— Молодым, горячим, умным, пылким. Он хотел сделать мир справедливым и всегда спешил. Очень спешил, никогда не останавливался, чтобы задуматься, прыгал сразу с обеих ног. Он все еще был таким, когда вышел из Кембриджа — увидел в парке девушку, влюбился и женился. Никогда не задумывался.

Я не знала, что ответить. Я снова взглянула на фотографию Лео — белый галстук, черный фрак и перекошенное лицо.

— В те дни он не скрывался от людей?

— Не в Итоне, там он был счастлив. Он не стремился быть в спортивных командах, — все связанное с мячом представляло его в невыгодном свете. Однако у него были врожденные способности к учебе, да и к плаванию тоже — он был великолепным пловцом. Помню, однажды я смотрел на него с берега и думал — как он нелепо сложен, перекошен набок, с горбом, но когда ныряет в реку, то тут же становится быстрым и грациозным, словно выдра, и плывет так, словно вода — его родная стихия.

— У вас нет фотографии, где он плавает?

— Боюсь, что нет, леди Ворминстер, — рассмеялся сэр Джордж. — Видите ли, в те времена даже в Темзе мы купались нагишом. Если приближалась лодка, когда мы были на берегу, мы просто прыгали в воду — это было нашей единственной уступкой скромности. Джефф рассказал мне о купальной одежде, принятой в нынешние дни — еще одна жертва во имя прогресса, полагаю.

Я опустила взгляд на фотографию в руках, где был юноша, криво стоящий на своем ортопедическом ботинке, с перекошенной набок головой, и представила его, плывущего по реке легко, как выдра, с мягкими черными волосами, облегающими его тело словно гладкая мокрая шерсть.

— Так вот для чего он углубил озеро в Истоне, — сказала я. — Только теперь он не плавает, — я почувствовала, что на моих ресницах повисли, готовые упасть слезы. Затем сэр Джордж заговорил снова:

— Вскоре после того, как от него уехала жена, в округе распространилась любопытная история. Мама услышала ее от своей горничной. Местный юнец поздно возвращался домой после охоты на кроликов в истонском лесу. Он услышал в озере плеск и пошел взглянуть — и вернулся в село с трясущимися поджилками, рассказывая о диковинном существе, которое видел в воде. Он говорил, что это был огромный черный зверь, покрытый шерстью, — сэр Джордж замолчал на мгновение. — Поэтому я думаю, что Леонидас все еще купается, но только по ночам, чтобы никто не мог его увидеть.

Сэр Джордж не сводил глаз с моего лица. Когда он заговорил снова, я подумала сначала, что он сменил тему, но, как выяснилось, ошиблась.

— Знаете, Эми, — продолжил он, — ваша предшественница, первая леди Ворминстер, была красивой женщиной с изысканнейшими манерами, но я как-то заметил, что она не позволяет даже тени своего мужа падать на нее. Она делала это так неуловимо, что я заметил это только однажды, но после этого стал замечать, что она все время ведет себя так. Она не выносила даже прикосновения его тени.

Я не могла сдержать дрожь.

— Вам холодно, Эми, идемте в гостиную. Мама начнет беспокоиться, куда вы делись, — сэр Джордж, протянул мне руку, и я взяла ее. Она была теплой и сильной, он слегка сжал мои пальцы и сказал: — Сделайте скидку на войну, Эми — будьте терпеливой. Я уверен, все уладится, когда он вернется. Вы нужны ему, вы это знаете, даже если он сам не признает этого, — отпуская мою руку, он, улыбнулся. — И кроме того, вас ведь не смущает, когда вы наступаете на его тень?

Я не могла ответить, потому что знала, что теперь Лео никогда не позволит мне подойти к себе так близко.

Мистер Уоллис вернулся в конце марта и стал нашим новым дворецким. Мистер Тиме состарился, эта должность стала для него слишком хлопотной. Однако он сказал, что не хочет уходить на пенсию и бездельничать целыми днями, поэтому остался помощником у мистера Уоллиса. Но я настояла, чтобы он работал только по полдня. Мы с мистером Уоллисом решили не брать лакея. Я написала об этом Лео, чтобы спросить его мнение, он коротко ответил: «Дела домашнего хозяйства решает леди Ворминстер, она проследит, чтобы Тиме с Уоллисом обеспечивали все мои потребности в камердинере». Мое сердце упало — теперь Лео даже не позволит мне чистить его одежду.

Лили Арнотт спросила меня, можно ли ей выучиться прислуживать за столом, а Джоан, молодая кузина Клары, начала работать уборщицей. Все уладилось очень кстати, потому что сразу же после этого я заболела ангиной.

