— Эйнит, я жду...

Его голос завораживал, и Эна почувствовала на глазах слезы. Кулак заболел, а ноги будто вросли в землю. Она не могла двинуться, а вот он спокойно сделал в ее сторону шаг. Все мысли из головы испарились. Осталась одна — поздно... Но вдруг что-то молнией метнулась к ее ногам, и Эйдан отскочил, как ошпаренный. Это что-то продолжало носиться между ними, прогоняя нападавшего все дальше и дальше. Безмолвно и безропотно Эйдан отступал в темноту, пока совсем не растворился в ней.

— Куница! — едва выдохнула Эна, когда зверек с победоносным видом вернулся к ней. Да, он стоял на дороге и его заостренная кошачья мордочка преданно глядела на нее, будто ждала вкусной награды за спасение. Только карманы Эны пустовали, да и на слова благодарности разоряться было некогда. Непроглядная тьма могла прекрасно скрывать от нее отца Дилана. Можно горько поплатиться за промедление, и Эна со всех ног кинулась к калитке, перемахнула через забор и, загребая тапками гравий, ринулась к дому. И пока она бежала, ей казалось, что позади кто-то заиграл на волынке красиво и тоскливо мотив песни Эйнит, ее песни. Он рядом! Рядом!

Дрожащими руками она повернула замок и бросилась проверять, заперта ли дверь в сад. Казалось, она металась со скоростью куницы и научилась, как лесной зверь, видеть в темноте, потому что, лишь проверив все окна и двери, она сумела перевести дыхание и зажечь свет, хотя туг же погасила, чтобы через незашторенные окна сосед, если он все же не ушел, не смог увидеть ее силуэта.

Сердце билось в горле и проглотить его обратно никак не удавалось. Она прислушивалась, но больше не слышала звуков волынки. На столе осталась недопитая бутылка с минеральной водой, и пусть выдохшиеся газы сделали воду горьковато-невкусной, Эну сейчас это никак не волновало. Нужно было хоть чем-то освежить пересохший от страха рот.

Стараясь не шуметь, Эна поднялась наверх, потушила на лестнице ночник и заглянула к матери, чтобы выключить лампу и у нее. В своей комнате она вновь проверила окно, убедилась в необходимости подрезать деревья, задернула портьеру и, бросив флейту на стол, залезла под одеяло как была в кофте — благо в последний момент догадалась скинуть грязные тапки.

Сердце все еще предательски дрожало. Что же это было? От чего уберегла ее куница? И почему Эйдан так испугался лесного зверька? Мысли беспорядочным роем кружились в голове, и потому заснуть Эна даже не надеялась. Она вылезла из-под одеяла, стала босыми ногами на ледяной пол и принялась колошматить кулаками воздух. В отличие от прошлых тренировок, нынче почувствовать воображаемого противника не составило никакого труда. Она с такой силой стиснула кулаки, что заболели костяшки пальцев, будто она весь вечер на них отжималась или же воздух превратился в бетонную стену.

Через полчаса сердце стало биться в такт дождю, и никогда еще, даже после жаркого калифорнийского лета, Эна так яро не радовалась этому монотонному постукиванию. Дождь явно погнал это чудовище домой, прочь от нее. И это означало еще одно облегчение — боулинг не состоится и никуда идти не потребуется. А главное — не надо будет смотреть в глаза Дилану и говорить правду об его отце. А что сказать матери, Эна вовсе не знала. Слишком непредсказуемой могла оказаться ее реакция, и не только в отношении виновника. Еще подумает, что дочь сама его спровоцировала!

Эне хотелось кричать, и ее нынешнее «кия» превзошло бы по боевому духу все предыдущие, но она била темноту в полной тишине, как японцы, которым в прошлом веке запретили практиковать карате, и они стали тайком заниматься по ночам: в кромешной темноте, не издавая ни единого звука и до краев наполненные боевым духом.

— Эна, соня, вставай! Дилан тебя битый час дожидается!

Эна так резко вскочила с кровати, что одеяло упало на пол. Мать улыбнулась и прошла к окну.

— Как ты здесь спала?! Дышать нечем! Чертов засов! Я и не знала, что такие окна все еще выпускали в восьмидесятых, ужас...

