Но тут он увидел, что это не репортер. Анна Хелстром стояла на крыльце, она была в плотном пальто, длинные волосы развевались на ветру. Она улыбнулась, увидев Билла, и он поторопился открыть дверь и отступил, чтобы она могла войти.

— Анна, — произнес он. — Вы говорили, что придете?

— Нет. Я, конечно же, должна была позвонить. — Она вошла в прихожую, потирая руки. — Это незапланированный визит. Я иду в школу, веду там вечерний класс, и решила зайти, так как должна вам кое-что сказать. Надеюсь, я не переступаю границы дозволенного.

— Может, вы присядете? — предложил Билл.

— Хорошо. Я на минутку.

Появилась Пейдж, она все еще держала в руке телефон. Билл представил ее, и Анна поздоровалась с ней.

— Мы все любим эту девушку, — сказала Анна.

Она сидела на диване, расправляя складки длинной юбки. На ней были открытые туфли, несмотря на холод на улице, в ушах поблескивали круглые серебряные серьги размером со спутниковые тарелки. Когда Анна заговорила, Билл сел на стул, а Пейдж осталась стоять в дверях, крутя шнурок от капюшона на толстовке.

— Вы о Саммер? — спросил Билл. — Вы что-то вспомнили? Я подумал, может быть, она была расстроена, потому что приближался ее шестнадцатый день рождения? Она должна была отправиться в путешествие с Джулией. Это случилось бы в следующем месяце. Она упоминала об этом?

Анна слушала так, как будто не совсем понимала, о чем говорит Билл.

— Да, конечно. Может быть, это расстроило ее, да. Но она не упоминала об этом. Да, я здесь, чтобы поговорить о Саммер, но это лишь косвенно связано с ней.

— А, — произнес Билл. Он не мог скрыть своего разочарования. Он надеялся услышать информацию, которая наконец станет ключом, открывающим закрытую дверь. — Тогда о чем или о ком вы хотите нам рассказать?

— О Клинтоне Филдсе. — Анна сжала губы и повернулась к Пейдж, а затем снова посмотрела на Билла, как бы пытаясь получить их согласие говорить об этом. Так как никто ничего не сказал, Анна продолжила: — Мне кажется, что у него какой-то внутренний конфликт, разлад. Я подумала об этом после того, как услышала ваше заявление в новостях, ну и после того, что сказали они.

— Что вы знаете? — спросил Билл.

Анна снова расправила рукой складки на юбке. Браслеты на ее запястьях звякнули.

— Все знают, что он сломал челюсть мальчику на автобусной остановке пару лет назад. Но не все знают почему. — Она подняла обе руки. — Я должна попросить об одолжении вас обоих. Это не должно выйти за пределы этого дома.

— Конечно, — сказала Пейдж.

— Что именно? — спросил Билл.

— Да, Клинтон сломал челюсть этому мальчику. И это ужасно. Я ненавижу насилие. Нельзя так обращаться с детьми, решать проблемы таким образом. Но… У Клинтона есть младший брат. Младше его примерно на год. Его зовут Айзек. Это прекрасный ребенок, но он гей. Он не сразу открыл это своим родным и близким друзьям. Я знаю это, потому что меня попросил проконсультировать его мой коллега из младшей школы. Это серьезная проблема для любого психолога, и мы всегда пытаемся помогать друг другу в таких случаях.

— Я ничего не понимаю, — сказал Билл. — Как сексуальные предпочтения его брата связаны с Саммер?

— Никак, — ответила Анна. — Клинтон сломал челюсть мальчику потому, что этот мальчик говорил ужасные вещи об Айзеке. Позвонил ему… Ну, вы можете представить себе, как он его обзывал. Клинтон это слышал. Поэтому он полез в драку. Он был вне себя. Клинтон сильно избил мальчика, но, опять же, кто знает, на что он способен, защищая того, кого любит, верно?

Она посмотрела на Билла, потом на Пейдж, ища поддержки. Пейдж кивнула, а Билл сказал:

— Но если тот парень говорил ужасные вещи о его брате, Клинтон, должен был рассказать об этом полиции или в школе.

— Он этого не сделал. Его родные не позволили ему, потому что не хотели, чтобы все узнали тайну Айзека. Чтобы защитить своего брата, Клинтон позволил всем думать, что он отморозок. Понимаете?

Пейдж прочистила горло.

