— Жуть как глупо, — настаивала Лайла.

— Не все умели бороться за жизнь, особенно люди в начале двадцать первого века. В то время они были изнежены, зависимы от машин, электроники и разнообразных специалистов, которые решали все проблемы, начиная с проведения водопровода до удаления зуба. Никто ничего не умел делать сам. И это выглядело жалко.

— Ты говоришь так, словно согласен со святым Джоном.

Джо отставил канистру и закрутил крышку бензобака.

— Ни в коем случае, дорогая моя. Если вокруг полно овец, еще не значит, что все овцы. Я знаю много случаев, когда люди не сдавались под натиском обстоятельств. Они учились новому, строили укрытия, начинали охотиться и возделывать землю, проявляя те особые качества, которые возносят человека на вершину пищевой цепочки. Именно они стали лидерами, объединившими вокруг себя остальных. И пример тому — твой город и остальные восемь городов в центральной Калифорнии. Люди сплотились ради лучшей жизни.

— И на сколько городов напал святой Джон?

— Он много где побывал, — с горечью ответил Джо. — Слишком много.

— Кто-нибудь выжил?

Джо кивнул:

— Конечно. Святой Джон не добрался до Северной Каролины, сердца нашей нынешней страны. Это новая столица. Конечно, это мелочь по сравнению с тем, что мы потеряли, но это только начало. И еще существует множество городков и поселений. Это большая страна, и святому Джону просто не хватило времени всех поубивать. — Он помолчал. — Но если ряды его армии продолжат пополняться… тогда нигде не будет безопасно.

— Судя по твоим словам, он не менее опасен, чем вирус.

Джо снова кивнул:

— Да… думаю, так и есть. Он использует матушку Розу, чтобы вербовать людей в жнецы, так что у него есть достаточно серьезные ресурсы, чтобы уничтожить любой город, который не покорится ему. Это отличная стратегия завоевания. Чингисхан и Александр Македонский поступали так же, но руководствовались совершенно другими мотивами.

— И все же я не понимаю, — сказала Лайла. — Почему так много людей присоединилось к нему?

Джо помог ей взобраться на квадроцикл.

— Многие люди просто окончательно потеряли надежду. И поскольку серая чума по-прежнему свирепствует и вокруг бродят толпы зомби, большинству людей сложно представить, что есть еще какой-то выход, кроме того, что предлагает святой Джон.

— Но ведь ты сказал, что доктор Макреди и другие ученые работали над вакциной…

— Да, это так. — Джо вздохнул. — Но большинство людей об этом не догадываются. Открытие Макреди, что бы там ни было, принадлежит к новому научному знанию. Но пока мы не знаем, что это, и действительно ли ее открытие поможет изменить ситуацию. А без результатов этих исследований мы так и застрянем на этом тонущем корабле.

— Ты тоже потерял надежду? — спросила Лайла.

Джо аккуратно поправил ремни безопасности, стараясь не задеть ее рану.

— Ни за что.

— Собираешься дать ему отпор?

— Милая, я никогда не сдавался. — Он засунул свою катану в сетку для снаряжения на квадроцикле. — План такой. Мы найдем твоих друзей, а потом вы поможете мне тщательно обыскать самолет. Если есть хоть малейший шанс, что результаты исследований Макреди пережили катастрофу, я должен их сохранить и передать в руки других ученых из ее группы.

— А где эти ученые?

— Недалеко, — ответил Джо. — На базу «Надежда-1» Макреди взяла с собой лишь часть исследовательской группы. Остальные находятся в новой лаборатории в Северной Каролине и на военной базе здесь. Нам пришлось зачистить ее от зомби, но все прошло удачно, кроме того, база отлично сохранилась. Это то, что военные называли укрепленным объектом, поскольку электромагнитный импульс не мог проникнуть внутрь и вывести из строя оборудование. Как только база была очищена, группа ученых смогла переделать объект, предназначенный для военных исследований и разработок, в лабораторию, занимающуюся биологическими исследованиями.

— Лаборатория? — спросила Лайла. — Здесь?

