В отличие от него ректор был не озадачен, а неприкрыто восхищён. Он переводил взгляд с камня на девушку и обратно, приговаривая что-то себе под нос. Потом несколько бесцеремонно увлёк растерянную магичку к окну, где больше света.

— Позвольте-ка рассмотреть вас как следует. Вы ведь не обидитесь на старика за небольшую вольность?.. Какой интересный цвет… Замечательно, просто замечательно! Как я и думал. Камень показывает слабый потенциал, но в этом случае можно предположить погрешность из-за двойственности дара. Светлая направленность выражена значительно слабее, чем тёмная, возможно, это и обусловливает общий результат… Конечно, с полной уверенностью можно будет сказать только после вступительных испытаний, но всё же, полагаю, тут определённо есть с чем работать! Очень сильное, цельное личное поле — маг с такой энергией не может оказаться неспособным к развитию! Да, нам предстоит сложная и интересная работа. У меня ещё никогда не было такой ученицы! Нужно хорошо подумать, какой факультет лучше подойдёт…

Увлечённый ректор говорил скорее сам с собой, не стараясь, чтобы его поняли, и если де Триен ещё улавливал суть его оживлённой скороговорки, то Гвеннет пребывала в полной растерянности.

— Может, мы продолжим беседу за ужином? — вмешался барон. — Стол накрыт.

Воодушевление ректора не пришлось ему по душе. Граф де Лаконте был хорошим человеком, но при этом фанатиком своего дела. Пожалуй, его можно было назвать коллекционером, только собирал он не вещи, а таланты.

Ректор приходил в восторг, если в Академию попадал студент с даром, имеющим какую-нибудь особенность, хоть немного выходящим за рамки стандарта. Такой учащийся сразу попадал под личный контроль ректора, и это можно было считать как большой удачей, так и большим несчастьем.

Внимание главы Академии не обеспечивало безопасность и не избавляло от нападок других студентов. Ректор придерживался мнения, что трудности закаляют характер и способствуют развитию, поэтому никогда не вмешивался в межличностные дрязги, даже любимчикам предоставляя самостоятельно отвоёвывать место под солнцем.

Зато он лично разрабатывал для опекаемого дополнительную программу, указывал, на какие факультативы и спецкурсы тому записаться, и пристально следил за успеваемостью. Разумеется, никаких возражений ректор не принимал, и если у кого-то не обнаруживалось достаточного рвения к знаниям, бедняге приходилось нелегко.

Поддержка ректора была неоценима для амбициозных студентов из аристократических семей, мечтающих о яркой карьере и высоких должностях. Для простолюдинов же, чьи дальнейшие возможности в любом случае оставались ограничены, это чаще всего становилось ненужным бременем.

Когда де Триен решил позаботиться о судьбе Гвеннет, он в уме обрисовал будущее, видевшееся ему самым подходящим для неё. Обучение на факультете бытовой магии, учиться на котором было проще всего, да и студенты там, как правило, подбирались более-менее спокойные и не склонные к жестоким нападкам. Потом он подыскал бы для неё подходящую должность — может, няней или даже компаньонкой в какой-нибудь хорошей семье.

Но, похоже, у ректора будет совсем другое мнение об учёбе юной магички. И де Триен не был уверен, что сумеет его переубедить. Разве что точно не позволит зачислить девчушку на факультет боевой магии.

За ужином вернуться к обсуждению дара Гвеннет не получилось. Едва они втроём сели за стол, как дверь столовой распахнулась и в помещение буквально ворвалась яркая молодая женщина.

— О, мой дорогой! — с порога защебетала она. — Я только узнала, что ты вернулся, и сразу поспешила сюда. Я ведь не помешаю, верно? Я невероятно соскучилась!

Де Триен замешкался с ответом. С леди Агатой Кьерсен он последние несколько лет состоял в тесной связи. Она была молодой вдовой, унаследовавшей от мужа неплохое состояние, которое позволило ей в дальнейшем сохранять независимость и пренебрегать рядом принятых в обществе условностей. Леди Агата дорожила обретённой свободой и не собиралась когда-либо её терять. Поскольку барон тоже не стремился к браку, они отлично подходили друг другу.

