Услышав, с какой холодностью я назвала его по фамилии, Грэм выпрямился, расправил плечи и вышел. А из моих глаз закапали слезы. Сжав в кулаке кулон, я несколько раз глубоко вдохнула.

— Надо мной воздух, подо мной земля, во мне огонь, вокруг меня вода…

Я повторяла эти слова до тех пор, пока роящиеся в голове мысли не успокоились. Я повторяла эти слова, пока не отошла от душевного потрясения, причиной которого был Грэм.

А затем вернулась в зал, фальшиво улыбаясь и непрестанно в мыслях повторяя все те же слова.

Люси

— Он по-прежнему названивает тебе? — спросил Ричард, отмывая кисти в раковине. Я стояла в коридоре и, прислонившись спиной к стене, смотрела на экран телефона, на котором светилось имя Грэма.

— Да. — Я не видела его с тех пор, как он сорвался на выставке Ричарда. С того момента Грэм не переставая мне звонит.

— И он не оставляет сообщений?

— Нет.

— Занеси его в черный список. Он типичный психопат.

— Не могу. А вдруг что-то случилось с Тэлон?

Ричард посмотрел на меня, приподняв бровь.

— Ты же понимаешь, что на самом деле это не твоя забота. Ведь она не твой ребенок.

— Знаю, просто… — прикусив губу, я уставилась на телефон, — …это трудно объяснить.

— Да нет, Лулу, я все понимаю. Ты заботливая и щедрая. Но будь осторожна: такие люди, как он, только берут, ничего не отдавая взамен. Он получит от тебя то, что ему нужно, а потом обойдется, как с дерьмом.

Я мысленно перенеслась в тот вечер, когда мы с Грэмом ужинали вместе. Тогда он на короткий миг показал мне, что в его душе есть место доброте. И я подозревала это. Дело в том, что Грэхем Рассел — человек себе на уме. Он никогда не показывал людям своих чувств, своих мыслей. Так вот в тот вечер на выставке, когда он вышел из себя, я узнала его с совершенно противоположной стороны.

Чтобы уйти от разговора о Грэме, я решила сменить тему:

— Тебе обязательно уезжать на целую неделю?

Ричард прошел мимо меня в гостиную, где лежали раскрытые чемоданы.

— Понимаешь, мне и самому этого не хочется, но теперь, после выставки в музее, нельзя сбавлять обороты. Раз приглашают на фестиваль искусств в Нью-Йорк, значит, надо ехать.

Я подошла к нему и обняла сзади.

— А девушкам точно нельзя присоединиться? — В моем голосе звучали шутливые нотки.

Он с улыбкой повернулся и поцеловал меня в нос.

— Хотелось бы. Я буду скучать по тебе.

— Я тоже буду скучать по тебе, — ответила я и, улыбнувшись, нежно поцеловала его. — Если хочешь, могу продемонстрировать, насколько сильна будет моя тоска по тебе.

Ричард поморщился и посмотрел на часы.

— Звучит до безобразия заманчиво, но через двадцать минут мне нужно выезжать в аэропорт, а я еще не закончил собирать вещи.

Он повернулся ко мне спиной и начал упаковывать в чемодан кисти.

— Ладно. Ты точно не хочешь, чтобы я отвезла тебя в аэропорт?

— Нет, все в порядке. Правда. Я вызову такси. Ты ведь сегодня инструктируешь новую сотрудницу, не так ли? — Ричард снова взглянул на часы. — И, по-моему, ты уже опаздываешь.

— Да, ты прав. Ну, хорошо. Напиши мне перед взлетом и позвони, когда приземлитесь. — Я наклонилась и поцеловала его в губы.

— Хорошо. И… детка? — крикнул он мне вслед, когда я уже взяла ключи и собралась выходить.

— Да?

— Занеси тот номер в черный список.

— Извини за опоздание, — сказала я, торопливо входя через заднюю дверь в «Сады Моне».

Мари просматривала список заказов на неделю вместе с Крисси — нашим новым флористом. Крисси была красивой женщиной лет семидесяти, которая когда-то сама держала цветочный магазин. Она с легкостью вникла во все тонкости работы, потому что по части цветов знала больше нас с Мари вместе взятых. Когда мы обмолвились, что она сверхквалифицирована для этой должности, Крисси не согласилась. Она объяснила, что много лет была и хозяйкой магазина, и флористом одновременно, но со временем с таким количеством работы стало тяжело справляться. Друзья уговорили ее отойти от дел и уйти на покой, но сердце ее требовало быть в окружении цветов, так что работа в нашем магазине для нее идеальный выход.

