- Кэтэрина!!! – закричал Самаэль так, что в окнах дрогнули витражные стекла, и бросился к распростёртому телу девушки.
Он упал рядом на колени, прямо в лужу остывающей крови, простирая над ней открытые ладони. На тонкой шее зияла страшная рана, а в маленькой ручке хищно поблескивал испачканной кровью осколок. Самаэль зашептал слова, его пальцы заплясали в воздухе, творя сложную сеть заклинания. Удержать душу, залечить рану, заставить сердце биться вновь, вернуть, вернуть обратно в жизнь… Бесполезно. С первого взгляда ангел смерти понял, что девушка мертва, и ничто не вернет её, понял… но смириться не мог… Вновь и вновь, он шептал слова, звал её по имени, но понимал – бесполезно. Кровь на ковре, пропитавшая её волосы, стала совсем холодной. Где-то рядом, распорядитель смерти чувствовал это, тревожным импульсом билась напуганная, ничего не понимающая душа. Душа, которая не понимала, что она такое, что случилось, и что ей теперь делать. А Верховный демон, даже в этом статусе, сохранивший прозвище ангел смерти, стоял на коленях, рядом с бездыханным телом, потерянно переводя взгляд с приоткрытых глаз, на страшную рану на шее, на осколок в руке, и снова – на глаза.
«Она убила себя, – в какой-то прострации думал Самаэль. – Убила себя. А я не почувствовал этого. Не пришёл. Не спас. Не уберег… Снова…».
Самаэль взял мёртвую девушку за плечи, приподнял и обнял. Прижал к себе так сильно, как ещё долго бы не позволил себе, будь она жива – Кэтэрина испугалась бы столь сильного проявления чувств – зарылся лицом в мягкие белые волосы, испачканные остывшей кровью… и завыл.
Демоны не могут плакать, не способны к этому физически. Но боль распирала ангела смерти изнутри, и требовала выхода. Такая боль частично может выйти со слезами, но у демона не может быть слёз. И Самаэль глухо рыдал в голос, срывая горло, а его глаза оставались сухими. Его тело содрогалось от этих страшных звуков. Он прижимал к себе тело своей возлюбленной, и никогда ещё, за все прожитые тысячелетия, не чувствовал себя настолько беспомощным.
- Зачем? – шептал он, покачивая на руках мёртвое тело. – Зачем ты это сделала… Кэтэрина? Моя Кэтэрина…
Он покрывал поцелуями холодные губы, щёки, веки… Как безумец надеясь, что его жар, и его боль смогут вернуть её назад. И знал, что бесполезно. Даже ради него, ради своего распорядителя, ради своего Ангела, Смерть не пойдёт на уступки, и не вернёт то, что уже забрала.
Несколько часов Самаэль пролежал на ковре, пропитанном остывшей и уже засохшей кровью его любимой, прижимая к себе хрупкое холодное тело мёртвой девочки, поглаживая пальцами её волосы, нежно скользя ладонями по плечам и спине, словно успокаивая; периодически срываясь на громкие, болезненные вопли.
А рядом невидимым потоком чистой энергии мерцала напуганная растерянная душа. И, наконец, обратив на неё внимание, распорядитель смерти протянул руки, и трепетное, неощутимое, как нематериальное сердце, забилось под его ладонями. Самаэль должен был направить душу туда, где ей надлежало пребывать до конца вечности. Но ангел смерти сидел на полу, и смотрел, как между его ладоней обретает некое подобие плотности тонкая сфера, словно созданная из сверкающей алмазными гранями паутины. А внутри этой сферы беззаботно трепещет сотканными из воздуха и сверкания крылышками маленькая бабочка. Душа. Душа Кэтэрины. Самаэль зачарованно смотрел на неё. Нет! Он не отдаст эту девочку Смерти. Он не смог спасти её тело, но её душа, её сущность – вот она, порхает в искрящейся сфере. И он сохранит её. Сохранит, чтобы однажды она возродилась вновь, и вернулась к нему.
И ему удалось. Спустя тысячи лет, нарушив все мыслимые и немыслимые законы, Самаэль смог совершить невозможное – выстроить цепочку событий так, что бы в итоге от невозможного союза между человеком и демоном, родилась полукровка, способная удержать в себе душу маленькой бабочки.
