Эна зашагала вперед, надеясь успеть закрыться в своей комнате до того, как мать войдет в дом.

— Наконец-то ты пришел!

Эна не ожидала от себя, что выпалит подобное в лицо Дилана, хотя бежала вниз, перепрыгивая аж через две ступеньки. Она понятия не имела, в котором часу ожидать его прихода, потому ближе к полудню переместилась с ноутбуком на кровать, чтобы удобнее было наблюдать из окна за дорогой. Мать не поднялась к ней и даже не позвала к обеду, уважая желание дочери не разговаривать. Вскоре живот, не удовлетворившись яблоком, оставшимся на рабочем столе со вчерашнего дня, начал подвывать от голода, но обида на мать стойко брала верх над желанием поесть.

Дилан растерялся, не зная, как отреагировать на подобное приветствие, потому просто буркнул тихое «добрый вечер». Следовало пригласить гостя в дом, но там они могли столкнуться нос к носу с матерью. Эна в спешке не заметила, была ли та в гостиной, но рисковать не хотелось. К счастью, Дилан, не подозревая, что пришел на выручку, покосился в сторону гаража:

— Дрова там?

Спросил слишком утвердительно. Точно доподлинно знал, что дрова там. Эна не помнила, что есть в пустующем гараже, и бодро зашагала следом за парнем, желая быстрее оказаться подальше от входной двери, из которой в любой момент могла выглянуть мать.

— Отсырели. Их надо просушить в доме, — сказал Дилан, набирая охапку поленьев.

Эна кивнула и, схватив топор, направилась за парнем к пню, на котором виднелось множество зарубок. Некоторые казались свежими, если мокрый пень вообще мог что-то сообщить Эне, которая прежде не сталкивалась с колкой дров. Однако логика подсказывала, что никакой пень не мог так хорошо сохраниться во дворе дома, который много лет пустовал. Дилан между тем ловко колол дрова, и Эне оставалось только удивляться, как такой тяжелый топор не оттягивает ему руки.

— Про дровосека в роду ты сказал серьезно? — спросила она, когда парень наконец воткнул топор в пень и нагнулся, чтобы подобрать расколотые поленья.

— Наверное, и дровосеки были, — сказал Дилан, тяжело дыша. — Слушай, у вас остались какие-то коробки? Принеси одну щепки собрать, а остальное спалим здесь и сейчас. В сумерки огонь особенно красивый.

Гараж был завален коробками из-под вещей, которые они купили уже в Ирландии: Эна выбрала ту, что поменьше, от кофеварки. Дилан продолжал относить колотые поленья в гараж, и Эна больше не лезла к нему с расспросами, хотя понимала, что обязательно спросит про свежие зарубки на пне, иначе любопытство заест ее до смерти.

— Вот эту охапку лучше отнести в дом для просушки, — сказал Дилан, собирая подле пня последние крупные поленья. — Вдруг вам вздумается топить...

— Ага, чтобы поджарить маршмеллоу, которых тут нет, — Эна оборвала его сказанную абсолютно нейтральным тоном реплику с нескрываемой обидой, чем сильно смутила Дилана. Парень тут же принялся рассматривать пустые коробки, словно те были музейными экспонатами, не в силах подобрать верные слова, чтобы заполнить гнетущую паузу.

Эна продолжала сидеть на корточках подле уже полной опилок коробки и потому глядела на него сверху вниз — с такого ракурса Дилан казался выше ростом и мощнее, хотя она прекрасно оценивала его комплекцию — щуплый, и откуда только силы берутся так махать топором.

— Отнеси сам, пожалуйста, — попросила она смиренным тоном и тут же добавила, как бы извиняясь за излишнюю грубость: — Я с матерью поругалась.

Дилан пожал плечами, но не стал возражать и направился к парадному входу. Дверь хлопнула слишком быстро, и Эна поняла, что мать снова забыла ее запереть. Дилан отчего-то не возвращался слишком долго, и Эна, чтобы не продрогнуть окончательно, подхватила коробку и направилась к задней двери, которая вела прямо в кухню, где и обнаружила Дилана. Парень покорно стоял подле матери, которая что-то нервно искала в кухонных ящиках.

— Я же видела здесь каминные спички.

