Он не ошибался.

— А теперь, пожалуйста, закрой дверь, пока моя дочь не замерзла.

Я подчинилась, но ни на секунду не отводила от него взгляда. По окончании работы Грэм был весь потный и грязный, зато газонная трава во дворе была подстрижена идеально. Не хватало только цветов.

— Думаю, цветы тебе лучше выбрать самой. Или семена? Или что выращивают садовники? — сказал он, вытирая лоб. — Я в этом ничего не понимаю.

— Да, конечно! Ничего себе! Это просто… — я улыбнулась, глядя на двор, — невероятно!

— Я могу кого-нибудь нанять для посадки всего, что ты выберешь, — предложил Грэм.

— О, нет! Пожалуйста, позволь мне самой. Это моя любимая часть весны: зарываться руками в почву, чувствовать, как снова соединяешься с миром, возвращаешься к основам — к земле.

— Опять твои странности? — спросил он с легким блеском в глазах, как будто…

Стоп. Грэм дразнит меня?

— Если ты не возражаешь, я хотел бы принять душ. А потом заберу у тебя Тэлон, и ты сможешь начать свой день.

Он направился по коридору, но я окликнула его.

— Зачем ты это сделал? Я про сад.

Опустив голову, он пожал плечами, а потом взглянул мне в глаза.

— Однажды одна мудрая женщина сказала мне, что я дерьмовый человек. Вот я и пытаюсь изо всех сил стать менее дерьмовым.

— О, нет! — Я спрятала лицо за воротником рубашки и поморщилась. — Это я вчера сказала, да?

— Да, но не волнуйся. Иногда нужно, чтобы кто-то озвучил правду. И гораздо легче услышать ее от пьяного хихикающего добродушного человека, вроде тебя.

— Прости, но… повтори? — спросила меня Мари, когда мы повезли свои велосипеды по пешеходной дорожке. Весна выдалась просто превосходной, поэтому мы дольше обычного катались на велосипедах и проводили много времени на природе. Конечно, мне это нравилось гораздо больше, чем моей сестре, но я была уверена, что в глубине души — где-то очень глубоко — она благодарна мне за заботу о ее здоровье.

— Знаю, — кивнула я. — Это странно.

— Это более чем странно. Не могу поверить, что Ричард расстался с тобой по телефону, — выдохнула она и поморщилась. — Хотя… если подумать, я удивлена, что вы так долго тянули резину и не расстались раньше.

— Что?

— Я к тому, что… Люси, в самом начале отношений у вас было так много общего — это даже слегка раздражало. Казалось, небеса просто создали вас друг для друга. Но со временем вы оба, видимо… изменились.

— О чем ты говоришь?

Мари пожала плечами.

— Раньше с Ричардом ты все время смеялась, но в последнее время… я не могу вспомнить, когда в последний раз он заставлял тебя хотя бы улыбнуться. К тому же… Вот скажи, когда он в последний раз спрашивал, как у тебя дела? На каждой нашей встрече он говорит только о себе.

От этих слов Мари мне не стало легче примириться с тем фактом, что Ричард порвал со мной. Я и сама знала, что она права. Правда заключалась в том, что Ричард был уже не тем мужчиной, который влюбился в меня много лет назад. Да и я теперь далеко не та девушка, какой он меня знал.

— Maktub, — прошептала я, глядя на свое запястье.

Мари улыбнулась мне и запрыгнула на велосипед.

— И впрямь все предначертано. Ты можешь переехать ко мне, чтобы не торчать в его квартире. Это было бы идеально. Я хочу, чтобы сестра уделяла мне больше времени. А ты взгляни на ситуацию с другой стороны — зато больше не будет ничьих усов у тебя под юбкой.

Я рассмеялась.

— Ричард уже сто лет не забирался ко мне под юбку.

Мари недоверчиво приоткрыла рот.

— В таком случае, сестренка, тебе давно надо было расстаться с ним. Парень, которому лень даже языком поработать, со своим стояком должен справляться сам.

Моя сестра была мастером по части неоспоримых выводов.

— Ты, кажется, не особо грустишь из-за этого, — заметила Мари. — И это меня слегка удивляет.

