На лице дракона не дрогнул ни один мускул. В его глазах не мелькнуло даже тени… И тем не менее, он как будто получил оплеуху.

- Хорошо, – наконец произнес Ферокс. – Как пожелаешь, Милена. Но имей в виду, я не желаю видеть её в своем мире. Ни при каких условиях или причинах.

- Хорошо. Я поняла тебя.

- Надеюсь. Потому что иначе, я избавлюсь от неё.

Глаза демонессы едва заметно сузились.

- Я поняла тебя, – снова повторила она.

- Прекрасно.

Ферокс развернулся, и пошёл прочь, изо всех сил сдерживая раздражение. О чем она думает? Что она будет делать с этим выродком?! Наличие драконьих крыльев не компенсирует отсутствия силы!

Вернувшись в свой мир, дракон немного успокоился. В конце концов, этот ребенок – часть Зиградена, часть мира демонов, часть той жизни Милены, в которую он пообещал себе не соваться. Пусть. Он сделал, что мог, но Милена приняла решение. Теперь все последствия за это решение полностью ложатся на его жену.

Милена действительно поняла его. И в скором времени Ферокс мог позволить себе забыть об этом бесполезном создании с чешуйчатыми крыльями – его жена никогда даже не говорила о своей младшей дочери, находясь в мире драконов. Впрочем, ей это было не сложно – Аббадону, к тому моменту уже освобожденному из каменной камеры, в отличие от того же Абигора, было совершенно наплевать жив или мертв рождённый от него ребёнок. Он потерял интерес к своей дочери, узнав, что Милена смирилась с её существованием, и не думает страдать по этому поводу.

И все же, вопреки желанию Ферокса, девчонка всё же появилась в его мире. И даже вопреки воле самой Милены. Адская гончая Ренэтус привёл пятилетнюю демонессу в мир драконов, спасая её от второй ипостаси её матери – от Хищницы.

Но даже не это удивило Ферокса, а то, что впервые, за свои двадцать с небольшим лет, его старший сын посмел открыто и с полным осознанием перечить ему. До этого он позволял себе лишь почтительные возражения. Но в этот раз Ориан открыто проявил свой темперамент, которым пошёл в самого Ферокса. Почуяв в девчонке родную кровь, молодой дракон готов был зубами и когтями защищать её, даже если это значило пойти против своего отца и повелителя.

Как отца, Ферокса это порадовало – всё же приятно получить лишнее подтверждение, что наследник смел и достаточно силён, чтобы не склониться перед властью старшего. Но у повелителя это вызвало ярость – как смеет этот мальчишка не подчиняться?! Ферокс злился, но понимал – Ориан не отступится. Его сын успел решить для себя: эта маленькая демонесса – его сестра, и никакие доводы не убедят его в обратном. И то же самое решат для себя его младшие дети – это Ферокс тоже понимал. Он мог сейчас настоять на своём, и выдворить девчонку прочь. Но что будет дальше? Ему предстоит выдерживать осаду его собственных детей – сперва уговоры, потом, возможно, холодный бойкот… потом они начнут что-то придумывать, чтобы так или иначе, но получить возможность видеться с младшей сестрой. Ферокс хорошо знал своих детей. Он знал, где они уступят, а где будут непреклонны. В конце концов – в них тела его кровь. А его кровь привыкла добиваться своего. И он, скрипя зубами, позволил девочке посещать мир драконов, в любое время, когда этого захочется его детям.

К тому же, увидев маленькую демонессу впервые, после того раза, как он смотрел на неё в колыбели, Ферокс понял – эта девочка обречена. И хорошо, если просто на смерть. Силы в ней как не было, так и нет. Зато у неё была красота. Даже в этом неуклюжем пятилетнем возрасте демонесса – Аккэлия, так назвало её Милена - была красива хищной вызывающей красотой, которая с каждым годом будет только заметнее. Как бы Милена ни оберегала её, как бы ни прятала, но пройдет десять-пятнадцать лет, и кто-нибудь увидит эту красивую, слабую девочку и захочет её себе. И это будет кто-то, кому Милена не сможет сказать «нет». Юную демонессу превратят в игрушку, а потом, возможно, через несколько десятков лет, просто избавятся от неё. Потому что даже самые красивые и желанные игрушки, рано или поздно, надоедают.

