Глядя на них, я вдруг подумала, как они были похожи, бык и мужчина, оба с тяжелыми плечами и крепкими бедрами. Лео в последний раз похлопал быка по мощной бурой шее. Тот подождал чуть-чуть и пошел назад, мотнув головой, словно сказав «спасибо» перед возвращением к своим телкам. Я облегченно вздохнула.

Лео тоже повернулся и пошел ко мне. Он ухватился за ворота и, перелезая через них, сказал:

— Некоторые быки очень вспыльчивые, поэтому их часто держат взаперти. Я не позволяю запирать своих, это ненужно и жестоко. Давай, я понесу Розу.

Когда мы вернулись домой, я сказала:

— Спасибо, Лео, поездка мне очень понравилась.

— Хорошо, — Лео вспыхнул от удовольствия. — Я хотел провести последнюю неделю в поездках по имению, значит, смогу брать в них и тебя с детьми.

Это стало правилом — каждый день после обеда мы посещали разные части имения, а после ужина разглядывали карты в деловом кабинете. Из его окон был виден внутренний двор и задняя дорога, ведущая к конюшне. Кабинет был тихим и уединенным, пропахшим трубкой мистера Селби, оба окна обвивал плющ. Настенные полки были заставлены отчетами имения, карты хранились в нижнем ящике шкафа. Лео надевал очки и разворачивал карты на огромном, обтянутом кожей столе, таком широком, что мне приходилось вставать на стуле на колени, чтобы увидеть его дальний край. Я была в восторге, потому что никогда еще не видела карт такого масштаба. В первый вечер Лео научил меня читать их.

— Видишь, вот здание домашней фермы, за ней сарай, а вот дорога в Хай Хэмс, — мы стали прослеживать путь прошедшего дня. Когда мы добрались до Истона, он провел меня через лес вокруг особняка. — Это граница поля, здесь дорога изгибается, мимо коттеджа...

Пока он объяснял, карта в моей голове складывалась в картину и совмещалась с миром, который я видела вокруг.

— Покажи мне пешую тропинку, которая выводит на дорогу за церковью, — сказала я.

— Вот, — покрытый черными волосами палец Лео уперся в карту. Потянувшись поглядеть, я оперлась на его плечо и почувствовала, как оно напряглось под моей рукой.

Я знала, что у меня есть выбор. Я могла осторожно отодвинуться, словно хотела взглянуть на другую часть карты, но если бы я это сделала, Лео никогда не позволил бы себе снова так приблизиться ко мне. Его лицо было чуть повернуто в сторону, поэтому я не могла видеть выражения его глаз, но он был так близко, что я могла видеть темные точки там, где черная щетина уже пробивалась после вечернего бритья. Кроме того, я видела изгиб его уха и линии завитков волос, вьющихся так же, как и у Розы, потому что он был отцом Розы и моим мужем. Я тихонько придвинулась поближе, всем весом своего тела опершись на его плечо.

— Тропа углубляется сюда, в эту рощицу, затем выходит на открытое место... — снова заговорил Лео.

Каждый вечер мы приходили в кабинет, и я прослеживала на карте дорогу, которую мы проделали за этот день. Затем Лео показывал мне, куда мы поедем на следующий день, и каждый вечер он располагал карту так, что я должна была опираться на его плечо, если хотела изучить ее дальний угол. И каждый вечер я решала изучать этот угол, потому что Лео теперь понимал. Мы сидели, прижавшись, друг к другу, и рассматривали карту. Но в других случаях мы не касались друг друга.

Однажды, когда установилась чудесная погода, Лео подкатил в открытой тележке, в которую была впряжена Бесси. Я еще ни разу не видела его управляющим лошадью. Лео соскочил, отдал поводья мальчику-конюху и помог поднять в тележку Флору, плед, корзинку с Розой.

— Ты справишься, Эми?

— Да, — я уселась в тележку, а Нелла примостилась у моих ног, Лео влез на сиденье передо мной.

— Нн-ноо! — крикнул он, и мы мягко покатили по дороге. — Слава богу, Бесси слишком стара, чтобы ее реквизировали. А теперь мы для начала поедем в низину Харбинс. Я ввел ее в пахоту в 93-м...

Мы говорили о земледелии, и только о земледелии. Каждое поле, каждая ограда, даже каждая канава имела свою историю. Лео рассказывал о плодородии земель, об уроне, нанесенном им войной.

