- Ты прав, Самаэль, – наконец, произнёс он. – Это плохая идея – искать этого ребёнка.

Самаэль лишь кивнул в ответ и удалился, оставив Кая наедине со своими мыслями. О том, как могла бы сложиться их с Миленой жизнь, если бы они остались в «Шисуне», в мире людей… и со своим сыном.

Кай-Ренэтус качнул головой, отгоняя нахлынувшие скопом воспоминания. Да, все эти двадцать лет он жил не то, чтобы плохо. Хотя, ему и отводилась лишь роль наблюдателя, но он мог делать то, ради чего и остался жить – быть рядом с Миленой. Но… что будет теперь? Теперь, когда Милена узнала о том, кто он? Что станет с ними? Кайома не представлял. Если бы была возможность стереть Милене память об этом знании, он бы, не задумываясь, это сделал. Но такой возможности не было. По сути, он мог только ждать. Ждать решения Милены. Если она скажет ему уйти, он уйдёт. Если позволит ему остаться – он останется и продолжит и дальше охранять Аккэлию.

- Ренэтус, – голос маленькой демонессы заставил его окончательно вернуться в настоящий момент. – Пойдём, – коротко сказала Аккэлия, и вышла из комнаты.

Кай поднялся и послушно пошёл следом.

* * *

Самаэль медленно мерил шагами коридоры своего дворца. Эта привычка завелась у него вскоре, после того, как Люцифер официально позволил ему вернуться из изгнания – когда ангела смерти начинали одолевать мысли или сомнения, он отправлялся бродить по гулким полутёмным коридорам своего дома. Немногочисленные слуги, обитающие во дворце, знали, что в такие моменты им лучше не попадаться хозяину на пути – никогда нельзя было предположить, что взбредёт в голову Верховного демона: он вполне мог испепелить не вовремя попавшуюся на глаза прислугу, просто потому, что настроение скверное.

Сейчас же настроение Самаэля было не просто скверным – оно балансировало на грани холодного бешенства.

«Откуда в Зиградене взялся этот болтливый ангел? Как он вообще туда попал? А раз уж попал, какого беса этот белый нытик заговорил с Миленой об адской гончей?! Почему рыжий ерат не вырвал ему язык прежде, чем тот успел открыть свою пасть?!».

Наверное, впервые Самаэль испытал настоящую досаду от того, что его слуги так хорошо изучили его привычки, и теперь благоразумно прячутся по тёмным углам. Ангел смерти сейчас с удовольствием убил бы кого-нибудь – просто чтобы сорвать злость. Но никого не попадалось, и демон продолжал мрачно бродить по коридорам.

С тех пор, как ангел смерти смог снова стать частью жизни своей возлюбленной, он стремился лишь к одному – защитить её. Он не желал, чтобы она страдала, он оберегал её… старался, по крайней мере. Конечно, Самаэль не мог оградить Милену от её собственной жизни, от жестокости её новых миров. Ему приходилось наблюдать, как жернова новой жизни перемалывают вчерашнюю человеческую девчонку, притирая её к своим реалиям, перекраивая под свои стандарты, с болью и слезами вытравливая из неё человека. Самаэль понимал, что это необходимо, что иначе Милена просто не выживет, и здесь он помочь ничем не мог.

И он старался беречь Милену хотя бы от лишних знаний, от тех, что не принесли бы ничего, кроме лишних страданий. Сперва он молчал о её прошлом, где она была бабочкой Кэтэриной. Потом молчал об истинных намерениях Савариса Кавэлли. Теперь он утаил от неё то, кем на самом деле являлась её верная адская гончая. Но вот ведь странная тенденция – чтобы Самаэль не скрывал от Милены, рано или поздно она узнавала об этом. Узнавала, и боль от этого знания, та боль, от которой ангел смерти так старался уберечь её, неизменно настигала молодую демонессу. Было ли это совпадением, стечением обстоятельств, или же это Судьба продолжала скалить зубы, мстя за то, что распорядитель смерти дерзнул перекроить её естественный ход? Этого Самаэль не знал.

