Она хмыкнула.

— Если бы за каждый раз, когда я это слышу, мне давали бы монетку, то я уже была бы в Европе.

— Нет, клянусь! Никаких больше потогонных упражнений по утрам.

— Вранье.

Я кивнула.

— Да, вранье.

— И мы больше не откладываем нашу поездку в Европу. Решено — едем следующим летом, правда? — спросила она, прищурив глаза.

Я застонала. С тех пор, как она заболела два года назад, и по сей день я все откладывала нашу поездку. Умом я понимала: ей гораздо лучше, она сильна и здорова, но где-то в глубине души был страх — я боялась уезжать далеко от дома. Вдруг с ее здоровьем что-то случится, а мы в чужой стране.

С трудом сглотнув, я кивнула.

Она широко улыбнулась и, довольная, направилась в кладовку.

— В какую церковь мне сегодня ехать? — размышляла я вслух, склонившись перед компьютером в поисках файла с заказом. Когда нашла его, я замерла и еще раз перечитала слова: «UW-Milwaukee Panther Arena».

— Мари! — закричала я. — Здесь сказано: «Центральная закрытая арена»… Это правда?

Мари поспешно вернулась в кладовку, взглянула на монитор и пожала плечами.

— Ничего себе! Теперь понятно, зачем столько цветов. — Она пригладила рукой волосы, и я улыбнулась. Всякий раз, когда она это делала, мое сердце переполняла радость — отрастающие волосы были свидетельством того, что ее жизнь продолжается, и того, что нам очень повезло достигнуть всего этого. Я была безмерно счастлива, что цветы в фургоне предназначаются не ей.

— Да, но для кого устраивают траурную церемонию на закрытой арене? — в замешательстве спросила я.

— Должно быть, для кого-то важного.

Не вдаваясь в подробности, я просто пожала плечами.

К арене я прибыла за два часа до начала церемонии, чтобы успеть все расставить. Перед зданием уже толпилось множество людей. Обалдеть! Клянусь, улицы центра Милуоки заполонили тысячи человек, а территория арены была оцеплена полицией. Некоторые писали записки и оставляли их на центральной лестнице. Некоторые плакали. Кто-то вел глубокомысленные беседы.

Я развернула фургон и начала сдавать задом, чтобы выгрузить цветы, но один из сотрудников арены запретил мне доступ к зданию. Он всем телом навалился на дверь, чтобы не впускать меня.

— Прошу прощения, но вы не имеете права здесь входить. Это VIP-вход. — На нем была внушительного размера гарнитура, и то, как он старался прикрыть дверь, не позволяя мне даже заглянуть внутрь, наводило меня на подозрения.

— О, нет. Я просто доставила цветы для церемонии, — начала объяснять я, и он закатил глаза.

— Еще цветы? — застонал он и указал на другую дверь. — Разгрузка цветов за углом, третья дверь. Ты не ошибешься, — заверил он меня.

— Ладно. А чьи это хоть похороны? — спросила я, поднимаясь на носочки в попытке разглядеть, что происходит внутри.

Мужик бросил на меня полный раздражения неодобрительный взгляд.

— За углом, — рявкнул он и захлопнул дверь. Я разок толкнула ее и нахмурилась. Заперто. Когда-нибудь я перестану быть такой любопытной, но это произойдет явно не сегодня.

Улыбнувшись про себя, я пробормотала:

— И я была рада тебя видеть.

Свернув на фургоне за угол, я поняла, что мы не единственный цветочный магазин, приглашенный для обслуживания этого мероприятия. Передо мной уже стояла очередь из автомобилей, но внутрь войти было невозможно: сотрудники арены принимали цветочные композиции прямо у двери. Не успела я припарковаться, как подоспевшие рабочие уже стучали по задней двери фургона, требуя открыть ее. Как только я это сделала, они — не особо аккуратно — начали вытаскивать цветы, и меня аж передернуло при виде того, как одна из женщин обращалась с венком из белых роз: она надела его себе на руку, сломав при этом зеленые ирландские колокольчики.

— Аккуратнее! — крикнула я, но, казалось, все вокруг оглохли. Закончив, рабочие захлопнули двери моего фургона, подписали документы и вручили мне конверт.

— А это зачем?

— Разве вам не говорили? — Женщина всплеснула руками и тяжело вздохнула. — Цветы просто для видимости, и сын мистера Рассела поручил вернуть их флористам после окончания мероприятия. В конверте ваш билет на церемонию и пропуск, чтобы потом пройти за сцену и забрать цветы. В противном случае их просто выбросят.

