— Знаешь, тебе не нужно…

Пейдж подняла руку:

— Билл, остановись. Я остаюсь. Пожалуйста, перестань говорить мне, что я могу уехать.

— Но твоя семья…

— У них все отлично и без меня. — Она засмеялась. — Уверена, что в течение всей недели у детей ни разу не было домашней еды. У Кайла местная пиццерия на быстром наборе. Еще там живет его сестра. Она им помогает. И Кайл, и дети приедут на похороны, когда придет время. А я никуда не денусь. Ладно?

— Я постараюсь перестать спрашивать.

— Хорошо.

Но он не двигался. Так и стоял перед ней в пальто. Он понимал, что выглядит потерянным.

— Ты хочешь сказать что-то еще? — Она изменила позу — вытащила ноги из-под себя и поставила их на пол. Потом выключила звук телевизора. — Это касается похорон?

Билл кивнул:

— Я должен решить, хочу ли я, чтобы церковь принимала в этом участие.

— О! — Пейдж удивленно подняла брови. — Почему бы и нет? Саммер неверующая?

— Я не знаю, во что она верила. Мне казалось, что она относилась с презрением к официальной религии. Она часто недоумевала по поводу прочитанного в Библии. И еще она считала, что побыть на природе или пообщаться с другом ничуть не хуже, чем побывать на мессе. Она без стеснения говорила об этом.

Билл чувствовал себя немного глупо, стоя перед своей сестрой, как будто произносил речь в Ротари клубе или что-то в этом роде. Но он так и не двинулся с места.

— Мы не ходили в церковь с тех пор, как Джулия умерла. Я не мог туда пойти после того, что произошло. А теперь я потерял еще и дочь. Кто бы мог стать верующим после этого? Разве это правильно?

Пейдж терпеливо слушала, экран телевизора отражался в ее очках.

— Пожалуй, я не уверена, — сказала она наконец. — Я не знаю, насколько ты прав. Но, возможно, для тебя настало время вернуться. Это серьезный шаг, но тебе может стать легче.

— Ты все еще ходишь туда? — спросил Билл. — Ты ненавидела это, когда мы были детьми.

— Мне нравится бывать там, я и детей с собой беру. Мне нравится находиться среди этих людей. — Она пожала плечами. — Ты с кем-то встречаешься?

Биллу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его сестра спрашивала не о его личной жизни.

— Ты имеешь в виду психолога?

— Да.

— Нет. Я несколько раз ездил к нему с Саммер. А что?

— Это может помочь. Помнишь, мама и папа отправили меня к одному в старшей школе. Они сказали, что я слишком часто устраиваю вечеринки и пью слишком много.

— Ты такой и была.

Она проигнорировала его комментарий.

— Это помогло, хотя тогда мне казалось, что они были неправы, отправив меня к нему. Если человек объективен, с ним приятно поговорить.

— Я подумаю об этом. — Он развернулся, чтобы уйти, но потом снова посмотрел на нее. — Ты должна закрыть за мной дверь. Знаешь, на всякий случай…

Пейдж встала.

— Я поняла. И если возникнут проблемы, я позвоню твоему милому соседу.

«Как и Джулия в тот день, когда она умерла, — подумал Билл. — Ей пришлось…»

— Боже, мне надоело слушать о том, какой он красавчик! — сказал он и вышел в холодную ночь.

Билл поехал к кладбищу. Он знал, что оно закрывается в семь часов и каждую ночь полицейский патруль объезжает его территорию, чтобы проверить, не задержались ли там скорбящие, наблюдатели за птицами и подростки, носящиеся по траве, не обращая внимания на могилы под ногами. Затем полицейские запирали ворота, используя цепь и навесной замок.

Когда Билл подъезжал к кладбищу, он видел, как фары патрульной машины освещают деревья и надгробные плиты. Где-то там, на ровной, поросшей травой территории, похоронены Джулия и Саммер. Ему не хотелось вспоминать о том, как хоронили Саммер, эти слащавые, надуманные, лестные слова и рукопожатия, бормотание «аминь», когда ее опускали в холодную землю. Он вспомнил самодовольную уверенность Кэнди Роджерс, ее утверждение, что Саммер все еще может впустить Бога в свою жизнь. Вспомнил, как Кэнди, отойдя от постели девушки, которую все считали Саммер, заявила, что что-то почувствовала, и как он при этом закатил глаза.