— Не переживайте, мэм, я зажгу обычными.

— Мы что, будем в камине разводить костер? — спросила Эна, перешагнув порог

кухни.

— Водогрей погас, — обернулась к ней мать.

Эна молча прошла в гостиную к выложенному грубым серым камнем камину и опустила коробку рядом с поленьями, аккуратно разложенными на металлической плите.

— Задвинь хотя бы за портьеру, не порти вид, — донесся до нее спокойный голос матери, и Эна туг же вновь схватила коробку и двинулась с ней в угол, краем глаза заметив, как Дилан без материнских объяснений пересек гостиную в направлении кладовки с водогреем. Снедаемая возросшими подозрениями, Эна поспешила следом.

— Послушай, — остановилась она подле парня. — Не слишком ли хорошо ты знаешь наш дом?

Дилан улыбнулся краешком губ и промолчал.

— Признайся, — не сдавалась Эна, — что бывал здесь раньше. Это ведь ты колол дрова на этом пне до нашего приезда? Что ты делал в чужом доме? Духов искал, небось?

— Ну бывал, и что? Что мне скрывать? Ты разве сама никогда не лазила по заброшенным домам?

— Не лазила, — честно призналась Эна. — Там, где я живу, нет заброшенных домов, а частная собственность неприкосновенна.

— И духов не ищут, — продолжил парень, будто не слышал ее фразы. — Они сами тебя находят, если ты им нужен, и никогда наоборот.

Дилан говорил как-то слишком серьезно, и Эна почувствовала себя неловко от нестерпимого желания рассмеяться и ругала себя на чем свет стоит за начатый разговор. Не стоит подшучивать над ирландцами, которые и вправду верят, что всякая нечисть ежеминутно наступает им на пятки. Только самой не хватало поверить во всякий мелкий народец. Тогда ей прямая дорога вслед за матерью к психотерапевту. Потому следует как-то перевести разговор в безопасное русло, ведь она ждала прихода Дилана совсем не для того, чтобы поругаться с ним. Просто обида на мать растет с каждым днем, и он вечно попадается под руку!

— А что искать духов! — Эна решила перевести все в шутку. — Я бы вот лепрекона лучше встретила и попросила у него денег размером с отцовскую годовую зарплату, чтобы мне не пришлось жить в Ирландии без него целый год.

Эна сама не ожидала, что выпалит это дрожащим голосом и даже испугалась, что сейчас разревется, потому быстро отвернулась и пошла прочь. Дилан уже зажег газ и сейчас должен был последовать за ней, потому она прибавила шагу, но вместо того, чтобы подняться к себе, как задумала, пошла скорым шагом на улицу, тайком утирая предательские слезы, потому что вдруг поняла, что не имеет права подвести Дилана.

Теперь она знала его тайну. Как же она сразу не догадалась, ведь в поведении Дилана не было ничего необычного. Он не подкидывал ей никакой кошки и вообще не собирался с ней общаться и тем более пугать в саду — он просто не успел убежать. Пока дом пустовал, он скрывался здесь от пьяного отца. И кошка, наверное, прибегала сюда за тем же — пьяный ведь мог мучить ее! Скорее всего Дилан часто оставался здесь на ночь, потому ему нужны были дрова, которые он и колол на пне у гаража. Последнюю неделю Дилана гнала сюда все та же безысходность, и ночью, когда она впервые обнаружила его присутствие в доме, Дилан, теперь уже тайком, спасался от ночного холода в гостиной, и отец, решивший уехать ночью, просто-напросто спугнул его. Это его внимание к ней и услужливость матери не что иное, как предлог проводить время вне дома. И сейчас он не просто так завел речь о костре — не о чистоте двора он заботится, а просто не желает возвращаться домой. Бедный Дилан! Эна вновь хлюпнула носом, только в этот раз не от жалости к себе. Она обязана помочь ему, только тайно, чтобы он не подумал, что она жалеет его. Жалость унижает, а она не желает видеть Дилана униженным еще больше.

— Ну где ты там?! — крикнула Эна как можно непринужденней после того, как убедилась, что втянула последнюю слезу.

Дилан медленно вышел из двери, и Эна затаила дыхание в страхе увидеть за его спиной мать.