Он вдруг обнаружил, что уже некоторое время стоит перед дверью в одну из комнат. Чуть помедлив, он нажал на позолоченную ручку, открывая дверь. Переступив порог, демон остановился. Когда-то эти покои были его спальней. Он почти сотню лет не мог переступить порог этой комнаты – он никогда не боялся призраков прошлого, но воспоминания причиняли страшную, даже по меркам Верховного демона, боль. Конечно потом его, что называется, «отпустило». Воспоминания никуда не делись, но перестали быть для него пыткой. Но до сих пор он помнил всё, в мельчайших подробностях. Словно и не было этих многих и многих тысяч лет. Самаэль прикрыл глаза, снова позволяя себе вспомнить, потому что знал – сопротивляться бессмысленно…

Самаэль говорил с Астаротом, но, этот разговор мало занимал его. Ангел смерти знал, что скажет ему брат, и знал, что сам ему ответит. Астарот убеждал Самаэля в том, что осквернённая демоном разрушения бабочка, не стоит его внимания. Самаэль же отвечал, что ему всё равно, и он не отступится от своего. Отвечал на автомате, продолжая этот бесполезный спор только из-за приязни к брату – любого другого демона ангел смерти давно бы вышвырнул прочь из своего дома. Но с Астаротом он так поступить не мог, поэтому, давал тому возможность высказаться. А сам… сам он мыслями был рядом с ней. Со своей маленькой нежной бабочкой, с Кэтэриной. Самаэля приводило в бешенство то, что Адалисса запретила ему убивать Аббадона. За то, что он сделал с его возлюбленной, с его невинной чистой девочкой… Ещё горше было от осознания того, что сам Самаэль в какой-то мере нёс ответственность за произошедшее. Зачем, ну зачем, он поддался на уговоры наивного ребенка, и дал ту клятву – не рассказывать Адалиссе о новом возлюбленном её любимого чада?! Ведь Самаэль знал, что такое Аббадон, и на что тот способен.

Но теперь… Кэтэрина была здесь, в его доме, под его защитой. Конечно, помочь ей полностью забыть тот кошмар, что она перенесла с Аббадоном, Самаэль не сможет… Но он сможет утешить, успокоить. Нежными прикосновениями, ласковыми словами, медленно, постепенно, он вернёт этому хрупкому созданию покой. Пройдёт время, и Кэтэрина поймёт, что физическая близость может нести не только боль и ужас, что она может стать источником наслаждения…

Да, Самаэль очень любил Кэтэрину, любил фанатично, до безумия… Но всё же, он был демоном, и в любой ситуации он привык искать выгоду для себя. Сколько он просил Адалиссу отдать Кэтэрину ему, зная, что сможет сберечь её. Но богиня была упряма, она не желала отдавать своего ребёнка, быть может, единственного ребёнка, которого любила по-настоящему. А теперь Кэтэрина была с ним, была только его. И Самаэль знал, что теперь никто не отберёт у него его сокровище, его маленькую бабочку. Если Адалисса однажды вернётся и потребует Кэтэрину назад… Самаэль знал, что не отдаст её. Нет, ни за что! Теперь она только его, навсегда.

Однообразные и предсказуемые увещевания Астарота стали утомлять ангела смерти, и он всё же выпроводил брата вон. Сейчас было не до него, сейчас Самаэль хотел увидеть Кэтэрину. Прошло уже достаточно времени, чтобы девушка смогла привести себя в порядок… и снова поддаться страху. И ей нужен был кто-то рядом. Кто-то, кому она сможет доверять, в ком будет уверенна, что её не обидят.

Самаэль постучал в дверь собственных покоев – ему не хотелось лишний раз нервировать девушку, входя без стука, пусть это и был его собственный дворец. За дверью царила тишина.

«Уснула?» – неуверенно подумал демон, и открыл дверь. И первое, что ощутил – запах крови. Сильный, стойкий запах, который ни с чем невозможно перепутать. Только не ему – не распорядителю смерти.

- Кэтэрина? – позвал Самаэль, распахивая дверь. Он ощутил панику, ещё не осознавая до конца её причины. – Кэтэрина?!

Он стремительно вошёл, почти вбежал, в комнату, огляделся, и… Она лежала у дальней стены обширной спальни, прямо напротив большого зеркала. Лежала на спине, глаза её были слега приоткрыты… они смотрели вверх не видящим, остекленевшим взором. На бледной щеке крохотным алмазом сверкала каким-то чудом не высохшая слеза… А вокруг её головы, пропитывая мягкие белые волосы, и тонкую ткань чистого платья, которое Самаэль дал девушке, прежде чем оставить её в ванной комнате, растеклась тёмная лужа крови.