И все же она была права. Это была ее дочь, а не его.

Он ударил рукой по рулю. Он то и дело поворачивал, проезжая по узким улочкам этого района города. Ночные огни сияли, на подъездных дорожках стояли автомобили. Длинный день закончился, обитатели этих домов собрались вместе, и казалось, что им там по крайней мере уютно и удобно.

Билл нашел нужную улицу и остановился напротив дома, который искал. Внутри горел свет. Голубоватое свечение за шторами говорило о том, что кто-то смотрит телевизор. Он представил себе двоих, мать и дочь. Если бы его спросили, Билл не смог бы сказать, почему он сюда приехал и что ожидал увидеть. Он понимал, что если Хокинс узнает о том, что он здесь, то одними нотациями не обойдется. Ему могло грозить и судебное разбирательство. Но он не мог просто сидеть дома и ничего не делать, а только думать о предстоящих похоронах, так что он сидел в машине и ждал — через дорогу от дома Тины Эверетт.

Прошел час, и темнота стала еще гуще. Несколько звезд проглянули сквозь облачный покров. Билл смотрел на дом и чувствовал, что его охватывает сонливость. Он уже давно не высыпался, сказывались эмоциональные перегрузки, и мысли путались, а движения становились замедленными. Он задавался вопросом, нужно ли ему сидеть здесь, через улицу от дома людей, которых он едва знал, но которые как-то были связаны с тем, что случилось с Саммер, когда он полностью подчинен обстоятельствам, а нехватка сна и страдания лишили его способности видеть разницу между хорошей идеей и плохой.

Изредка проезжали машины, и он щурился от яркого света их фар. Он хотел знать, откуда и куда ехали эти люди, которые, судя по всему, жили нормальной жизнью. Они едут за продуктами? Возвращаются домой с работы?

Билл подумал о тысячах незначительных решений, которые он принял в отношении жизни Саммер. В ситуациях, когда она настаивала на том, чтобы кататься на велосипеде не с ним. Когда Саммер ему говорила, что идет ночевать к подруге… И он ни разу не проверил, так ли это. Саммер всегда была отчаянно независимым человеком. Время после обеда, после школы и вечера она проводила одна, пока он был на работе. Одним из первых слов, которые она научилась выговаривать, было «я», и она говорила это всякий раз, когда он или Джулия пытались помочь малышке справиться с какой-нибудь задачей. Беря чашку с питьем, открывая дверь, одеваясь. «Я, я», говорила она, и он и Джулия отступали, считая независимость и высокий дух дочери ее лучшими чертами.

Билл вспомнил встречу с учительницей начальной школы, в которой училась Саммер. Женщина рассказала им, что каждый раз, когда требовался доброволец, чтобы провести зарядку, что-то нарисовать, прочитать, Саммер поднимала руку.

— Она могла бы стать президентом Соединенных Штатов, — сказала учительница со смехом. — По крайней мере сенатором.

Неужели он многое упустил? Мог ли он не вдаваться в крайности, не вести себя так, как когда он потерял самообладание на Хэллоуин, и не всегда позволять своей дочери оставаться независимой?

Машина свернула на подъездную дорожку Эвереттов и осветила ее фарами. С его точки обзора он видел лишь, что это большая светлая машина, что-то вроде «Импалы» или «Лакросса». Автомобиль был слишком новым и слишком большим для матери Тины. Билл наблюдал за фигурой, шагающей по двору к дому; воротник пальто незнакомца был поднят. Он постучал в дверь. Одна из лампочек на крыльце перегорела, и человек стоял в полутьме, ожидая, чтобы его впустили.

Только сейчас Билл ощутил, как бешено колотится его сердце. Это показалось ему странным. Разве мама Тины не может с кем-нибудь встречаться? Разве у нее не может быть бой-френда? А может, это родственник. Да мало ли кто мог прийти к ней в безобидное вечернее время!

Билл поднял руку, потянулся к ключу зажигания, намереваясь отправиться домой и вместе с Пейдж принимать ужасные решения. Но в этот момент дверь открылась, и мужчина отступил назад, а появившаяся на крыльце мать Тины тепло ему улыбнулась. Туда, где теперь стоял мужчина, падал свет от лампы, освещая его лицо, и Билл узнал своего соседа, Адама Флитвуда. Это он входил в дом Эвереттов.