— Но затем Лео стало лучше, раз он снова взялся за благоустройство имения? — подсказала я.

— Он забыл о своем несчастье, когда оно случилось с другими, леди Ворминстер. В Истоне началась эпидемия скарлатины. — Скарлатина — я похолодела, вспомнив, какой ужас она наводила на матерей в Ламбете. Мистер Селби продолжал: — В деревне умерли двое детей, тогда ей переболел и Сирил Бистон. Он выздоровел, но его младший брат и сестренка — нет. Незадолго до этого их мать овдовела в Индии и привезла своих детей сюда, на родину, к их дяде и тете.

На моих глазах показались слезы.

— Потерять мужа и двоих детей — бедная мать, как она перенесла это?

— Боюсь, что не перенесла, леди Ворминстер. Смерть мужа и усилия по уходу за детьми подорвали ее силы, она сама заразилась скарлатиной и скончалась. Даже Сирил не оправился полностью, с тех пор у него слабые почки. На самом деле он не пригоден для службы в армии, но попросил друга замолвить за него слово для получения медицинского допуска.

— Так сделал и Лео.

— У лорда Ворминстера не было таких проблем, — удивленно посмотрел на меня мистер Селби. — Военный врач в Саттон Вени сказал, что у него сердце и легкие как у человека вдвое моложе его лет. Его физическое здоровье всегда было превосходным. Но я отвлекся. Так как всегда есть возможность заразиться скарлатиной через молочные продукты, лорд Ворминстер решил принять все возможные меры, чтобы избежать новой эпидемии, несмотря на то, что обязательные проверки молока не выявили случаев инфекции в Истоне.

— Пока он занимался организацией тщательного осмотра нашей молочной продукции, вмешательство школьного директора Робсона спасло его от возврата меланхолии. Лорд Ворминстер настоял, чтобы Робсону дали эту должность, потому что тот был новатором в высшей степени, хотя и не входил в число лучших кандидатов. Робсон сразу же начал кампанию за переоборудование школьных зданий. Добившись постройки новых туалетов, Робсон поднял вопрос о трубопроводе — и после этого лорд Ворминстер, кажется, пошел на поправку. Однако прошло еще много времени, пока он снова не стал, хм... нормальным, — мистер Селби понизил голос. — Осмелюсь сказать, что он полностью оправился только несколько лет назад. Домашние привязанности — великое благословение для мужчины, особенно одинокого мужчины, каким был лорд Ворминстер.

Я не знала, что на это ответить — я не заслуживала одобрительной улыбки мистера Селби.

— Зачем он построил дамбу и создал это озеро? — поспешно спросила я. — Если для купания Неллы, то оно слишком велико.

— Лорд Ворминстер сам купался там — одно время он любил плавать. Разве он не рассказывал вам об этом?

Я покачала головой и хотела задать еще вопрос, но тут проснулась Роза. Пора было ее кормить, и я унесла ее наверх.

Позже, в постели, мои мысли вернулись к рассказу мистера Селби. Я страшно негодовала на французскую графиню, которой не следовало оставлять Лео. Он любил ее, он простил ее — она должна была остаться.

На следующий день пришло время писать мое еженедельное письмо к Лео. Решив, что на этот раз хорошо бы написать его длиннее, я спросила Лео о розах. Однако, перечитав письмо, я заметила, что оно состоит из одних вопросов, и подписала внизу: «Осмелюсь сказать, что если у тебя нет времени отвечать на эти вопросы, то не беспокойся о них». Затем я напомнила ему, чтобы он не забывал менять носки, если они промокнут, и подписалась как всегда. Как ни взгляни, письмо получилось длиннее обычного.

Ответ, пришедший от Лео, тоже был длиннее обычного. После привычных комментариев о детях и хозяйстве Лео написал: «Что касается твоих вопросов о розах, то спрашивай все, что пожелаешь— у меня склонность к педагогике, поэтому твое признание моего всеведения очень лестно. По правде же, мое всеведение таково, что для дальнейшего разъяснения я могу только отослать тебя к книгам моей библиотеки. Но, конечно, я могу объяснить свою систему выращивания цветов роз зимой. Мы с Хиксом используем американский метод— срезаем побеги, которые должны зацвести в феврале и окунаем в горячую воду...»

