— В газету, представь себе. В интернете он только Доу-Джонса каждое утро проверяет. Ты извини, что я тут орал. Просто для меня эти соревнования очень важны. Понимаешь, только в конном спорте никто не смотрит на деньги моих родителей, ну если не считать цену моей лошади и именную попону... Мне важны призы, я хочу на национальное соревнование. Я хочу прыгать хотя бы в классе Е! Иначе мне останется, как все эти придурки с ферм, говорить о сенокосе и считать херлинг лучшей игрой в мире! Это правда, Эйнит... Ирландия — это полная жопа, если ты не конник. Здесь совершенно нечего делать. Знаешь, какое у меня после школы развлечение на будущей неделе — заграждения красить. Хочешь, будем красить вместе?

Эна отвела взгляд от его раскрасневшегося лица и вновь уставилась на чашку. Схематический рисунок двухэтажных домиков напоминал бы традиционные главные улицы калифорнийских городков, если бы на второй этаж пририсовали балкончики салунов. Такие же дыры, если живешь не в Сан-Франциско или Лос- Анджелесе... Вдруг подле чашки легла банкнота в сто евро.

— Уходим!

Эна схватила куртку и выскочила вслед за парнями, поняв, что Малакай спешит отделаться от сдачи. Что ж, отчего бы не пошвыряться родительскими деньгами? Или все-таки это была помощь девушке от чистого сердца?

Малакай вновь взял ее велосипед и направился обратно в парк. Странно. По главной улице намного удобнее добраться до выезда из деревни, но Дилан не возразил приятелю. Малакай напевал песенку про дикие розы, и Эна прикусывала язык, чтобы не попросить его заткнуться. Наконец он сам замолчал и, прислонив велосипед к каштану, вытащил из внутреннего кармана куртки пачку сигарет и протянул одну Эне:

— Я не курю, — ответила та на автомате, отступив на шаг, и наткнулась на локоть Дилана. — А вы курите, я просто в сторону отойду.

— А это не сигареты, — вновь ухмыльнулся Малакай. — Вернее это домашние сигареты. Ну... Каннабис...

— Мал, убери! — процедил сквозь зубы Дилан.

— А чего ты боишься? Она же к гардам не побежит? Эна, это...

— Я знаю, что это марихуана, — ответила она как можно с большим сарказмом. — Я из Калифорнии, забыл? Я не курю, но привыкла к сладкому запаху в парках.

— Я не буду сегодня, — сказал Дилан и отвел глаза, чтобы не видеть усмешку приятеля. — Нам уже пора. Я обещал отцу помочь починить качели. И если...

— Па будет ругать. Я знаю...

— Ничего ты не знаешь, — зло буркнул Дилан и повернулся к Эне: — Пойдем, а то и твоя мать будет волноваться.

— Тогда и я не буду, — сказал Малакай и убрал пачку во внутренний карман куртки.

— До завтра.

Малакай довел велосипед до асфальтовой дороги и, передав Эне, быстрым шагом направился к центральной улице. Эна надела шлем и улыбнулась Дилану. Парень выглядел совсем потерянным, и она решила чуть повременить с разговором о ночном визите Эйдана.

— Погода стала лучше, — сказала она.

И правда серые облака отнесло в сторону, ветер стих, и Эна даже повязала ветровку вокруг талии. Дилан утвердительно кивнул.

— А есть другая дорога? — спросила Эна. — Не автомобильная, а лесная?

— Есть, через озеро. Мы называем такие тропы «бохарин»... Только там попрыгать немного придется. Много корней.

— Не страшно. Мы с Джеймсом по горам катались. И у меня есть шлем.

Дилан кивнул.

— Только это на два километра длиннее. Не устанешь?

— Не устану, у меня сильные ноги, поверь.

— Знаю, бьешь ты сильно.

— Ты продолжаешь злиться?

— Я не злюсь. Просто знаю, что к тебе лучше не приближаться со спины.

Дилан улыбнулся, и в этот раз улыбка была доброй.

— Поехали, что ли?

Только ехать долго не пришлось. Эна на середине подъема сдалась, и Дилан тоже спрыгнул с велосипеда.

— Может, по прямой?

— Нет, я хочу к озеру. Хотя, если ты вдруг не хочешь... Если тебе оно надоело? — поспешила добавить Эна.

— Не думай об отце. Ты себе нафантазировала бог знает что... Он нормальный. Ты даже не представляешь себе, что такое алкоголик. Видела бы ты отца Эйлин.

