«В любви безнравственна победа…» В любви безнравственна победа, позорен в дружбе перевес. Кто победит – глядит побито, как будто в дегте, в перьях весь. Когда победы удаются, они нас поедом едят. Но если оба вдруг сдаются, то сразу оба победят. 20 июня 1979 Проходной двор На Четвертой Мещанской был двор проходной. Был немножко он садом, немножко пивной. Был он полем футбольным с мячом из тряпья. Там подножками нежно воспитан был я. Был наш двор проходной как большая страна. Нацеплял пацанам из репьев ордена. Вечерами давал снисходительно тень всем, кому поцелуйничать было не лень. «Ты меня уважаешь?» – из мрака неслось. Днем с авоськами женщины шли на авось. Вся Москва проходила когда-то сквозь двор: тихий опер из МУРа и шумный актер. Кто-то пер на горбу весь рассохшийся шкаф. Чьи-то тени блуждали с похмельем в башках. Проходил знаменитый Григорий Новак, «эмку» в цирке поднявший, на радость зевак. На ладони танкиста, пропахшей войной, фифа адрес писала помадой губной. Деловито куда-то катил инвалид, телом в свой пьедестал на подшипниках влит. Крючконосой цыганке, как бабе-яге, он задорно кричал: «Погадай по ноге!» Я ушел из того проходного двора, и стихов проходных наступила пора. Блудным сыном в пыли я предстал перед ним, Я стихи свои сделал двором проходным. Ничего, что все люди проходят насквозь, что с авоськами женщины прут на авось. Ничего, что во мне толкотня, как в аду, — пропускную систему в себе не введу. Не боюсь, что я вижу в упор подлеца, — ведь иначе его не узнать до конца. Не боюсь, что я сам сквозь себя прохожу, в подворотнях готовый к любому ножу. И я понял, отбросив «ура!» и «да здра…», я – придворный поэт проходного двора. 20–21 июня 1979 «Когда вывертывается…» Когда вывертывается борец, кричат восторженно: «Молодец!» Когда вывертывается поэт, ему за это пощады нет. Кричат: «Не вывертывайся! Держись!» — те, кто вывертывается всю жизнь. 21 июня 1979 «Будто бы у озера…»
Будто бы у озера — гусей, отобрали у меня друзей. Сам себе теперь я господин — один. Как медведь среди недобрых льдин — один. Лапой с лапой не сыграешь и в лото… Если мы ни с кем, то мы никто. Будто бы у витязя — коня, отобрали у меня меня. 23 июня 1979 «Вся красота и Лондона, и Рима…» Вся красота и Лондона, и Рима и без стихов, пожалуй, представима. Но без стихов представить Ленинград — как без литого кружева оград. Но без стихов Рязани не разыщешь, Москвы не сыщешь среди лютых пург… Россия без поэзии российской была бы как огромный Люксембург. 23 июня 1979 «Поэзия…» Поэзия есть антибюрократия. За это ей и слава, и проклятия. Не дай нам бог, чтоб сыро было в кратере! И если вы среди других примет увидите в поэте бюрократинку, то успокойтесь — это не поэт. 23 июня 1979 «Отвращение к литературе…» Отвращение к литературе — той, которая просто стряпня, — словно к рвущейся в лидеры дуре, перекашивает меня. Уважение к литературе — той, чей пламень еще не погас, все заботы о собственной шкуре убивает спасительно в нас. 23 июня 1979 «Не хочу быть любимым всеми…» Не хочу быть любимым всеми, ибо вместе с борьбой в меня время всажено, будто семя, а быть может, и все времена. Не играю с оглядкой на Запад, не молюсь, как слепой, на Восток. Сам себе я задачи не задал вызывать двусторонний восторг. Невозможно в жестоком сраженье, руку на сердце положа, сразу быть и сторонником жертвы, и сторонником палача. Продолжаюсь я, всех запутав. Всем понравиться – это блуд. Не устраиваю ни лизоблюдов, ни раскалывателей блюд. Не хочу быть любимым толпою — я хочу быть друзьями любим. Я хочу быть любимым тобою — и – когда-нибудь – сыном своим. Я xoчy быть любимым теми, кто сражается до конца. Я хочу быть любимым тенью мной потерянного отца. 23 июня 1979 |
