Аббадон сидел на холодном каменном полу, прижимаясь спиной к стене. Цепи растягивали его руки в разные стороны, массивный стальной обруч охватывал шею – короткая цепь от него тоже уходила в стену.

Да, в последнее время Верховному демону Бездны и Разрушения, определённо не везло. Сперва, он на полгода угодил в скалистую камеру Ферокса, за то, что разрушил защитное заклятие, и заделал Милене ребёнка. Потом попался под горячую руку Адалиссе, за то, что под действием магии отымел Милену, в которой Чёрная богиня всё ещё видела свою глупую бабочку Кэтэрину. И вот теперь он ещё и вызвал на себя гнев Люцифера, за то, что умолчал об общении с Дайоной. Не его столетие… Определённо – не его…

Аббадону претило чувство собственного бессилия. Он хотел разрушить эту камеру, в которой сидел, разорвать цепи… И, заодно, сравнять с землёй всю эту тюрьму для мятежных демонов. Понятное дело, что сделать он этого не мог. Даже Верховному демону было не под силу бороться с магией этого места.

А ещё Аббадона удручала скука. Бесконечно сидеть и пялиться в темноту камеры – это могло свести с ума даже демона. С другой стороны – попасть в камеру к Фероксу было бы куда хуже. Аббадон знал, что ещё долго не забудет те полгода, когда на него лился расплавленный камень, выжигая кожу, как эта обжигающая масса заполняла рот и лёгкие, и застывала там. Боль от лопающихся от жара глазных яблок… А потом многочасовая тяжёлая теснота, в толще медленно остывающего камня. Затем была небольшая передышка в восстановившейся камере… И всё начиналось сначала. Аббадона передёрнуло от одних воспоминаний.

Он очнулся там, где магия Адалиссы – на поляне у кромки леса. Вокруг бушевал ураган, но он мало беспокоил демона. Аббадон чувствовал, что что-то происходит с Бездной – его стихия была недовольна, она бесновалась. И Аббадон догадывался, где искать источник этого недовольства. Он открыл портал в преддверие Бездны. Попасть туда было сложно для него – пустыня серого праха неохотно допускала в себя тех, кто этим прахом ещё не был. Но сейчас это нужно было – и демону пришлось напрячься.

Он стоял под серым низким небом, смотрел внутренним взором на хищно распахнутые врата, и вереницу Древних богов, возвращающихся в свою тюрьму. Видел маленькую демонессу, удерживаемую в воздухе силой, мощь которой Аббадон чувствовал даже на таком расстоянии. Девчонку демон, разумеется, узнал – это была дочь Милены и его. Он ощущал в этой «пустышке» силу, которой у неё просто не могло быть, и думал о том, что пазл сложился очень логично. Они с Миленой были двумя половинками ключа от Врат Бездны, их общий ребёнок оказался ключом цельным, и то, что они открыли с Миленой, девчонка теперь пытается закрыть. Так же становилось ясно, зачем эта малявка понадобилась Люциферу. Но как девчонка попала сюда? Тот самый план, о котором упоминала Адалисса?

 Общая с Аббадоном кровь уберегала девчонку от того, чтобы разъярившаяся Бездна обратила её в прах, такой же серый, как вся эта пустыня. Своенравная стихия не хотела снова быть тюрьмой для Древних.

Аббадону было любопытно, как девчонка справиться с сопротивлением Бездны. Но в этом удовольствии он решил себе отказать. Он не хотел разрушения миров, и не хотел сгинуть вместе с ними. А значит, сейчас Бездна должна была принять Древних обратно.

И он зашептал, зовя свою стихию, обращаясь к ней, принуждая покориться. Бездна взвыла, как взбешённый зверь, взвилась, как вставший на дыбы конь. Но Аббадон не зря звался демоном Бездны – он привык к непокорности своей стихии. Он сам был таким же, как она.

Бездна покорилась, недовольно ворча, взрыкивая…

Врата закрылись. Аббадон видел, как сила отпустила девочку, бросив её на серый песок. Он как раз раздумывал, подойти ли ему к девчонке… когда увидел у закрытых Врат невысокий стройный силуэт женщины в чёрных одеждах. Он узнал Милену… Точнее – Адалиссу. Снова сталкиваться с Чёрной богиней у демона не было никакого желания. Поэтому он поспешил убраться из серой пустыни.