В Игровой царила безмятежная идиллия – молодые драконы при поддержке юного демона обхаживали младшую сестру, стремясь завоевать её доверие. Спокойствие Милены, наконец, было не показным, а настоящим. А Ферокс думал о том, что эта странная женщина, демонесса-полукровка, с разными крыльями – пернатым и чешуйчатым – первая в жизни дракона, ради которой он пошел на столько уступок в столь малый срок.

* * *

Милена снова пошевелилась во сне. Ферокс, выпутываясь из густой паутины воспоминаний, приподнялся, внимательно глядя на неё. Её смутно беспокоили какие-то незначительные видения, и Ферокс своей волей прогнал их. Морщинка, наметившиеся меж тонких бровей, разгладилась, и лицо демонессы снова стало безмятежно-расслабленным.

Мужчина погладил жену по волосам, он слушал её дыхание, чувствовал тепло её тела, и думал, какую же поганую шутку сыграла с ним судьба. Мало ему этой истории с богинями, мало того, что в самом худшем случае ему придется собственноручно казнить женщину, которую он любит, потому что долг превыше собственных желаний – это путь повелителя. Так теперь он ещё и узнал, что Милена не отталкивала его любовь, не отгораживалась от его зова сердца – она просто не чувствовала его, не слышала. Милена не подозревала, что повелитель драконов любит её. Это повергало в отчаяние… Но и внушало надежу – его любимая женщина не отвергала его, она просто не знала о его чувствах. Драконье поведение заставило его забыть, что она – демон.

Но вот имела ли право эта надежда на жизнь, учитывая то, как дракон получил её…

Ферокс сидел в гостиной своих покоев, неторопливо пил крепкое вино, и размышлял. Он пытался проанализировать то, что услышал, когда Люцифер допрашивал Аббадона. Но понимал, что демон Бездны не дал никакой полезный информации. И поэтому мысли повелителя драконов вновь и вновь соскальзывали на его последний разговор с женой. На тот эпизод, где она просила его убить её, если это станет неизбежно.

«Самаэль меня любит… по-настоящему любит, если такие слова вообще применимы к Верховному демону, – сказала Милена, объясняя, почему не хочет принять смерть от руки Ангела Смерти. – Для него это будет, всё равно что, пыткой. Я не хочу подвергать его подобному. Для тебя это станет намного проще».

Ферокс мрачно проглатывал это горькое зелье – она щадила чувства своего эррильзара, и не думала о том, что может почувствовать он сам. Что это было? Тонкая издёвка? Изощрённая месть за порушенную жизнь среди людей?

Ферокс знал, что Милене страшно, очень страшно. Она не хочет умирать, но готова принять смерь, ради спасения своих детей… ну и обитаемых миров, заодно. Это достойно уважения, но… почему она так упрямо хочет нести это бремя одна? Почему не позволяет ему помочь ей хотя бы моральной поддержкой?!

Высокие двустворчатые двери распахнулись. Ферокс с раздражением устремил взгляд на пришельца – он не терпел, когда его беспокоят в момент размышлений. И слуги об этом знали, но тем не менее допустили нарушителя в покои господина. Впрочем, узнав его, Ферокс вынужден был признать, что слуги мало что могли противопоставить этому гостю.

- Самаэль? – Ферокс с некоторым недоумением смотрел на эррильзара своей жены – его присутствие в мире драконов, когда сама Милена была в Зиградене, было странным.

Самаэль, в принципе, редко здесь бывал, предпочитая встречаться с Миленой в мире демонов. И повелителя драконов это полностью устраивало. Нет, разумеется, он не ревновал супругу к ангелу смерти, но… можно сказать, что, до недавнего времени, он не мог его понять. А когда Ферокс что-то или кого-то не понимал, он не хотел с этим сталкиваться лишний раз… если уж не было возможности избавиться от этого навсегда. Демоны не могут любить – это дракон знал твёрдо. А вот Самаэль выбивался из этого правила. Выбивался из самой своей природы. Он любил Милену – в этом Ферокс, в отличие от своего старшего сына, не сомневался никогда. Но не знал – почему. Теперь же, зная историю Кэтэрины, картина стала яснее. И отношения Милены и Самаэля становились даже логичными.