Константин сидел за своим рабочим столом, расслабленно положив кисти рук на столешницу из светлого ясеня – наверное, впервые, с момента своего создания, эта поверхность была девственно пуста: ни листа пергамента, ни чернильницы, ни сургуча для печатей. Серафим откинулся на спинку кресла, и наблюдал за своими соратниками из-под полуприкрытых век.

Тоириса расположилась на низком широком подоконнике, подтянув колени к груди, и обхватив их руками. Изумрудно-зелёная с золотым шитьём ткань платья струилась с плеч и согнутых колен, стелясь мягкими складками по полу. Серебристые волосы, вьющиеся непокорными локонами, прихвачены над висками парой золотых заколок. Тоириса смотрела за окно, куда-то в одной ей ведомые дали, и Константин не видел её лица, но ему и не нужно было это – он и так знал каждую его черточку. Высокий лоб, плавная линия скул, острый подбородок, точёный носик, почти бесцветные, едва окрашенные розовым, но изумительно красивой формы губы. И глаза… Огромные, глубокого сине-зелёного цвета, в обрамлении светлых золотистых ресниц. В этих глазах хотелось тонуть – и было время, когда Константин с удовольствием делал это.

Очень-очень давно, когда ещё не существовало Триады, и серафимы были молоды, Константин был влюблён в Тоирису. И не он один. На сердце прекрасной ангелессы было ещё два претендента, одним из которых был, разумеется, Лазарус.

У ангелов отсутствует такое понятие, как ревность, поэтому никакого напряжения между четырьмя серафимами не было. Прекрасная ангелесса дарила краткую благосклонность то одному, то другому… Константин знал, что все трое одинаково дороги ей, поэтому она не могла выбрать кого-то одного для постоянной пары. А трое влюблённых ангелов… что ж, такое положение их устраивало. Это были несколько странные, но очень гармоничные отношения.

Возможно, именно поэтому он, Тоириса, и Лазарус смогли стать тем, что в последствие назвали Триадой. Это короткое единение сердец позволило троим серафимам стать костяком, основой власти на Небесах, надёжными соратниками, действующими как единое целое.

Триадой они стали после того, как Люцифер поднял мятеж, и увёл часть ангелов с Небес в Преисподнюю. Триадой они стали… а вот любовниками быть перестали. Тоириса перестала принимать знаки внимания от Константина и Лазаруса, и возвышенная влюблённость постепенно сошла на нет. Тоириса никогда не говорила, почему так случилось, но Константин догадывался. Тоириса закрылась от них, потому, что тот, к кому она испытывала нежные чувства, кого могла бы полюбить, предпочёл Тьму Свету, и ушёл в Ад вслед за другими предателями. Константин и Лазарус остались с ней рядом, но уход Велиара всё же подломил её. Тоириса не понимала, как можно добровольно искалечить свою суть. И то, что это сделал кто-то столь близкий ей, причиняло ей боль. Видимо, поэтому она отрезала себя от прошлого, где был Велиар. Объятия Константина и Лазаруса словно подчёркивали ту пустоту, которую оставил после себя мятежный ангел. И Тоириса просто отстранилась от них, ища утешительной близости с другими, и предоставив покинутым возлюбленным так же заводить новые отношения, и не ворошить прошлое.

Иногда Константин задумывался, смогли бы они трое стать тем, чем они стали, останься Велиар с ними. Не предпочти он звание Верховного демона Лжи, исконной сути серафима. Конечно, Триады бы уже не было… но, возможно…

Константин мотнул головой, отгоняя мысли – «Что за глупость лезет в голову?» –  перевёл взгляд на Лазаруса. Серафим сидел в кресле,  уперев руки в подлокотники, и сцепив пальцы перед грудью. Русые гладкие волосы до плеч, лицо, казалось, сложенное сплошь из прямых линий и острых углов, прямой взгляд постоянно прищуренных светло-голубых глаз. Весь его вид можно было описать одним словом – строгость.

Константин знал, что молчат его соратники об одном и том же – Роалд. Да, в то время, когда все бессмертные расы ожидают противостояния с Древними, Константин вынужден думать ещё об одной проблеме – о сошедшем с ума бывшем любимце Светлой Богини. А то, что Роалд сошёл с ума – в самом исконном смысле этого понятия – стало неоспоримо.

