— Они ворвались в город и всех убили. Всех до единого — мужчин, женщин и детей. Святой Джон послал своего прихвостня, брата Питера, притащить меня на допрос, но я поняла, что дело добром не кончится, и сделала ноги. Ушла до рассвета. Ускользнула от них.

— И они позволили тебе уйти?

— Позволили? Нет. Мне пришлось подпортить несколько физиономий, прежде чем скрыться. — Она снова шмыгнула носом. — Чуть позже я примкнула к шайке мусорщиков. Они и дали мне это прозвище. Бунтарка. Я делала много плохих вещей и частенько устраивала большой переполох. А потом я серьезно заболела, и один странствующий монах отвел меня в место под названием Убежище. И там меня вылечили. Они хотели, чтобы я осталась, но я ускользнула оттуда так же, как из лагеря мамочки. Но на этот раз никому не причинила вреда. После этого я продолжила болтаться по округе, ввязываясь в неприятности. Но… год назад я случайно встретилась с группой беженцев, спасавшихся от жнецов. Я помогла им ускользнуть, но среди них было много больных и раненых, в том числе детей, и я отвела их в Убежище. Оставила у входа и смылась. И потом делала так еще несколько раз. Ребята из Убежища не возражают, когда к ним обращаются за помощью, но не любят, когда люди уходят. Думаю, если бы им представилась возможность, они накинули бы на меня поводок. Но я не даю им такого шанса. Привожу людей и сразу исчезаю. Именно так я пыталась поступить с группой Картера. Знаешь, я в какой-то мере стала считать это своим призванием.

— Почему?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Возможно, это что-то вроде искупления.

— Но… те плохие вещи, которые ты совершала, когда жила со жнецами, это не твоя вина. Ты не понимала, что творишь, а когда поняла, сбежала от них.

— Возможно. Но от этого мне не легче.

Она ласково погладила Еву по голове.

— До меня дошли слухи, что жнецы собираются напасть на ее город. Он назывался Тритопс. Я несколько раз бывала там с мусорщиками. И жили там хорошие люди, поэтому я попыталась опередить жнецов, чтобы предупредить жителей, но опоздала на несколько часов. И мне оставалось только предложить выжившим отправиться со мной в Убежище.

— Ты кое-что забыла, — сказал Чонг. — Что произошло с твоим отцом?

Она покачала головой:

— Не знаю. Святой Джон и мама сказали, что он ушел как-то ночью. Просто собрался и ушел неизвестно куда… Но я им не верю. Думаю, они его убили.

— Зачем?

Бунтарка мрачно взглянула на него:

— Когда ты возглавляешь церковь, которая зиждется на уничтожении всего живого, зачем тебе врач? Обучаясь в медицинском институте, папа давал клятву, его призванием было спасение людей. Поэтому они избавились от него.

— Мне жаль, — сказал Чонг, и это была правда. — Тебе должно быть… одиноко.

— Что ж, это же конец света, не так ли? Всем нелегко.

Чонг горько улыбнулся:

— Да, я это понимаю.

Несколько мгновений Бунтарка задумчиво смотрела на него.

— Я мало смыслю в медицине, — призналась она, — умею лишь перебинтовать поврежденную ногу, или зашить рану, или извлечь обычную стрелу. Но дело в том, что я знаю, где нам могут помочь.

— Помочь? Да ладно, Бунтарка, мы оба знаем, чем это закончится. Мне будет все хуже и хуже, а потом я умру. Других вариантов нет. Все заразившиеся умирают.

Услышав последнее слово, Ева тихо и жалобно захныкала и уткнулась головой в его грудь. Чонг погладил ее по волосам. Ему хотелось поступить точно так же — свернуться калачиком, надеясь, что беды обойдут его стороной.

— Чонг, послушай меня, — настаивала Бунтарка. — Думаю, мне следует отвезти тебя в Убежище.

— А что такое это Убежище? Пристанище для бродячих монахов или?..

Бунтарка отвела взгляд, на мгновение задумавшись. Когда она снова взглянула на него, ее лицо сделалось еще более напряженным.