— Не беспокойся. — Крисси улыбнулась. — Я уже начала оформление сегодняшних заказов.

— Да, а еще научила меня пользоваться специальной компьютерной программой. Другими словами, мы приняли в штат волшебницу, — пошутила Мари. — Ричард уехал в Нью-Йорк?

— Да, как это ни печально. Но он скоро вернется.

Мари прищурилась.

— Это ведь первый раз, когда вы расстаетесь на целую неделю. Ты уверена, что сможешь пережить разлуку?

— Я планирую заедать тоску здоровой пищей: чипсами из капусты и пюре из авокадо.

— Дорогая, не обижайся, но чипсы из капусты не приносят утешения, — сказала Крисси.

— То же самое говорю ей я уже, наверное, миллион лет! — со вздохом сказала Мари, направляясь к входной двери, чтобы открыть магазин. — Ладно, я забираю Крисси оформлять свадьбу в Вауватосе. Тебе от нас что-нибудь нужно?

Я покачала головой.

— Нет. Веселитесь! Я останусь здесь дожидаться вашего возвращения.

Они вышли через заднюю дверь, и ровно в этот самый момент у главного входа появился пожилой джентльмен в фетровой шляпе, которую, едва войдя в магазин, он поспешно снял. При виде него у меня екнуло сердце. Встретившись со мной взглядом, он широко улыбнулся.

— Люси, — поприветствовал он меня и отсалютовал шляпой.

— Привет, Олли. Что вы здесь делаете?

Он немного походил по магазину, рассматривая цветы.

— Я хочу купить несколько роз для особенной дамы. — Олли одарил меня своей очаровательной улыбкой и, насвистывая, принялся ходить по залу. — Просто я не уверен, какие цветы ей могут понравиться. Ты мне поможешь?

— Конечно. Расскажите мне о ней немного.

— Ну… она красивая. А глаза… прямо притягивают. Когда она смотрит на тебя, ты чувствуешь себя самым главным человеком, где бы ни находился.

Он с такой нежностью рассказывал о женщине, что даже у меня на сердце потеплело. Пока Олли продолжал говорить, мы перемещались по залу магазина, и я вытаскивала по одному цветку, соответствующему каждой из граней ее, судя по всему, неординарной личности.

— Она нежная и заботливая. Ее улыбка способна осветить все вокруг. Она мудрая. Очень мудрая. И не боится протянуть руку помощи, даже когда это сделать трудно. И последнее слово, характеризующее ее… — сказал он, вытягивая розу глубокого красного оттенка, — чистота. Она чиста и не испорчена бессердечием окружающего мира. Ее чистота проста, прекрасна и легка.

Я взяла из его рук розу, и на моих губах заиграла улыбка.

— Похоже, это удивительная женщина.

Он кивнул.

— Это действительно так.

Зайдя за прилавок, я начала подрезать выбранные для Олли цветы, а он тем временем выбрал красную вазу.

Цветы были совершенно разные: и по цвету, и по виду. Потрясающее сочетание получилось. Именно за это я больше всего любила свою работу — за возможность помочь людям, пришедшим в магазин, сделать правильный выбор. У нас есть великолепные розы, не менее прекрасные тюльпаны, но насколько сильное испытываешь творческое удовольствие, когда, не ограничиваясь в выборе, создаешь для человека композицию, отражающую сущность его любимого.

Пока я завязывала бант вокруг вазы, Олли смотрел на меня, слегка прищурив глаза.

— Ты не отвечаешь на его звонки.

Сосредоточенно завязывая на вазе ленту, я поморщилась.

— Это не просто так.

— Естественно, — согласился он. — В конце концов, ведь мы говорим о Грэме. — Олли понизил голос и прижал к груди шляпу. — Милая, что бы Грэм ни сделал, он сожалеет.

— Он был очень жесток, — прошептала я. Бант получился не очень ровным, и мне пришлось развязывать ленту и начинать все сначала.

— Не сомневаюсь, — сказал Олли и тихо усмехнулся. — Но речь идет о Грэме, что означает: он не хотел этого…