В середине ноября Клара стала волноваться, ожидая известий об Эмми, и однажды вбежала в детскую:

— Мама прислала сообщить, что у Эмми началось!

— Тебе, Клара, будет лучше пойти туда и помочь. Она унеслась словно молния.

Мы с Элен и Дорой сидели, гадая, как долго протянутся роды и кто родится — мальчик или девочка. Бабушка Витерс сказала, что Эмми носит так высоко, что наверняка будет мальчик. После чая, когда я кормила Розу, Клара прислала свою племянницу.

— Тетя Эмми принесла замечательного мальчика, с ней все хорошо — так сказала бабушка Витерс, — сообщила та.

Мы все засмеялись и заплакали от волнения и радости.

— Билл будет так доволен! — сказала Элен.

Я пошла, чтобы рассказать об этом мистеру Тимсу, а затем спустилась к мистеру Селби — казалось, война отступила с рождением младенца.

На следующий день я решила отвлечься от дел имения. Миссис Чандлер пригласила меня повидать Эмми, которая выглядела усталой, но гордой и счастливой. Я взяла и покачала ее маленького сына, а затем сказала, что мне не хочется отдавать его назад. Я еще не хотела следующего ребенка — но мысль о том, что его никогда не будет...

Через пару дней ко мне приехала леди Бартон. Сидя за гренками и чашкой чая в моей гостиной, она огляделась вокруг:

— Я рада, что ты постоянно используешь эту комнату. Она напоминает мне об Элизабет. Как хорошо я помню, когда приезжала к ней сюда! Они с моей матерью были такими близкими подругами — дружили еще девочками. Истон, конечно, был домом Элизабет — Ворминстер жил в Пеннингсе, но она всегда посещала Истон после замужества, по нескольку раз в год, — леди Бартон вздохнула. — Бедняжка Элизабет, столько лет она хотела ребенка. И это случилось, когда она уже совсем потеряла надежду. В последние месяцы Элизабет была так счастлива, просто сияла. Я помню, как она сидела у этого окна и шила — она не была красавицей, Элизабет, но в тот день выглядела красивой. Она ни разу не усомнилась, что носит мальчика. «Я назову его именами трех моих любимых героев, — говорила она. — Я спрашивала Артура, и он согласился. У нас будет сын — наконец-то!» Она, не переставая говорила о ребенке. «Он будет высоким и стройным, как отец, и станет блестящим молодым офицером. Я уже вижу его в красном мундире». — Леди Бартон снова вздохнула. — Это был последний раз, когда я видела ее. Через месяц она умерла, а сын, на которого она возлагала такие надежды, родился таким уродом, что собственный отец не мог выносить его вида. Бедный маленький Леонидас оказался в Истоне среди фамильных портретов, а Артур стал полным затворником. Это показывает, что цыплят нужно по осени считать — все мечты бедной Элизабет обратились в ничто.

— Лео вступил в армию, — твердо сказала я.

— Знаю, дорогая, но разве это то же самое? Фицворрен-Донне всегда были генералами, они возглавляли войска на фронте, а не таскали больничные судна в тылу. Правда, дорогой Фрэнсис поддерживает фамильные традиции, — она испытующе взглянула на меня. — Какая жалость, что между ним и дорогой Аннабел вышло такое.

— Да, — тихо сказала я. К счастью, проснулась Роза, и я потянулась к ней.

— Все еще кормишь ее, дорогая? Значит, ты пока не в тягости. Жаль, что Леонидас уехал — ничего, даже солдаты, бывает, приезжают в отпуск, — леди Бартон улыбнулась. — Хорошо бы в следующий раз был мальчик, правда?

— Нет, следующего раза не будет, — покачала я головой. Было таким облегчением признаться в правде хоть кому-нибудь. — Лео сказал, что у нас больше не должно быть детей, потому, что они родятся скрюченными, как он.

На мгновение леди Бартон замолчала.

— Но почему он так считает? — спросила наконец, она.

— Когда он женился на французской графине, ему так сказали доктора, — объяснила я.