Но Судьба не прощает тех, кто перекраивает её естественный ход. Самаэль вернул себе Кэтэрину – с именем Милена, и с внешностью Чёрной богини. Но только даже в этой жизни она не была его. Предок Савариса Кавэлли – единственного демона, который мог бы зачать ребенка человеческой женщине – оказался чёрным богом-драконом. Его кровь пробудилась в Милене, и когда девушка осознала себя как демона, её повелитель – Люцифер – отдал её повелителю драконов. Так же и в этом воплощении Самаэль не смог уберечь ее от Аббадона. Демон Бездны стал неотъемлемой частью её жизни, и ангел смерти ничего не мог с ним поделать.
Но, по крайней мере, Самаэль мог быть рядом с ней. Мог касаться её, мог наслаждаться её телом, мог быть ей утешением, когда ей страшно или больно. Он мог оберегать её. С ним она позволяла себе не быть Ледяной королевой.
Но и здесь мстительный фатум не упустил возможности лишний раз рыкнуть в лицо Верховному демону, посягнувшему на неприкосновенность естественного хода вещей. Милена была рядом с ним, доверяла ему, никогда не отказывала в близости, и с готовностью принимала утешение в его объятиях… Но она не любила его. Ценила, была признательна и благодарна, но её любовь доставалась другим. Сперва – смертному мальчишке, которого Самаэль сделал адской гончей. Потом – чёрному дракону, брак с которым ей навязал повелитель Преисподней. Спустя годы, пройдя через боль, страх, унижение, переломав себя, Милена сама не заметила, как её отношение к Фероксу из спокойного принятия, переродилось в нечто большее, пока надежно скрытое в её собственном сердце. Самаэль видел это, и испытывал горечь. А ещё он видел и то, что Ферокс тоже полюбил Милену, и намного раньше, чем это чувство оформилось в сердце демонессы. Но Ферокс молчал об этом – у драконов своеобразные способы признания в любви – и Милена, ничего не зная о чувствах собственного мужа, оставалась глуха к его безмолвным воззваниям. И Самаэль молчал – Милена не тяготилась таким положением вещей, а на сердечные муки Ферокса ангелу смерти было наплевать.
На столе у окна тускло блеснуло. Самаэль переступил порог комнаты, прошёл по ковру, в очередной раз отмечая, что страшные воспоминания больше не трогают его. Демон приблизился к столу, глянул на блестящий предмет. Медальон – белое золото с чёрной эмалью гравировки. Самаэль взял его в руку, нажал пальцами на крошечную пружинку в ободе медальона, и он раскрылся на три маленькие рамки. Три маленьких портрета. Мужчина взял медальон так, чтобы пальцами закрывать два боковых портрета, и смотрел только на центральный. С портрета на него смотрела красивая молодая женщина с большими алыми глазами в обрамлении длинных тёмных ресниц. Бледные губы изгибались в едва заметной улыбке. Самаэль вздохнул – он помнил, как эта безделушка попала в эту комнату.
К детям-драконам Милены Самаэль относился вполне равнодушно. Он прекрасно знал, для чего Ферокс берёт в жёны демонессу-полукровку, и был готов к тому, что его возлюбленная будет матерью ребёнка повелителя драконов.
Сын демона Войны вызывал у Самаэля лёгкое раздражение – скорее из-за своего неуёмного шебутного характера, чем из-за личности своего отца.
А вот младшую дочь Милены Самаэль ненавидел. Ненавидел совершенно осознано, проецируя на неё ненависть к её отцу. Да, Аббадон был частью жизни Милены, и ни она, ни Самаэль ничего не могли с этим поделать. Ей пришлось смириться с демоном Бездны. Но ребёнок Аббадона, его отродье, эта пустышка с драконьими крыльями – Милена могла избавиться от неё, не оставлять при себе, не уделять ей внимания… не любить её. Милена пожелала, чтобы было иначе. Наверное, именно любви Милены Самаэль не мог простить дочери Аббадона. И ненавидел её за это. Ненавидел… Но когда пришлось выбирать, он выбрал спасти эту девочку.
Он оказался в нужное время, в нужном месте. Или же наоборот – в ненужное, и в ненужном. Стал случайным свидетелем того, как любящая мать превратилась в хищное безжалостное создание.
Самаэль случайно встретил их в коридоре дворца в Зиградене. Милена держала Аккэлию за руку, и с мягкой улыбкой слушала то, что рассказывала ей дочь. Но миг – и Милена вырвала свою ладонь из руки ребёнка.
