— Собачьи свистки, — сказал Бенни. — Это изобретение, достойное умного воина. Том бы одобрил.

Никс кивнула.

— А что происходит там? — Бенни указал на бетонное здание.

Никс уже собралась ответить, но внезапно от ее напускной отваги не осталось и следа, и ее лицо исказило глубокое горе. Она закрыла лицо ладонями, сотрясаясь от рыданий.

— Эй… эй… Никс, в чем дело?

Никс обернулась и обвила его руками за шею, рыдая, как недавно в разрушенном самолете. Но сквозь рыдания она что-то пыталась сказать ему.

— Там они работают над созданием лекарства, Бенни. Они пытаются. После того как мы отдали им результаты исследований, которые нашли в самолете, они надеются, что смогут изобрести вакцину. Думают, что смогут остановить эпидемию… победить болезнь…

— Но это же отлично, Никс, — сказал Бенни, гладя ее по спине.

Но она покачала головой.

— Никс? Что… что не так?

И внезапно он все понял.

Все вспомнил.

И это воспоминание острым клинком пронзило его сердце.

— Никс, — прошептал он, и его голос сорвался. — Никс… где Чонг?

Она прижалась к нему:

— Они пытаются, Бенни. Делают все возможное. Но… ему очень плохо. Он уже…

Никс умолкла, не в силах говорить.

Но Бенни больше и не мог ее слушать.

Они обнялись и бессильно опустились на колени.

Это был ад.

Лайла все хорошо понимала.

И что такое ад, Потерянная девушка знала не понаслышке. Она жила в нем всю свою жизнь.

Когда разразилась Первая ночь, она была совсем маленькой, но навсегда запомнила панику и бесконечное бегство. Пронзительные вопли. Кровь и смерть.

Она видела, как умерла мать в тот момент, когда ее сестра Энни с громким криком появилась на свет. Она помнила ужас и смятение других беженцев, когда ее мать вернулась оттуда, куда уходили человеческие души и откуда возвращались бездушные существа. Она помнила, что они сделали, что должны были сделать. Лайла вопила тогда до потери голоса. И эти вопли вдребезги разбили ворота в ад.

Она помнила, как жестоко обошлись с Джорджем Чарли Кровавый Глаз и Молот, а затем схватили своими грубыми руками ее и Энни. И приволокли в Геймленд.

Для боев в зомби-ямах.

Она помнила, как вернулась в Геймленд, чтобы спасти Энни, но ее там уже не было. Осталось лишь существо в обличье прекрасной маленькой Энни.

И Лайла помнила, что ей пришлось тогда сделать.

И помнила каждый день тех долгих одиноких лет, последовавших потом.

Ад?

Лайла знала, что такое ад.

Он не мог научить ее ничему новому и обмануть ее тоже не мог.

Она сидела на краю постели Чонга, наблюдая за странными аппаратами, подключенными к его телу, издававшими гудки и свист. Но с каждым разом гудки делались все реже, а свист напоминал легкий шепот.

Лайла сжимала ледяные ладони Чонга. Его глаза уперлись в потолок, но теперь они стали молочными, радужная оболочка превратилась в размытую мешанину коричневого, зеленого и черного оттенков. Зрачки были размером с булавочную головку, а белки глаз покрывала тончайшая сетка из темных сосудов.

С металлического изголовья кровати свисали флаконы для капельниц с лекарствами и химическими препаратами, из них по венам Чонга разливались какие-то неведомые вещества. На его руке виделось множество темных пятен от уколов. Слишком много уколов.

Лайла отказалась носить костюм химзащиты. Врачи предупредили, что в таком случае она рискует навсегда остаться в этом здании. Врачи не могли дать гарантий, что она выйдет из лаборатории здоровой. И, возможно, инфекция, которая поселится внутри ее организма, сможет довершить то, что не удалось «Жнецу» и другим опасным болезням. Окончательно стереть человечество с лица земли. Люди, работавшие в лаборатории, жили в изоляции, никогда не прикасаясь к открытым участкам кожи своих коллег, избегая даже рукопожатий. Целыми днями они носили костюмы химзащиты и раздевались, лишь оказавшись в непроницаемых капсулах своих спален.