— Получается, что ситуация намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. У Клинтона была уважительная причина поступить так жестоко.

— В принципе, да. Опять же, я против насилия. Но я также против нападок на детей.

Билл не хотел показаться бесчувственным или тупым, но все же сказал:

— Тем не менее это он затеял драку.

— Да, затеял. — Анна посмотрела на часы. — Я отняла у вас много времени. Я просто хотела, чтобы вы знали. И… Я знаю Клинтона. Это чувствительный мальчик, несмотря на его вызывающий вид. Я просто не знаю, что делать со всем этим, но я хотела бы, чтобы вы располагали и этой информацией.

Она встала, ее юбка развевалась, когда она шла к двери. Она обняла и Билла, и Пейдж, прощаясь, и предложила звонить ей в любое время, если им понадобится помощь или совет.

— Надеюсь, я не замутила воду, — сказала Анна, уже выйдя за дверь, — но я верю в необходимость правды. И теперь вы знаете все, что знаю я.

Ночью Билл внезапно проснулся. Перед тем как лечь спать, он глотнул виски и выпил какую-то антистрессовую таблетку, которую Пейдж вручила ему. Когда он открыл глаза, его сознание было затуманено, будто мозг был опутан паутиной.

Телевизор все еще работал. Шел очередной фильм, на этот раз черно-белый. Мужчины были в напудренных париках, а женщины — в длинных пышных юбках.

Билл оглядел комнату, прищурившись. Рука у него все еще болела, и он старался не задевать ее. Когда он согнул руку, стало не так больно. Он увидел пульт между подушками на диване, где сидела Пейдж. На мгновение он почувствовал себя маленьким ребенком, заснувшим перед телевизором и испугавшимся после пробуждения, потому что мамы и папы уже не было рядом — они пошли спать.

Билл выпрямился, потирая затылок, несколько раз моргнул, пытаясь высвободить мозг из паутины.

— Пейдж! — произнес он шепотом на тот случай, если она уснула. — Пейдж!

Он посмотрел на часы: двенадцать пятнадцать. Билл потянулся к пульту и выключил телевизор. Он собирался встать, когда вошла Пейдж.

— Билл! — произнесла она тоже шепотом.

Неужели она думала, что он спит сидя, с открытыми глазами?

— Билл, — снова окликнула она его, ее голос звучал более настойчиво.

— Тебе не нужно шептать. И зачем я выпил таблетку, которую ты мне дала! Мне нужно встать и…

— Машина снова здесь. Та, которую я тогда видела.

Билл из-за таблетки и выпивки не сразу сообразил, о чем речь, но потом вспомнил, как ночью сестру напугала машина.

— Ты уверена?

— Да. Она на подъездной дорожке. В конце подъездной дорожки.

— Возможно, на этот раз это репортер.

— Так поздно?

— Они являются, когда хотят, — сказал Билл, вспоминая утро после исчезновения Саммер, когда журналисты, казалось, жили на его лужайке. — Не обращай внимания. Пойдем и…

— Нет, Билл. Встань и посмотри. Пожалуйста.

Билл встал, ощущая боль в пояснице. Не стоило засыпать в такой неудобной позе. Он подошел к окну и увидел яркие фары автомобиля в конце подъездной дорожки. Они освещали заднюю стену гостиной.

— Похоже, они просто разворачиваются, — сказал Билл.

— Нет, автомобиль стоит там уже несколько минут. Я не сразу разбудила тебя. Я думала, что они уедут, но они не уехали. Это тот же автомобиль. Посмотри, это серебристый седан. Видишь?

— Это «Камри» или что-то в этом роде. — Билл похлопал по карманам, ища свой телефон, но его там не оказалось. — Позвони в полицию, если что-нибудь случится.

— Что-нибудь — это что?

— Я собираюсь выйти, — сказал Билл. Он чувствовал прилив энергии, ничего подобного он не ощущал с детства.

— Не ходи туда, Билл. Мы не знаем, кто это.

— Пейдж, моя дочь пропала. Уже несколько дней она считается пропавшей без вести. Мне наплевать, кто там. А что, если это действительно он?

— Кто?

— Тот человек, у которого Саммер, и он хочет вернуть ее нам.

— Билл!

Но он уже открыл замки, распахнул дверь и бежал по газону к серебристому седану так быстро, как только мог. Он не обулся. Его ноги в носках скользили по прихваченной морозом траве, от холода покалывало ступни.