— Выбросят? — воскликнула я. — Какая расточительность.

Женщина выгнула бровь.

— Да, потому что они в любом случае придут в негодность. А так их хотя бы можно будет перепродать, — саркастически заявила она.

Перепродавать цветы с похорон? И она не видит в этом ничего ужасного?

Не успела я ответить, как женщина, отмахнувшись от меня, ушла, даже не попрощавшись. Открыв конверт, я обнаружила свой билет и карточку с надписью: «Предъявите, пожалуйста, эту карточку по окончании церемонии, чтобы забрать цветы. В противном случае они будут утилизированы». Мой взгляд несколько раз возвращался к билету.

Билет.

На похороны.

Еще никогда в жизни мне не доводилось быть свидетелем настолько странного события. Выехав на главную улицу, я заметила, что людей стало еще больше — они засовывали записки в щели стен арены. Мое любопытство достигло нового уровня, и, покружив немного в поисках свободного места, я въехала на организованную стоянку. Припарковав фургон, я вышла, желая узнать, что делают здесь все эти люди и кого все-таки хоронят. Шагнув на тротуар, я заметила женщину, которая стояла коленях и строчила что-то на листе бумаги.

— Извините, — сказала я, похлопав ее по плечу. Она подняла на меня взгляд — на ее лице была широкая улыбка. — Прошу прощения за беспокойство, но… чьи это похороны?

Она поднялась на ноги, по-прежнему широко улыбаясь.

— Кента Рассела. Писателя.

— О, не может быть.

— Да. Все пишут благодарственные письма о том, как он спас их жизнь, и прикрепляют их к стене здания в знак почтения к его памяти. Но, между нами, меня больше волнует возможность увидеть Г.М. Рассела. Хотя жаль, что при таких обстоятельствах.

— Г.М. Рассел? Подожди, величайший создатель триллеров и ужасов? — наконец поняла я, и меня прорвало. — Боже мой! Я обожаю Г.М. Рассела!

— Ну и ну. Долго же до тебя доходит. Сначала я решила, что ты крашеная, но теперь вижу: нет, настоящая классическая блондинка, — пошутила она.

— Это грандиозное событие, потому что ты ведь знаешь, каков Г.М. Он почти не появляется на публике, на презентациях книг не общается с читателями, ограничиваясь только широкой фальшивой улыбкой. И никогда не разрешает себя фотографировать. Но сегодня у нас появится такая возможность. Это. Просто. Здорово.

— Поклонники Рассела приглашены на похороны?

— Да, Кент указал это в завещании. Все деньги будут пожертвованы детской больнице. Я раздобыла хорошие места. Хизер — моя лучшая подруга — должна была пойти вместе со мной, но у нее начались схватки. Противные дети вечно все портят.

Я засмеялась.

— Хочешь мой лишний билет? — спросила она. — Места очень близко к центру. Плюс, я предпочитаю сидеть рядом с поклонником Г.М., чем с почитателем папаши-Рассела. Ты будешь в шоке, узнав, сколько людей здесь ради него. — Она замолчала и, приподняв брови, начала рыться в сумочке. — Хотя, если подумать, то, может, и не будешь. Все-таки именно он дал дуба. Вот, держи. Уже открывают двери. — Она протянула мне свой лишний билет. — О, и меня зовут Тори.

— Люси, — с улыбкой сказала я. На мгновение меня одолели сомнения: странно и необычно присутствовать на похоронах постороннего человека, да еще и на арене. Но потом… В этом здании присутствовал Г.М. Рассел вместе с моими цветами, которые через несколько часов будут выброшены.

Мы добрались до своих мест. Тори безостановочно фотографировала.

— Отличные места, правда? Не могу поверить, что купила этот билет всего за две тысячи!

— Две тысячи? — ахнула я.

— Да-да, знаю. Такая обдираловка. Мне ничего не оставалось делать, кроме как продать свою почку на CraigsList какому-то чуваку по имени Кенни. (Примеч.: CraigsList — американский сайт электронных объявлений). — Она повернулась к солидного вида пожилому джентльмену слегка за семьдесят, сидящему слева от нее. Под расстегнутым плащом коричневый замшевый костюм и бабочка в синий и белый горошек. Он взглянул на нас с самой искренней улыбкой.