Тоириса не простила Константину истории с Илдико. Лазарус недоумевал, почему Константин вообще позволил подобному случиться. Он не осуждал старшего Триады за гибель ангелессы, понимал – иногда жертвы неизбежны – но вот эту конкретную жертву считал бессмысленной. Мало того, что она не исчерпала конфликта с демонами, так ещё и навлекла угрозу со стороны драконов. Да ещё Берталан так и не вернулся из Преисподней. Что случилось с его послом, Константин даже предположить не решался. Попытка связаться с повелителем Ада посредством Пространственного зеркала оказалась провальной – занятый своими проблемами, Люцифер едва ли не прямым текстом послал Константина, оборвал связь, и восстановить её серафим уже не смог.

Что же касается Роалда, Константин и сам понимал, что давно выпустил ситуацию из-под контроля.

Когда Белая богиня покинула Небеса, и Константин пришёл к Роалду, то увидел потерянного юношу, брошенного матерью, возлюбленной и любовницей одновременно. Он был растерян, он не понимал, что сделал не так. За что та, что была для него всем, поступила с ним так жестоко. Константин пытался ободрить юношу… Пытался объяснить… Но что мог объяснить ангел, пусть и серафим, пусть и один из первых серафимов, если дело касалось капризов богини?

Или же дело было в том, что Константин изначально смотрел на этого странного ангела, как на оружие? Поэтому его слова утешения так и не дошли до Роалда? Могло ли быть так, что старший Триады был недостаточно искренним, и молодой ангел почувствовала это, и не пожелал услышать его? И поэтому в его сердце поселилась ненависть, а разум открылся безумию? Или же… Роалд изначально, с самого своего рождения был заражён безумием? И сдерживало его только присутствие Дайоны? Возможно, замена Чёрной богини, которую так хотела создать её сестра, изначально была дефективной? И сама Белая богиня почувствовала это, потому и ушла, бросив свою неудачную игрушку? Столько вопросов, и будь Константин проклят, если знает ответ хоть на один из них. Но серафим знал другое – чтобы не послужило причиной безумия Роалда, его нельзя больше не замечать.

Когда стало известно, что открытия Врат не избежать, что расам придётся столкнуться с Древними, Константин пришёл к Роалду. Настал тот момент, ради которого серафим столько времени оберегал своевольного ангела – сила, на которую Дайона не поскупилась, создавая свою последнюю игрушку, должна была встать на защиту Небес. Константин почти верил – с Роалдом у них будет хоть тень шанса.

Старший Триады застал ангела в пустой тёмной зале, сидящего в кресле, и апатично глядящего в пустоту.

- Нет, – ответил Роалд, выслушав пламенную речь Константина. – Я ничего не стану делать. Мне плевать на Врата, на Древних, и на вас всех. Мне нет дела до того, что будет с мирами…

- Роалд…

- Я не смог нарушить планы моей матери, я не смог отомстить её сестре… – он неожиданно встрепенулся в кресле и закричал. – Я даже не смог убить эту проклятую полукровку, которая украла моё лицо!

Ангел снова словно опал в кресле, ссутулился, его голос зазвучал по-прежнему бесцветно и сухо:

- Ангелы… демоны… драконы… вы бесполезны и бессмысленны… Вы закуклились в своём бессмертии, и паразитируете на вечности… Цепляетесь за свои жизни по привычке, потому что за столько веков просто не смогли найти в себе смысла, и живёте ради жизни, пустой, как ваши собственные сердца…

Константин не стал слушать дальше – Роалд бредил, и толку от него было не добиться. Он ушёл, оставив безумца наедине с его бормотанием. Но для себя решение серафим принял – если случится чудо, если они переживут открытие Врат и вторжение Древних, он сделает то, что нужно было сделать уже давно.

А пока – Константин сидел за своим столом, расслабленно положив руки на столешницу. Тоириса смотрела на горизонт за окном. Лазарус сосредоточенно смотрел перед собой. Магия Небес была разбужена. Триада ждала начала последней битвы.