Несколько дней я чувствовала себя ужасно. Я температурила и мое горло болело. Доктор Маттеус уложил меня в постель и запретил приводить детей ко мне в комнату, из опасения инфекции — поэтому Джеки пришлось полностью отнять от груди. Я так упала духом, что Клара в течение дня постоянно забегала ко мне, чтобы подбодрить. Даже когда мое горло стало лучше, и я снова смогла разговаривать, я все равно чувствовала себя несчастной, потому что все время помнила, что Лео больше не хочет меня. Я сумела написать ему свое еженедельное письмо и послала Клару передать мистеру Селби, чтобы тот в письме к Лео, не упоминал о моей болезни. «Вдруг его светлость будет беспокоиться», — прохрипела я Кларе, но на самом деле я боялась — вдруг он не будет беспокоиться. Мысль об этом была невыносима мне.

Неделю спустя, после обеда, ко мне пришла бабушка Витерс. Она сказала, что прослышала о моей болезни и пришла ко мне в сиделки. Хрустя корсетами, она уселась в кресле и принялась за вязание.

— Это свитер для младшего сына Эди, — она уставилась на меня своими проницательными темными глазами. — Ох, и плохо же вы выглядите, моя леди. Вам пришлось отнять от груди младшенького, — осмелюсь сказать, это вы по нему скучаете.

Лежа и глядя, как ее корявые пальцы постукивают костяными спицами, я снова стала девочкой и вернулась в Боррель к бабушке. Бабушка Витерс была не моей бабушкой, но выглядела как все бабушки на свете, как бабушки других девочек. В своем опрятном черном платье, с белыми волосами, выбивающимися из-под платка, она была спокойной и неизменной, выглядела доброй, мудрой и надежной. У меня возникло чувство, что бабушка Витерс стала мне ближе, чем прежде.

Слезы слабости потекли по моим щекам, и я призналась:

— Да, я скучаю по Джеки. Бабушка Витерс покачала головой.

— Вот увидите, лучше сделать это заранее. Когда его светлость вернется домой, у вас не будет времени нянчиться, — она закончила ряд и перевернула вязание. — В первые недели не успеете вы натянуть панталоны, как он тут же снова их стащит. Они все такие, когда возвращаются домой — все четыре года войны хотят наверстать одним разом, — она фыркнула и наклонилась ко мне, чтобы дать совет: — На вашем месте, моя леди, я вообще бы несколько месяцев не надевала трусики. Чтобы возни было меньше.

— Но, миссис Битере, я не могу... Она погрозила мне пальцем.

— Знаю, знаю. Как я сама всегда говорю, жена не должна баловать мужа, иначе он сядет ей шею. Но вы ведь тоже долго жили без этого, почему бы и вам не порадоваться? — она опустила вязание. — Вы всегда сможете приструнить мужа, когда на подходе будет еще малыш и ваши потребности поутихнут. Вы не возражаете, если я выкурю трубочку, моя леди? — она полезла к себе в карман.

— Конечно, не возражаю, миссис Битере. Только, только... — за меня говорило мое бессилие, а она выглядела такой мудрой и всезнающей, — он сказал, что больше не придет ко мне в постель, — мне пришлось повторить это — она сначала не расслышала. — И еще он сказал... — мой голос срывался, когда я говорила ей ужасную правду, — он сказал, что больше не любит меня.

Бабушка Витерс непонимающе уставилась на меня.

— Как такое могло случиться? Вы следите за своей внешностью, а он — мужчина, — ее лицо недоуменно вытянулось. — Не потерял ли он яйца из-за ранения?

— Что?!

— Видите ли, у одного парня из Тилтона куском шрапнели срезало яйца подчистую. Член-то остался, да толку в нем нет, болтается, как мокрая тряпка, — она покачала головой. — Нет, с вашим мужем этого не случилось, потому что он сделал вам малыша уже после ранения, — она фыркнула. — Эта языкастая сплетница Этти Невитт болтает, что вы снова сошлись с молодым его светлостью, но народ знает, что это чепуха. Арнотт так разозлился на нее, что чуть не выставил из коттеджа. Сказал, что видел, как вы виснете на шее у старого его светлости и воркуете как голубка, — бабушка Витерс снова покачала головой. — Да что там, многие девчонки разок-другой оступаются перед замужеством, но стоит им надеть кольцо на палец, как они сразу становятся степенными. Кроме Этти Невитт, а теперь она пытается очернить и вас.