— Да, — ответил Джо. — Она искусно спрятана, но она гораздо ближе, чем ты думаешь. Макреди назвала ее Убежище.

И он рассказал Лайле, где оно находится.

Как только рев мотора рейнджера затих вдали, сестра Эми вылезла из-за кустов. Она сгорала от нетерпения поскорее сообщить святому Джону об услышанном. Необходимо как можно быстрее найти его и все рассказать.

Об Убежище.

И… о девяти городах.

Городах, которые никто не охранял.

Она мчалась по лесу, невольно улыбаясь.

Брат Питер опустился на колени прямо в грязь перед святым Джоном. Опершись кулаками о землю, он склонил голову и смиренно ожидал бури гнева святого, от которой мир разлетится на куски.

Но ответом ему было молчание.

Спустя несколько мучительных минут брат Питер поднял голову и взглянул на человека, которого почитал больше, чем самого Владыку Танатоса. Как друга, наставника и, что самое главное, отца.

Святой Джон неподвижно стоял, стиснув ладони за спиной, склонив голову набок, и наблюдал за проказами обезьян в ветвях деревьев. На его лице не было ни тени гнева. И слез тоже не было.

Он оставался абсолютно безучастен.

— Достопочтенный? — рискнул обратиться к нему брат Питер. — Слышал ли ты, что я?..

В это мгновение святой Джон тихо заговорил, прервав молодого человека на полуслове.

— Когда мир сгорел дотла, — произнес он, — я был один. За несколько месяцев до этого я оказался в больнице, в психиатрической клинике, ты знал об этом? — Не дожидаясь ответа, он продолжал: — Они считали, что я болен… психически неуравновешен… потому что рассказал, что бог тьмы разговаривает со мной. Ты ведь знаешь, есть люди с такими психическими заболеваниями, они были еще до Падения и после тоже. Некоторые из них примкнули к нам. Другие пошли за странствующими монахами. Ведь бог способен разговаривать с нами по-разному, и он обращается к каждому.

— Даже к еретикам?

— Даже к ним, — согласился святой Джон. — Хотя еретики отказываются прислушиваться к голосу бога. Другие — потерянные души — слышат его голос, но не узнают его или просто не способны узнать. Они достойны жалости. Когда мы провожаем их во тьму, то всегда делаем это с нежностью и теплотой, лаская их прикосновением кинжала.

Святой зашагал вперед, и брат Питер вскочил и бросился следом.

— После Падения я бродил по улицам своего города, смотрел, как он пылает, наблюдал, как сгущается тьма. Серые люди никогда не трогали меня. Ни разу.

— О, это чудо, достопочтенный.

— Да. Видишь, это истинное доказательство того, что я в самом деле первый святой этой церкви. — Они спокойно прогуливались по лесу, словно этот день не был наполнен воплями и смертью. Словно двое философов, обсуждавшие извечные вопросы бытия чудесным погожим деньком. — А потом я встретил матушку Розу. В то время она была… просто Розой. Женщиной, которая потеряла себя еще до того, как мир развалился на части. Я спас ее от злодеев, еретиков, которые посчитали, что приход тьмы дает им право причинять боль и унижать тех, кто слабее.

— Я помню, — едва слышно ответил брат Питер.

— Я знаю, что ты не забыл. И помнишь последующие годы, когда Роза впустила тьму в свое сердце и возвысилась, став матерью всего сущего.

— Да. — Брат Питер не мог скрыть горечи в голосе.

— Это были чудесные дни. Ты был таким юным, но не по годам одаренным. Так стремился впитать в себя силу клинка и чистоту тьмы. Гордость — это грех, но я готов принять любое наказание, потому что не отрекаюсь от гордости за тебя. Тогда и сейчас. Ты был тем основанием, на котором я построил Церковь Тьмы. — Они прошли еще несколько шагов. — Ты, Питер. Не она.

Брат Питер подобострастно склонил голову.

— Скажи мне, — воскликнул святой Джон, — когда ты заглядываешь в свои мысли и в свою душу… в те мгновения, когда погружен в молитву и медитацию… каким тебе представляется рай?