— А потом он тебя выгнал?

— Ага.

Мари закатила глаза.

— Типичное поведение избалованного богатого ребенка. Скажу тебе, что, когда он только появился в магазине, из него через край лезло высокомерие.

— Он определенно грубиян, но, думаю, действительно хочет правильно вести себя с Тэлон. Эта ситуация для него вынужденная. Ведь он рассчитывал, что заботиться о ребенке будут двое, а теперь ему приходится справляться в одиночку.

— Просто в голове не укладывается, — сказала моя сестра. — Не могу поверить, что Лира взяла и бросила его. Можно было предположить, что крах наших с Паркером отношений послужит ей уроком и сделает более чуткой.

— Мари, она бросила своего новорожденного ребенка в больнице. Даже если мы и верили, что в Лире присутствует хоть какая-то чуткость, то она сгорела синим пламенем. Превратилась в дым.

Безумие. Вроде знаешь человека всю жизнь, а потом понимаешь, что совершенно его не знал. Проклятое время. Оно постепенно превращает человеческие отношения в холодные, не затрагивающие душу связи.

Мари покачала головой.

— Какой ужас. Но давай о приятном. У меня есть для тебя сюрприз.

— Зеленый смузи?

Она приподняла бровь.

— Я сказала сюрприз, а не мерзкое пойло из подножного корма. Мы официально берем в штат нового флориста. В ближайшие пару недель у меня намечены собеседования с несколькими соискательницами.

С самого открытия магазина мы всегда обсуждали возможность найма сотрудников, но нашей прибыли было недостаточно. И вот наконец-то мы можем себе позволить наемный персонал! Это так захватывающе! Нет ничего более волнующего, чем видеть, как сбывается твоя мечта!

И только я собралась ответить сестре, как над входной дверью звякнул колокольчик, вынуждая нас с Мари поднять глаза.

— Извините, вообще-то мы закры…

Я даже не смогла закончить фразу, при виде того, кто стоял в дверях с букетом роз.

— Паркер… — выдохнула Мари, и едва не лишилась сил, всего лишь произнеся его имя. Тело ее физически отреагировало на его присутствие: плечи поникли, колени подогнулись. — Ч-ч-что ты здесь делаешь? — Ее голос очень некстати дрогнул, выдавая эффект, который на нее произвело появление Паркера. Эффект, которого он, скорее всего, и добивался.

— Я… — Он нервно усмехнулся и посмотрел на цветы. — Наверное, глупо приходить с букетом в цветочный магазин, да?

— Что ты здесь делаешь, Паркер? — спросила я, и мой голос прозвучал гораздо строже, чем у сестры. Скрестив руки на груди, я ни на секунду не отводила от него взгляда.

— Я тоже рад тебя видеть, Люси, — сказал он. — Но все же хотел бы поговорить минутку со своей женой.

— У тебя больше нет жены, — сказала я ему. С каждым его шагом в сторону Мари я все больше ощетинивалась. — Ты потерял ее, когда много лет назад собрал все свое барахло и сбежал.

— Ладно, ладно. Все правильно. Я это заслужил, — ответил он.

Мари что-то пробубнила себе под нос, и Паркер выгнул бровь:

— Ты что-то сказала?

— Я сказала, что ты не заслуживаешь даже куска дерьма! — рявкнула Мари, повышая все еще дрожащий голос.

Моя сестра не из тех, кто выражается, поэтому, когда последнее слово слетело с ее языка, я поняла, что она действительно на взводе.

— Мари, — начал Паркер.

Она повернулась к нему спиной, но он продолжал говорить:

— Несколько недель назад было ровно семь лет.

Мари не повернулась, но я наблюдала за реакцией ее тела.

Держись, сестренка.

— Знаю, я облажался. Знаю, что появиться после всего этого здесь, с этими гребаными цветами — это полный отстой, но я скучаю по тебе.

Ее тело задрожало.

— Я скучаю по нам. Да, я идиот. Я совершил много дерьмовых ошибок. Мари, я не прошу тебя сегодня же принять меня обратно. Я не прошу, чтобы ты полюбила меня. Я просто парень, который стоит перед девушкой и умоляет ее выпить со мной по чашечке кофе.

— О, Боже, — простонала я.

— Что? — спросил Паркер, оскорбленный моим раздраженным тоном.