И все же мать справилась с окном, и Эна услышала, как рама столкнулась с ветвями платана.

— Дилан сказал, что отец велел ему спилить ветки. И вот этот несчастный уже час дожидается, когда можно будет войти в твою комнату. Флейту не собрала, — мать окинула взглядом стол дочери. — Кольцо бросила...

Эна тут же подошла к столу и натянула кольцо на палец. Оно сидело на безымянном как влитое. Теперь очередь за флейтой. И когда Эна уже раскрутила инструмент, мать недовольно проворчала над ухом:

— Застели постель, бери одежду и спускайся в душ. Да пошевелись ты!

Эна быстро щелкнула крышкой чемоданчика и повернулась к кровати как раз в том момент, когда услышала:

— Доброе утро!

Мать обернулась к двери и не нашлась, что сказать Дилану, уже обеими ногами стоящему в комнате. Улыбка никак не вязалась с пилой, которую парень держал наперевес. Она делала его героем голливудского триллера.

— Я ведь сказала подождать, — Эна уловила в голосе матери раздражение, но Дилан вместо извинения лишь пожал плечами и отвернулся.

— Он уже видел меня в пижаме, когда бегал по саду, —

Эна попыталась перевести все в шутку, но лицо матери осталось серьезным. — Пусть проходит, — добавила Эна совсем тихо, подскочив к шкафу, но Дилан остался стоять, уткнувшись лицом в стену.

Эна схватила одежду и побежала вниз, оставив мать разбираться с несчастным платаном. «Только не ломай ветки терновника», — словно в гонг ударил в голове Эны голос Эйдана, и она даже обернулась, будто тот шел следом.

— Интересно, — спросила она пустоту. — А платан можно трогать?

— Можно! — Эна аж подпрыгнула, услышав ответ, и тут же из-за поворота лестницы вырос Дилан. — Иначе отец никогда бы не послал меня сюда. Он, если успела заметить, повернут на всех этих верованиях, как и дед с бабкой.

Дилан не выглядел удивленным ее разговором с самой собой. Должно быть, он вышел следом и подумал, что она обращается к нему. Фу, еще не хватало, чтобы он и ее принял за сумасшедшую.

— Где твоя мать хранит перчатки? Я не взял свои, а она не разрешает мне без них пилить дерево.

Эна пожала плечами и скрутила покрепче одежду, пряча нижнее белье в кофту, но Дилан слишком внимательно глядел на ее руки и явно успел заметить черные лямки — правда, это был спортивный бюстгальтер, больше похожий на топик, других у нее и не было, но все равно эта часть туалета не предназначалось для его глаз — как она могла не заметить, что он побежал за ней!

— Посмотри в саду, — буркнула Эна, желая быстрее спрятаться в ванной.

— Помоги мне найти, так будет проще.

Она кивнула, бросила вещи на пол ванной комнаты и направилась через кухню в сад. Куст ли боярышника вновь заставил ее замереть, или просто запах кофе заманчиво щипнул нос, только в сад она не ступила, а принялась разглядывать подсохшую на тапках траву — следы ночной прогулки. По характерным звукам Эна поняла, что Дилан подхватил со стола чашку. Она сглотнула голодную слюну и, не оборачиваясь, переступила через порог.

Недалеко от дома по левую руку тянулась низкая каменная стена, переходившая в забор, отделяющий их участок земли от дороги. В ней были сделаны небольшие ниши. Мать обнаружила в них старые горшки, вычистила и вернула на прежнее место, и Эна была уверена, что отыщет подле них перчатки. Ее ничуть не заботило, что мокрая трава промочит тапки насквозь — все равно их придется стирать, потому она смело двинусь к стене. Дилан шел следом, почти бесшумно, на манер отца. Отца... Эна так резко обернулась, что чуть не вышибла из его рук кружку.

— Damnti ort! — воскликнул Дилан, отстраняя от себя кофе.

— Извини.

Эна отступила на шаг, и без перевода поняв значение фразы. Дилан тут же опустил глаза в кружку и в свой черед извинился.

— Я запомню на всякий случай, — улыбнулась Эна. — Изучение языка начинается с запретных слов, так ведь?

Дилан улыбнулся в ответ и сделал еще глоток.