На правах близкой знакомой она могла входить без доклада в любое время, и сейчас барон впервые подумал, что иногда любовница может явиться некстати. Прежде чем он успел что-то сказать, гостья заметила необычный состав сидящей за столом компании.

— Рудольф, что это значит?! — изумлённо воскликнула она, уставившись на Гвеннет, как на неведомую диковинку. — Ты так истосковался по женскому обществу, что посадил за стол служанку?

Гвен, и до этого ощущавшая себя не в своей тарелке, резко побледнела. Взгляд барона невольно задержался на тонких пальцах, судорожно стиснувших вилку. Кажется, девушка едва держалась, чтобы не расплакаться.

— Агата, ты умеешь шутить более остроумно, а грубость тебе не к лицу, — недовольно произнёс он, направляясь навстречу леди Кьерсен. — Это моя гостья, и я прошу относиться к ней с уважением.

Леди Агата обиженно сморщилась. Она не была злой, но не избежала свойственного многим аристократам высокомерия и не умела признавать свои промахи. То, что он при посторонних сделал ей замечание, несомненно задело вдовствующую маркизу.

— Я с удовольствием приглашаю тебя разделить с нами ужин, — не дожидаясь ответа, продолжил де Триен. — Но прежде позволь пару слов наедине. Надеюсь, мои гости простят мне недолгую отлучку — дело действительно не терпит отлагательств, — вежливо добавил он, повернувшись к сидящим за столом.

Леди Агата без возражений позволила увлечь себя на террасу, и только когда они остались одни, дала волю обиде.

— Что это значит, Рудольф?! Я за целый месяц не получила от тебя ни одной весточки, но всё равно приехала, как только узнала о твоём возвращении — и что же? Ты отчитываешь меня — меня! — как какую-то девчонку? И перед кем?! Кто это вообще такая? Она одета, как деревенская девка!..

— Агата, Агата, — барон поднял руку, призывая её успокоиться. — Я не сказал тебе ничего оскорбительного. Уверяю, никто, кроме тебя, не придал этому значения…

— Ты не рад меня видеть? — всё ещё обиженно перебила леди Кьерсен.

— Рад. Конечно же, рад. Но, боюсь, сегодня я не могу уделить тебе времени. Поездка выдалась непростой, на обратном пути мне едва не довелось погибнуть…

Агата потрясённо ахнула, разом забывая о своём недовольстве.

— Пока я не могу рассказать тебе подробностей, и сам факт прошу сохранить в тайне, — предупреждая вопросы, произнёс де Триен. — Но, к слову, жизнью я обязан той девушке, которую ты так мило назвала служанкой.

— Я же не знала, — уже совсем другим тоном, примирительно отозвалась Агата. — Но зачем ты привёз её сюда? Если хотел её наградить, можно было просто дать денег. Разве для такой, как она, этого не достаточно?

— Ей сейчас больше нужна помощь, а не деньги, — терпеливо объяснил барон. — И раз уж об этом зашла речь… Агата, я хочу попросить тебя об услуге. Девчушке… Гвеннет нужно пошить несколько платьев на разные случаи, и приобрести всё, что обычно нужно женщинам нашего круга. Ты не могла бы об этом позаботиться? Сама она вряд ли сговорится с портнихой, она наверняка не знает точно, что ей понадобится. И ещё, будь добра, научи её, как себя вести, чтобы не вызывать непонимания и насмешек.

По мере того, как он говорил, первоначальное возмущение на лице леди Агаты сменилось искренним недоумением.

— Платья, этикет… Ты что же, намереваешься ввести её в высшее общество? Но это невозможно!

Меньше всего де Триену хотелось вдаваться в подробности. В его голове созрел план, как обеспечить Гвеннет статус, который в стенах Академии возведёт её почти на один уровень с аристократией. В Академии ей бы это значительно облегчило жизнь, избавив от нападок по крайней мере с одной стороны. Студенты из простонародья никогда не осмеливались выступать против тех, кто стоит выше них на социальной лестнице.

Уловка, которую он планировал, была простой, но от этого не менее действенной. Однако раньше времени посвящать в свой план леди Кьерсен он не намеревался, понимая, что не встретит с её стороны поддержки и одобрения.