Но Лайле не было до этого дела.

Если она заболеет и умрет, что с того?

Она знала, что будет не одинока в царстве смерти.

Она прислушивалась к гудкам аппаратов и мысленно требовала, чтобы Чонг боролся.

«Борись.

Не сдавайся».

— Не вздумай сдаться, глупый городской увалень, — прорычала она.

Но с каждым мгновением эти гудки, эти электронные признаки жизни делались все слабее и слабее.

И внезапно до нее донесся резкий и бесконечный гудок, исходящий от кардиомонитора.

Казалось, это был самый оглушительный звук на свете.

И лишь ее собственный бесконечный крик боли в душе был еще громче.

Похоже, ад все-таки сыграл с ней напоследок злую шутку.

Бенни и Никс стояли на краю траншеи, а солнце заходило над миром, и звезды загорались на небе. Траншея была длиной в шесть метров. Но с тем же успехом она могла простираться и на десятки километров. И на десятки тысяч километров.

Они смотрели на высокое здание, освещенное электрическим светом, разгоняющим темные тени, которые окутывали его стены.

Они не сводили глаз с большого окна с левой стороны здания.

Час назад они видели в окне силуэт Лайлы.

Но больше она не появлялась.

И они даже не обернулись, когда неподалеку, урча, остановился квадроцикл Джо. Они слышали, как он заглушил мотор, слышали, как негромко гавкнул Гримм и хруст подошв Джо по гравию, но они по-прежнему не сводили глаз с освещенного окна.

— Послушайте, — мягко произнес Джо. — Я только что привез оставшиеся материалы, которые вы нашли в самолете. Ученые уже занимаются ими. Это именно то, что им было необходимо. Это… — Он осекся.

— Убирайтесь, — сказал Бенни. В его голосе прозвучало безразличие.

Джо обошел их сзади и встал прямо перед ними, заставляя обратить на него внимание. А затем присел на корточки, уперев локти в колени. Гримм стоял рядом, его темные глаза казались влажными.

— Я хочу, чтобы вы двое меня выслушали, — сказал Джо. — Поговорим начистоту прямо сейчас, ладно? Я знаю, что вы страдаете. Я знаю, почему вы ушли из Маунтинсайда. И понимаю, почему искали самолет. Знаю, что это для вас значит. Найти место, которое было бы лучше вашего родного города. Шанс обрести настоящее будущее. Я все понимаю. Когда-то я поступил так же. Судя по всему, и Том был того же мнения, а иначе никогда бы не ушел из города и не взял бы вас с собой.

— Вы ничего не знаете, — возразила Никс.

— Нет? Я слишком хорошо это знаю, — сказал Джо. — Вы ушли из города, который почти умер. Маунтинсайд и оставшиеся из девяти городов лишь с виду казались живыми. Всем это известно. И вы знали это и потому сбежали. Хотели отыскать место, где можно начать жизнь заново и совершить нечто важное.

Бенни взглянул на него. Том говорил почти то же самое.

— И вы это сделали, — сказал Джо.

— Нет, — ответила Никс.

Где-то вдали послышалось жалобное завывание койота на восходящую луну.

— В самолете вы нашли материалы серьезных исследований, — сказал Джо. — Возможно, именно благодаря вам, детишки, удастся спасти этот мир.

— Слишком дорогую цену мы за это заплатили, — откликнулся Бенни.

Джо вздохнул и встал. А затем поднял голову к звездному небу.

— Ночь выдалась длинной, — мягко произнес он, — и нас еще ждут долгие часы мрака. Но…

Он отвернулся, и Бенни спросил:

— Что — но?

Джо печально улыбнулся ему:

— Какой бы долгой ни была ночь, солнце всегда восходит.

Он кивнул им, щелкнул языком, подзывая Гримма, и медленно направился прочь. Сел на квадроцикл и завел мотор.

Они смотрели ему вслед.

Никс обернулась к Бенни.

— Он прав? — спросила она.

Бенни покачал головой:

— Не знаю.

Он обнял ее за плечи, и они снова уставились на освещенное окно.

А звезды становились все ярче, прожигая дырки на темном холсте неба.