Леди Бартон изумленно уставилась на меня. Затем она наклонилась ко мне и сказала с серьезным видом:

— Но, дорогая моя, я никогда не верю докторам, из принципа. Знаешь, когда Джордж был маленьким, доктора сказали, что у него туберкулез. Мы тут же увезли его в Швейцарию, где он целый месяц бегал по горам словно зайчишка! Это оказался просто детский кашель. Джордж больше в жизни никогда ничем не болел, пока эти гадкие немцы не ранили его в руку. Это не слишком хорошо, дорогая — он был вынужден остаться в лондонском военном ведомстве, хотя ему это совсем не нравится, — но, должна признать, для меня это большое облегчение, как и для любой матери. А что касается Леонидаса, — она наморщила лоб. — Я отчетливо припоминаю — мы с мамой виделись с Нэнни Фентон, когда она приехала с маленьким Леонидасом, и она дала нам полный отчет об ужасном испытании Элизабет, — как принято у женщин этого класса, — она сказала, что Леонидас родился таким, потому что в чреве Элизабет были опухоли, причем в течение многих лет. Доктор сказал ей, что она забеременела чудом. Поэтому бедный маленький Леонидас, будучи крупным ребенком, вырос там искривленным. А когда он рождался, его пришлось вытаскивать, и его повредили еще больше. И, конечно, Элизабет была так обессилена, что кровотечение остановить не удалось. Мы с мамой плакали, когда Нэнни рассказала нам это — такая трагедия. Артур обвинял ребенка в ее смерти, хотя разумнее было бы обвинять себя. Но разве мужчины так делают, дорогая? Но я уверена, что Нэнни правильно рассказала о причине уродства Леонидаса — кроме того, так ей сказал акушер, значит, это должно быть верным, — она взглянула на Розу. — Ведь эта малышка сложена безупречно, правда?

Я растерянно уставилась на нее, моя голова шла кругом.

— Значит, как только он приедет в отпуск, сразу же отправляйся к нему в постель, чтобы он сделал тебе ребеночка, — продолжила леди Бартон. — Роди ему сына, или двоих, это даже лучше.

— Он не поверит мне.

— Тогда я поговорю с ним.

— Он не поверит и вам — он слишком самоуверен. Он сказал мне, что мы больше никогда не будем вместе как муж и жена.

Леди Бартон поставила чашку.

— Как! Дорогая моя, это уже серьезно. Не может же он жить монахом теперь, когда получил другую жену, да еще такую хорошенькую! Но... — ее глаза посуровели, — если он так давно был убежден в этом, — она ткнула пальцем в Розу, — откуда же тогда взялась эта малышка?

— Я так хотела ребенка, что хитростью добилась этого от Лео.

Леди Бартон вскочила, и я почувствовала, как ее пахнущие фиалками губы прижались к моей щеке.

— Дорогая моя, Элизабет была бы так благодарна тебе! Как ты была права! Леонидасу нужна твердая рука, порой он сам себе бывает врагом — она протянула руку и прикоснулась к темным кудряшкам Розы. — Но раз ты сделала это однажды, дорогая — теперь пора ему иметь сына.

— Он никогда не позволит мне... — покачала я головой.

— Не беспокойся, Эми, — прервала она мои протесты. — В четверг я поеду в город и поговорю об этом с Джорджем. Он знает, что делать, он всегда был таким.

Когда она уехала, я приласкала Розу, представляя ее в возрасте Флоры. К тому времени у моей груди будет уже другое дитя, может быть, даже мальчик. Затем я решительно остановила себя — мне не следовало мечтать, я слишком часто и беспочвенно делала это раньше. Но я как на иголках ждала возвращения леди Бартон.

Вскоре она снова приехала ко мне, улыбаясь.

— Все устроено, дорогая. Джордж поговорил с одним из своих знакомых медицинских светил, и выяснил, что научные взгляды изменились. Следовало бы сказать об этом Леонидасу двадцать лет назад, но теперь они лучше в этом разбираются. И рассказ Нэнни Фентон подтверждает это, — ее голос упал до шепота. — Ты просто не представляешь, что этот доктор еще сказал Джорджу — что кайзер, как и Леонидас, родился с кривой шеей, но его умудрились выпрямить! А теперь у него семеро здоровых детишек — правда, все как один немцы — и это доказывает, что проблем с детьми быть не может. Только не рассказывай этого никому, дорогая — мы же не хотим, чтобы вокруг думали, что Леонидас оказался в положении этого немца? — она опустилась в кресло с удовлетворенной улыбкой. — Как только Леонидас вернется домой, ты сообщишь ему хорошие новости.