Он вернулся в Пандемониум и успел поучаствовать в схватке с солдатами Древних. Поняв, что остались без своих создателей, они накидывались на демонов с удвоенной яростью. Но хватило их ненадолго – лишённые силы Древних, они ослабли, и защитники Пандемониума вскоре задавили их.

А вскоре Аббадона настиг зов Люцифера. После чего он и оказался в этой камере. Хорошо зная нрав повелителя Ада, демон Бездны понимал, что ему ещё повезло. Скрываться от поиска, не сообщать о явлениях Дайоны, да ещё и оказаться марионеткой в её руках и открыть Врата – всё это тянуло на скалистую камеру в мире драконов, ещё где-то на полгода....

Но Аббадон подозревал, что отношения между повелителем демонов и повелителем драконов несколько разладились. И демон Бездны даже догадывался что, точное – кто – стал этому причиной.

Но убедиться в своей догадке Аббадон не мог. И понимал, что не сможет ещё долго. Запирая его, Люцифер не обозначил сроков наказания мятежного демона. Это было частью наказания. Аббадон посмел оспаривать власть своего повелителя – за что и расплачивался теперь.

Аббадон повёл затёкшими плечами, прислонился затылком к холодным шершавым камням, и прикрыл глаза. Темнота камеры сменилась темнотой под веками. Тишина, звук его собственного дыхания, давящая магия тюрьмы, мерзкое ощущение бессилия… и скука… скука… скука…

Эпилог

Эпилог

Прошло несколько месяцев с того момента, как Врата Бездны были закрыты, а богини-создательницы исчезли навсегда. Миры, постепенно, избавлялись от последствий, что нанесли Древние своим кратковременным пробуждением. Правда, в некоторых местах так и остались прорехи межмирья – трещины в пространстве. Никто пока не знал, как их убрать и возможно ли это вообще. И будут ли они, со временем, расширяться, и приведёт ли это к каким-либо последствиям? Честно говоря, меня саму это мало волновало. По крайней мере, до тех пор, пока этих самых возможных последствий не было. А проблемы настоящего времени беспокоили меня куда больше.

Врата Бездны. Я стала видеть их всякий раз, как засыпала. А иногда не требовалось даже засыпать – достаточно было просто закрыть глаза на какое-то время и Врата возникали передо мной. И я слышала Древних… Они начинали говорить со мной, шептать… И эти существа хотели, чтобы я отвечала им, разговаривала с ними… и, почему-то, именно от этого всё холодело внутри. Я совершенно не хотела вести с ними разговоры – их даже слушать было тяжело – их голоса, словно, ввинчивались в сознание; можно сказать, что они и не разговаривали вслух. Но я чувствовала, что если не буду отвечать, Древние найдут способ, как заставить меня. И я разговаривала с ними, говорила всё то, что они хотели знать… Хотя, на первый взгляд их вопросы были простыми и странными. Им было интересно, как ощущается боль; как ощущается тепло тела другого человек (или существа); что такое слёзы и почему можно плакать из-за смерти кого-то другого… Они хотели знать, что такое привязанность к кому-то; они не понимали, что такое ненависть… В каком-то смысле, они напоминали детей, которые не знают самых элементарных вещей. Только дети не пугают так сильно… Правда, со временем привыкаешь ко всему, и даже к такому.

После того, как я возвращалась в мир яви, я ещё долго слышала голоса Древних. А их присутствие рядом со мной теперь ощущалось постоянно. Я чувствовала, что пока я бодрствую, всё то, что я ощущаю, передаётся этим древним сущностям. Эмоции, мысли, чувства… Древние, словно, познавали через меня эту жизнь. И я знала, что им это нравится. Что они наслаждаются этим. И им было всё равно, что именно я ощущала – злость, страх, наслаждение, любовь… Они разделяли со мной всё. А я… я пока и сама не могла объяснить, что чувствую от их столь навязчивого присутствия в моей жизни. Но я чувствовала Бездну, чувствовала безумие… Я больше никогда не оставалась одна… Я слышала от Древних такое, что никогда не осмелюсь произнести вслух… И не только они видели мой мир моими глазами… Я сама заглядывала в Бездну… Я видела воспоминания созданий, которые правили вселенной задолго до демонов, ангелов и драконов… Иногда, это становилось невыносимым. Особенно, когда я осознавала, что это навсегда. Что Древние всегда будут со мной.