Вот он и прокололся. Отлично, давай говорить. Только Дилан быстро вскочил на велосипед и поехал в противоположную сторону. Ничего. У озера они спокойно поговорят. Никуда он от нее не денется.

— Сама смотри, если не веришь.

Дилан не глядя сунул Эне телефон, и она заставила себя взглянуть на экран, высветивший погоду на сегодня. Действительно дождь начался около двух часов ночи. Выходит, она могла встретиться с Эйданом только где-то между полуночью и часом тридцатью, именно тогда, когда, по утверждению Дилана, тот находился дома с доктором.

— Мой отец не играет на волынке, — Дилан не глядел на нее, уставившись на спокойную воду. — А если бы играл тайком в лесу, я слышал бы музыку так же хорошо, как и ты. Или ты физику вовсе не учила?

Они не нарочно уселись на два разных камня. Эна выбрала себе поменьше, потому что на нем почти не было зеленого мха, но теперь Дилан, кажется, радовался, что их разделяет зеленоватая от обилия кувшинок вода. Он нервно отстукивал носом кроссовка такт на остром камушке, торчащем из воды. Эна протянула Дилану телефон, но тот не взял и даже не повернул голову. Так они и сидели молча, глядя на воду, которая от их напряженного взгляда, кажется, даже пошла кругами. Или это были первые дождинки...

Тучи разродились дождем. Только Дилан не собирался уходить. Велосипеды валялись неподалеку прямо на влажной с ночи траве, подсохшей к осени пятнами охры. Рюкзак лежал там же, как и шлем, и сейчас Эна зло теребила стянутые узлом волосы, ловя носом мелкие острые капли. Стыд за резкие слова заставлял ее покорно мокнуть и не возмущаться медлительностью парня.

— Говорят, если долго глядеть на воду, в озере откроется дверь в царство фей. Ма боится, что Па свято уверовал в это, потому и ходит сюда, — неожиданно нарушил молчание Дилан. — Считает, что он ищет там мать. Но я знаю, что Па не сумасшедший. Он здесь плачет. Он не хочет, чтобы кто-то видел его слезы. Он безумно любил бабку. Безумно.

Эна почувствовала, что Дилан повернул голову и теперь глядит на нее. Она тоже взглянула ему в глаза.

— Он не мог бы сделать то, в чем ты его обвиняешь.

— Я ни в чем его не обвиняю, —дрожащим голосом произнесла Эна, чувствуя, как запылало лицо. — Я сказала тебе, что он зачем-то приходил к нам ночью и выманил меня из дома под предлогом игры на волынке. Я не сказала больше ни слова.

— А зачем говорить?! И так ясно, о чем ты подумала! Странно, что ты не заставила мать вызвать гарду! Твоя мать вчера душу из моей вытрясла, что у нас дома творится. Чего вы обе к моему отцу прицепились?!

Дилан слишком резко вскочил на ноги и чуть не поскользнулся на мокром камне, но Эна успела подхватить его — да, она выработала быстроту реакции за годы занятий карате. Дилан на минуту замер, чуть ли не коснувшись ее носа своим, но тут же вырвал руку и отпрыгнул от нее:

— Оставь меня! Вдруг я такой же, как мой отец!

Он в два прыжка оказался подле велосипедов, закинул за спину рюкзак, но не подал ей шлема.

— Дилан, — Эна вытерла с носа капли дождя. — Дилан, не надо...

— Что не надо? Ты не веришь мне. Ты целый день думала, что я тебе вру! Ты и сейчас продолжаешь думать, что я покрываю отца!

— Я не думаю так! — Эна быстрым шагом подошла к велосипеду, сунула в протянутую руку телефон и надела шлем. — Это было слишком реально. Я никогда не видела таких явственных снов. Ай...

Она защемила застежкой кожу и замерла.

— Стой! — Пальцы Дилана осторожно коснулись ее шеи, и Эна сумела ослабить замок. — Больно?

— Немного, — Эна подняла с земли велосипед, отвернулась от Дилана, но продолжала чувствовать ледяной щекой его взгляд. — Я не знаю, почему поверила в сон. Я ничего не имею против твоего отца. Просто не привыкла к такому общению, у нас отец всегда вел себя демократично. Только с Ирландией они не спросили меня. А твой, ну Эйдан очень доминирующий, и все его лепреконы с феями... У меня крыша съехала... Прошу, только не говори ему ничего. Мне стыдно.