— Каждый человек воспринимает Убежище по-своему, — сказала она. — Для людей вроде… — вместо того, чтобы произнести имя Картера, она кивнула на Еву, и Чонг все понял. — Для тех, кто спасается от жнецов, Убежище — это безопасное место. Оно отлично замаскировано и надежно защищено скалами. Обнаружить его почти невозможно.

— Это поселение?

— Отчасти, — ответила она. — А вообще — это что-то вроде больницы, и я хочу отвезти туда малышку Еву. Я не смогу как следует о ней позаботиться, а ей еще долго будет очень плохо. Там есть монахи, которые помогают людям.

— Странствующие монахи? Я встречал таких. Они называют себя Детьми бога, а серых людей — Детьми Лазаря.

— Да, да. И они создали Убежище, и принимают туда всех больных и раненых, и лечат их.

— Они врачи?

— Они — нет, — ответила Бунтарка, но Чонгу послышалось, что она сделала ударение на слове «они».

— А… там есть врачи?

— Вроде того.

— И ты думаешь, что они могли бы мне помочь?

— Не знаю, — призналась она. — Но если у кого и получится, то только у них.

— Ладно, тогда поехали.

— Только здесь есть загвоздка, — медленно произнесла она, и в ее глазах он увидел тоску.

— Какая загвоздка?

— Если они впустят тебя туда… не к монахам, а именно в то место, где тебя станут лечить…

— И?

— Обратно тебя уже не выпустят.

— Вообще?

— Никогда, — ответила она. — Им не нравится, что об Убежище знают посторонние. Они не убьют тебя и не причинят вреда, но уйти не позволят.

Чонг закрыл глаза, пытаясь заглянуть в свое будущее. Но увидел лишь пустоту.

— А разве у меня есть выбор?

— Мне… мне жаль, Никс, — пробормотал Бенни.

Она яростно уставилась на него сквозь слезы.

— Да, но твои сожаления ничего не изменят. Я потеряла маму. Потеряла все, и в этом виноват наш проклятый городишко.

— Что?

— Боже, я больше ни минуты не могла там оставаться. Это было все равно что жить на кладбище. Никто не говорил о том, что произошло в мире. Никто не говорил о будущем. И знаешь почему? Потому что никто не верил, что у нас есть будущее. Все в Маунтинсайде просто сидели и ждали смерти. Вели себя так, словно уже умерли.

— Я…

Она сердито вытерла кулаками слезы.

— Маму убил Чарли Кровавый Глаз, а меня похитили. Люди могли хоть как-то отреагировать, но они этого не сделали. Вообще. После того как мы уничтожили логово Чарли и вернулись в город, все вокруг вели себя так, словно я никуда и не уходила. Никто, кроме капитана Странка, мэра Кирша и Лироя Вильямса, не спросил, где я была и каково это оказаться на просторах «руин». Люди не желали ничего знать. А что мне говорили на похоронах мамы? Они говорили что-то вроде: «она ушла в лучший мир» или «по крайней мере, она избавилась от страданий». От страданий? Она не болела, ее забили до смерти!

— Никс, я…

— Никто никогда не говорил о моем похищении и о том, как я попала в Геймленд. Никто. Мне кажется, многие вообще в это не верили. Нашлись люди, которые заявили, что сожалеют о том, что у мамы были какие-то разногласия с Чарли. Какие-то разногласия. Разногласия? Словно она умерла, потому что они о чем-то поспорили. Ее просто списали со счетов, потому что в противном случае им пришлось бы признать, что Геймленд действительно существует, задуматься о том, что там происходит. И тогда им пришлось бы говорить о зомби. Но люди предпочитали этого не делать. Боже! Помнишь, что сказал проповедник Джек о нашем городе? Он назвал его чистилищем… сказал, что люди там безропотно ждут смерти. И я все время думала, почему же схожу с ума? А это город сводил меня с ума, и если бы мы пробыли там еще немного, он убил бы меня. И это не шутка, Бенни. Я бы умерла.

При этих словах в ее глазах загорелся опасный огонек.

— Эй, перестань! — воскликнул Бенни. — Давай не…