедленного неприятия, уже было хорошим знаком. Можно надеяться, что основную угрозу для Гвен ему удалось отвести.
— Пожалуй, можно будет подыскать для нашего сына достойную официальную фаворитку, которая сумеет войти в положение, и назначить эту девчонку её компаньонкой, — снова вступила правительница. — Так встречи легко будет организовать, и ни у кого не возникнет лишних вопросов.
Де Триен промолчал. Спорить дальше не было никаких сил. Да и несвоевременно. Он и так многого добился, учитывая, с чего вообще начинался разговор. Главное — время выиграно, у Гвен впереди несколько лет обычной спокойной жизни. А дальше… Кто знает, что будет дальше. В конце концов, император уже немолод. Разве не может случиться так, что в обозначенный час судьбу Гвен будет решать уже вовсе не он?