— Да. Учитывая, что вчера напилась виски, а утро провела за медитацией, я чувствую себя нормально. Кроме того, сегодня Грэм привел в порядок сад. Для меня.

— Сад? — удивленно спросила она. — Это он в такой форме извинялся?

— Думаю, да. А еще он купил тонну органических удобрений.

— За это ему пятерка с плюсом. Каждый знает: кратчайший путь к тому, чтобы получить прощение от Люси, лежит через органические удобрения и копание в земле.

Аминь, сестренка.

— Кстати, мы не передумали съездить на Пасху к маминому дереву? — спросила я, когда мы тронулись в путь.

Каждый праздник мы с Мари делали все возможное, чтобы съездить навестить маму. У одной из давних ее подруг был небольшой домик на севере. Сама хозяйка им пользовалась редко, но именно там мы много лет назад посадили мамино дерево, чтобы ее окружали простые деревенские люди, которых она считала своей семьей.

Если я чему-то и научилась, живя с мамой кочевой жизнью, так это тому, что семья строится не на крови, а на любви.

— Так… наверное, ты меня возненавидишь, но на эти праздники я собираюсь уехать в гости к подруге, — сказала Мари.

— Как? К кому?

— Я еду на поезде в Чикаго, чтобы повидаться с Сарой. Она приехала в Штаты навестить родителей, и я решила сгонять к ней. Мы не виделись с тех пор, как я начала выздоравливать. А это было достаточно давно.

Сара была одной из самых близких подруг Мари. Она путешествовала по всему миру. Невозможно было предсказать, где окажется Сара через месяц, поэтому я полностью понимала решение Мари. И это совершеннейший отстой, потому что из-за ухода Ричарда впервые в жизни я останусь на праздники одна.

Maktub.

Увы.

Грэм

Профессор Оливер сидел напротив меня за столом. Его глаза бегали по строчкам глав с семнадцатой по двадцатую — он читал черновик моего романа. Я нетерпеливо ждал, а он медленно перелистывал страницу за страницей, и его прищуренные глаза были полны задумчивости. Время от времени Олли поглядывал на меня, тихо вздыхал и возвращался к чтению. Когда же он, наконец, закончил, то просто молча положил стопку листов на стол.

Я ждал, по-прежнему не произнося ни звука, но потом не выдержал:

— Ну, что?

Профессор Оливер медленно снял очки, закинул ногу на ногу и заговорил. Его голос звучал абсолютно ровно.

— Как будто обезьяна сходила по большому, а потом на этой огромной куче дерьма попыталась написать хвостом свое имя.

— Все не так уж плохо, — возразил я.

— Конечно, — покачал головой Олли, — все еще хуже.

— А что не так?

Он пожал плечами.

— Это просто пустышка. Один жир и никакого мяса.

— Это первый черновой вариант. Он и должен быть дерьмовым.

— Да, но это должно быть человеческое дерьмо, а не обезьянье. Грэм, ты ведь в списке авторов бестселлеров по версии «Нью-Йорк Таймс». Ты в списке авторов бестселлеров по версии «Уолл-стрит Джорнэл». На твоем банковском счете миллионы долларов, которые принесло тебе твое мастерство, твои произведения. У тебя тысячи поклонников по всему миру. Они делают татуировки цитат из твоих книг на своих телах. Короче говоря, очень печально, что у тебя хватило наглости подсунуть мне это полнейшее безоговорочное дерьмо. — Профессор Оливер встал, поправил свой неизменный вельветовый пиджак и покачал головой. — Тэлон и то написала бы лучше.

— Это шутка? Вы читали главу про льва? — спросил я.

Он так сильно закатил глаза, и мне даже показалось, что глазные яблоки коснулись затылка.

— Какого черта по Тампа Бэй свободно разгуливает лев? Нет. Просто… Нет. Найди способ расслабиться, ладно? Тебе нужно отдохнуть, немного сбросить напряжение и переключиться на что-нибудь другое. При чтении твоего текста складывается впечатление, что у тебя в заднице палка. Но получать вдохновение от палки в заднице — это неправильно.

Я закашлялся.

— Более странной фразы и сказать было нельзя.

— Да, зато я не пишу обезьяньим дерьмом.