— Ты украл эту фразу из «Ноттинг-Хилл».

— Не совсем так! Там Джулия Робертс просила Хью Гранта полюбить ее. Я же просто прошу о чашечке кофе, — оправдывался Паркер.

Я уже устала закатывать глаза.

— Без разницы. Уходи.

— Не обижайся, Люси, но я пришел сюда не ради тебя. Я пришел к Мари, и она не сказала мне…

— Уходи, — сказала Мари и повернулась к нему лицом. Ее голос вновь обрел силу. Она стояла, расправив плечи, непоколебимая, как вековой дуб.

— Мари…

Он шагнул к ней, но она вытянула перед собой руки, останавливая его.

— Я сказала уходи, Паркер. Нам не о чем говорить. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Просто уходи.

Помедлив пару секунд, он положил букет на прилавок и вышел. Как только за ним закрылась дверь, Мари выдохнула, а я поспешила в кладовку.

— Что ты хочешь делать? — окликнула она меня.

— Достать веточку шалфея, — крикнула я в ответ. Когда мы были детьми, мама всегда держала в доме веточку шалфея, которую сжигала, если возникала какая-нибудь ссора. Она всегда говорила, что ссоры наполняют пространство негативной энергией, и лучше сразу его очистить. В энергии Паркера нет ничего положительного, и я не впущу ни капли его негатива в нашу жизнь. — Не сегодня, Сатана. — Я подожгла веточку шалфея и пошла по магазину, размахивая ею.

— Кстати о Сатане, — заметила Мари, поднимая кверху мой звонящий мобильник.

Я протянула руку, чтобы взять его, и увидела на экране имя Грэма. Передав тлеющий шалфей сестре, я осторожно ответила:

— Алло?

— Кресло не работает.

— Что?

— Я говорю, что кресло не работает. Ты сказала, что ей понравилось кресло-качалка и что благодаря ему тебе удалось уложить ее спать, но это не сработало. Я пытался все утро, а она все равно не спит. Она почти не ест и… — На мгновение он замолчал, а потом тихо сказал: — Возвращайся.

— Прошу прощения? — От удивления я даже присела на прилавок. — Ты вроде как выставил меня из своего дома.

— Знаю.

— Знаешь? И это все, что ты можешь сказать?

— Послушай, если ты не хочешь приехать помочь — прекрасно! Я не нуждаюсь в тебе!

— Нуждаешься. Именно поэтому и позвонил. — Я прикусила нижнюю губу и закрыла глаза. — Буду через двадцать минут.

— Хорошо.

Опять же, никакого тебе «спасибо».

— Люсиль?

— Да?

— Давай через пятнадцать.

Грэм

Люси подъехала к дому на своей видавшей виды бордовой машине, и я открыл входную дверь раньше, чем она успела выбраться из салона. У меня на руках была Тэлон — я пытался ее укачать, как-то успокоить, но она все равно плакала.

— Прошло двадцать минут, — с упреком проворчал я ей.

Она только улыбнулась. Она всегда улыбалась. Ее улыбка напоминала мне о прошлом — прекрасная улыбка, исполненная надежды. Надежда — это спасение слабаков от жизненных проблем. Но я твердо знал: это все в прошлом. В том прошлом, в котором я жил раньше.

— Считай это светским опозданием.

Чем ближе она подходила, тем сильнее я напрягался.

— Почему от тебя пахнет какой-то травой?

Она рассмеялась.

— Не какой-то травой, а шалфеем. Я его жгла.

— Зачем ты жгла шалфей?

Лукаво улыбнувшись, она пожала плечами.

— Чтобы бороться с негативной энергией, вроде твоей.

— Ах, да. Точно. Чудачества в стиле хиппи. Держу пари, куда бы ни шла, ты таскаешь с собой какие-нибудь кристаллы-обереги.

Без капли смущения она запустила руку в висящую на плече сумку и вытащила целую пригоршню каких-то амулетов. Потому что — естественно! — они у нее были.

— Давай-ка. — Она протянула руки, забрала у меня Тэлон и начала укачивать ее. — Тебе нужно отдохнуть. Я присмотрю за ней.

У меня возникло сильнейшее ощущение собственной неполноценности из-за того, как быстро успокоилась Тэлон на руках у Люси.

— Я не могу спать, — сказал я ей.