— Мы были вынуждены получать с них слишком много и слишком быстро. Землям нужно давать не меньше, чем с них берешь, — он вздохнул. — Но сейчас нашей стране нужен хлеб, поэтому нужно растить зерно.

Мы проехали проселком к небольшой кучке коттеджей в речной долине. Бесси остановилась на дворе мельницы, запорошенный мукой мельник вытер руку и протянул Лео.

— Я слышал, что вы уходите в солдаты, мой лорд — желаю вам всего самого наилучшего.

Узкой дорожкой мы дошли до огромного брызжущего колеса. Флора крепко вцепилась в грудь Лео, Роза — в мою. Рядом по мельничному лотку несся быстрый поток, падающий в глубокую воду за дамбой. Я загляделась вниз, в темные и скрытные глубины, и поспешно отступила, напуганная этой мощью.

Лео повел нас туда, где между пышно зеленеющими берегами текла речка. Она струилась под влажной сенью ив и убегала к залитому солнцем краю поляны, где по колено в прохладной воде стояло полдюжины красно-белых херфордов. Мы остановились поглядеть на них.

— Они — выносливые животные, но не на первом месте у фермеров-молочников — однако очень устойчивы к туберкулезу...

Когда мы вернулись к Бесси, Лео сказал:

— Сегодня мы посетим еще одно место. Там есть кое-что, что понравится вам с Флорой, — улыбнулся он, — и мне тоже.

Он привез нас на ухоженный сельский двор.

— Джексон — один из моих арендаторов. Вспомни, вчера вечером мы видели его земли на карте.

Золотистая собака выскочила нам навстречу.

— Ой, это же близнец Неллы!

— Нет, ее сын, — засмеялся Лео. — Я повязал ее... дай вспомнить... за год до твоего приезда в Истон. Джексон взял одного из щенков.

— Ты хотел показать нам его? — спросила я, глядя, как собаки приветствуют друг друга.

— Нет, кое-что поинтереснее. Старший сын Джексона завел щенка выдры.

Услышав это, я восхитилась даже больше, чем Флора. Я никогда не видела выдр, потому что они выходят из нор только ночью — если их, конечно, не выгонят охотники.

Выдра была красива, с мягким коричневым мехом, с быстрым, гибким тельцем. Она вертелась и играла под ногами Джексона, а мальчик гордо сказал нам:

— Ее не проведешь, она пришла на запах рыбы в этой бадье, — он улыбнулся, глядя на выдру. — Поработай, девочка моя, покажи ее светлости, как хорошо ты умеешь плавать.

Когда мы вышли на берег реки, мальчик бросил туда серебряную форель. Выдра одним скользящим движением оказалась в воде и погналась за рыбиной. Быстрый нырок — и в следующий миг ее гладкая темная головка триумфально показалась над водой, с добычей в зубах.

— Ах, какая красивая — я в жизни не видела создания красивее!

Я в восторге наблюдала за выдрой. Она была быстрой и уверенной в движениях, то скользя темным пятнышком под водой, где только цепочка пузырьков отмечала ее путь, то высовывая мордочку на поверхность и требуя новую рыбину. Когда форель кончилась, Боб подозвал своего пса:

— Теперь твоя очередь, Том, — всплеском золотой шерсти пес тоже прыгнул в воду, и эта пара — пес и выдра — устроила возню в воде, заплескалась, заиграла, зарезвилась беспечно и весело. Мальчик обернулся ко мне. — Она была совсем крошкой, когда я нашел ее, поэтому Том учил ее плавать.

— А как ее зовут?

— Я назвал ее Вертушкой, потому что она все время в движении, — усмехнулся Боб.

На обратном пути, сидя в двуколке, я поблагодарила Лео — он специально для Вертушки прислал рыбу. Джексон сказал мне, что обычно она питалась кроликами.

— Впервые, я увидел выдр целой семьей, они ловили рыбу при лунном свете, — пустился в воспоминания Лео. — Отец Джорджа взял нас, двоих мальчишек, на речку, чтобы посмотреть на них. Боюсь, что позже он пожалел об этом, потому что я был так очарован ими, что запретил охотиться на выдру в своих реках.

— Как я рада этому! — горячо воскликнула я.

— Этот запрет вызвал огромное недовольство. Я кое-как объяснил его тем, что выдры выводят детенышей круглый год, поэтому невозможно выбрать время для охотничьего сезона на них. Но, правда гораздо проще — в ту ночь я просто влюбился в этих зверюшек. Посмотри-ка, Эми, — он указал кнутом, — до войны все эти земли были пастбищами...