В письме было много подробностей, но, перечитав его, я поняла, что Лео, не написал, когда нужно начать, чтобы получить цветы роз в феврале. Я обрадовалась этому, потому что, мне стало о чем писать на следующей неделе. В конце Лео приписал: «В настоящее время мы очень заняты. Спасибо за заботу о моем здоровье— к счастью, сухие носки здесь всегда есть. Твой преданный муж, Лео Ворминстер».

Едва я взялась за вышивание, как в дверь постучал мистер Тимс.

— Здесь леди Бартон, моя леди, и миссис Томлинсон. Я впала в панику — леди Бартон часто навещала нас, но я никогда не слышала о миссис Томлинсон.

— Проведите их в большую гостиную, пожалуйста, — я бегом отнесла Розу в детскую и спустилась вниз, поправляя на ходу волосы.

Леди Бартон еще не представила миссис Томлинсон, как свою младшую дочь, а я уже догадалась, кто она такая — они были очень похожи, даже пользовались одними и теми же духами.

— Как давно я тебя не видела, дорогая, — обняла меня леди Бартон. — Я сказала Цинтии, что мы просто обязаны навестить маленькую Эми, теперь, когда Леонидас уехал и оставил ее. Как он, дорогая? Какой героизм с его стороны! Как я сказала Джорджу — я восхищаюсь поступком Леонидаса, но для него типичны скоропалительные поступки. Как поживает дорогая Флора? А Розочка? — она пробормотала в сторону: — Цинтия, это моя крестница — такое милое дитя.

— Сейчас пошлю за ней, — я нажала звонок.

— Да, моя дорогая. Знаешь, младшая у Цинтии ненамного старше твоей Флоры. Я просто осчастливлена внуками — мальчик у Джорджа, двое у Джоан, четверо у Элен, но они не в счет — они сейчас в Канаде, и три девочки у Цинтии, — леди Бартон доверительно наклонилась ко мне: — Цинтия была мне маленьким сюрпризом. Я была уже в возрасте — но, тем не менее... прямо как бедная мать Леонидаса. Поэтому ее трое, моложе остальных.

— Мама, дай вставить слово и леди Ворминстер, — миссис Томлинсон ободряюще улыбнулась мне.

Сначала я не знала, о чем говорить, поэтому высказалась нейтрально:

— Три девочки — как это мило!

— Они обворожительны, все так говорят, — вздохнула миссис Томлинсон, — но Джон, конечно, хочет мальчика, — ее лицо прояснилось. — Но пока он во Франции, мне можно не переживать об этом, и я приехала к маме.

— Наверное, вам очень приятно, что у вас гостят внуки, — улыбнулась я леди Бартон.

— О, я не привезла детей, — удивленно взглянула на меня миссис Томлинсон. — Они на побережье с Нэнни. Немного поздно — сейчас не сезон, но бедняжки недавно все переболели корью. Памела очень ослабла, поэтому доктор Гардинер настоял, чтобы они провели месяц у моря — местечко в Уэльсе, я не могу выговорить его название, хотя Нэнни уверяет, что у меня получается удовлетворительно .

— Поэтому дорогая Цинтия приехала ко мне отдыхать.

Обе замолчали на мгновение, и я отважилась поддержать разговор:

— Вы, наверное, так устали от этого, ведь корь — тяжелая болезнь.

— Да, дорогая, это такое беспокойство, — согласилась миссис Томпсон. — Нэнни, конечно, прекрасно знает дело, но доктор боялся осложнения, поэтому мы взяли еще и больничную сиделку для Памелы, пока Нэнни заботилась об остальных.

— Должно быть, для вас это было тревожное время. Это ужасно, когда малыши болеют.

— Ох, дорогая, вы и представить себе не можете! Каждое утро я скрепя сердце ждала, когда моя горничная принесет последние новости от Нэнни. А после завтрака я каждое утро прогуливалась перед окнами детской и махала детям в окошко. Они печально смотрели на меня, я видела их личики, прижавшиеся к стеклу. Сделав это, я чувствовала себя легче — и я никогда не уезжала из дома больше, чем на несколько часов, пока они были больны.

— Цинтия — самоотверженная мать, — леди Бартон похлопала дочь по руке, — как и ты, дорогая.

Я не знала, что на это ответить, но тут, к счастью, появилась Элен с Розой, которая выглядела прекрасно. Элен одела ее в лучшее платье. Я вручила Розу леди Бартон, затем ее взяла миссис Томлинсон.