В Истон больше не приходили телеграммы с тех пор, как мы получили известие о Джо Демпстере. Затем, в конце декабря, я получила от Беаты сообщение, что убит Нед. Я не видела его с рождения Флоры, но он был моим братом, и я заплакала. Успокоившись, я рассказала об этом Элен и отложила все дела, чтобы навестить Беату.

Два дня спустя Элен получила письмо от Альби. Она не показала его мне, но сказала, что Альби решил готовиться на офицера.

— Ему это предлагали еще несколько месяцев назад, но он не хотел расставаться с Недом. Но теперь...

— Это хорошая новость, Элен, у него хорошо идут дела.

— Да, но главное, что для этого он вернется домой. — Элен обычно была спокойной, но на этот раз ее голос дрожал. — Когда получу письмо о том, что Альби вернулся в Англию, то спляшу на столе матросский танец!

Но письмо не пришло. Вместо этого как-то утром, когда я сидела в детской, дверь отворилась, и вошел Альби. Он не заметил меня, потому что не сводил глаз с Элен. Элен оглянулась и увидела его, затем, завязав фартук на Розе, подошла к нему. Она подала Альби руку, он взял ее — и только, но я тут же отвернулась, словно они обнялись у меня на глазах.

— Ты, наверное, не завтракал, — тихо сказала Элен. — Садись за стол, я пошлю Дору вниз за подносом. — Она не станцевала матросский танец, да и не стала бы — Элен была не из таких девушек. Чтобы оставить их вдвоем, я увела детей с собой, но позже Элен пришла, чтобы повести их на утреннюю прогулку.

— Вы не возражаете, если Альби пойдет с нами, моя леди? — спросила она.

— Конечно, не возражаю, Элен!

Большую часть времени Альби проводил в детской. Я предложила Элен взять отпуск на пять дней, но она отказалась:

— Не нужно, моя леди, нам с Альби нравится проводить время с детьми.

Альби как-то сказал мне:

— Не знаю, как бы я пережил дни после гибели Неда, если бы не было Элен. Я просто смотрел на ее фотографию — и она была рядом со мной и утешала меня.

Они так мало времени провели вместе, но письма протянули между ними прочную нить искренней любви. Теплота их отношений чувствовалась, стоило переступить порог комнаты. По вечерам мы подолгу сидели в детской за чаем, слушая рассказы Альби о войне. Элен притеняла лампу, и в отблесках пламени камина лицо Альби выглядело таким молодым, что, казалось, оно никогда не состарится. Его голос тоже был юным, слишком юным для того, что ему довелось повидать и пережить. Элен сказала мне однажды, когда мы остались вдвоем:

— Ему нужно выговориться, моя леди. Я это понимаю... хотя порой бывает тяжело слушать, — она потянулась к моей руке. — Не знаю, как бы я это вынесла, если бы вы не слушали вместе со мной.

Иногда мне тоже было трудно это слушать, потому что я вспоминала, что там Лео — и Фрэнк. Я сознавала, что они тоже это перенесли и все еще переносят. Когда я слушала, как Альби рассказывал о людях, разорванных на куски рядом с ним, о почерневших, обгорелых остовах деревьев, о жутких грязевых болотах, засасывающих раненых в черную жижу, война становилась такой реальной и грозной, что мне казалось, будто ее щупальца появляются в углу, разворачиваются и тянутся ко мне по гладкому линолеуму детской.

Обучение Альби проходило в Оксфорде. Он сказал, что по возможности будет заезжать в Истон.

— Если ты не возражаешь, Эми, — добавил он.

— Ты можешь приезжать в любое время — для тебя всегда будет готова постель.

Элен рассказала мне, что после войны Альби надеется стать школьным учителем.

— Значит, пройдет не меньше, чем несколько лет, пока мы поженимся. Мы хотим, чтобы все было устроено до появления детей, — она была так спокойна и так уверена. Я завидовала ее спокойной уверенности.

Затем мой ребенок стал чаще давать знать о себе, и я перестала завидовать Элен. Было так хорошо в эту зиму вынашивать ребенка Лео. К концу января он стал сильным и подвижным. Я была уверена, что это мальчик, и каждый вечер перед сном представляла лицо Лео, когда тот впервые увидит сына. Это могло случиться вскоре после рождения ребенка, потому что в эти дни солдатам стали чаще давать отпуска. Джордж Чандлер пришел домой через десять месяцев после предыдущего отпуска, а Сирил Бистон уже дважды побывал в отпуске после Пасхи. Однако он был офицером, как и Фрэнк. Значит, возможно, вскоре мистер Тиме откроет дверь моей гостиной и объявит: «К вам лорд Квинхэм, моя леди». И я удостоверюсь, что он невредим.

Но это произошло не так. Сидя после обеда в кабинете имения, я услышала за дверью быстрые шаги по каменным плитам. Затем дверь резко открылась.

— Привет, Эми! — это был Фрэнк. — Арнольд сказал, что ты здесь. Выходи и бери шляпку — я хочу прогуляться с тобой и Флорой.

Я взглянула на мистера Селби:

— Пожалуй, я закончу эти расчеты позже...

— Конечно, леди Ворминстер, — мистер Селби не поднял на меня глаз, а его голос прозвучал официально-вежливо.

— Идем, Эми, не копайся, или мы пропустим лучшее послеобеденное время. — Я встала и пошла к двери, чувствуя на себе оценивающий взгляд Фрэнка. В коридоре он сказал: — Ты, бесспорно, стала толстушкой.

— Я беременна.

— Я так и подумал, — он пожал плечами и улыбнулся. — Ладно, милочка моя, все мы делаем ошибки.

— Это была не ошибка.

— Я имел в виду твое замужество. — Я открыла рот, чтобы объясниться, но Фрэнк обогнал меня и ушел вперед, задержавшись только, чтобы бросить через плечо: — Я буду в детской.

Когда я пришла туда, Флора была уже одета. Она сидела на коленях у Фрэнка, они были так похожи, что мое сердце вздрогнуло. Взглянув на меня, он весело улыбнулся.

— Каждый раз, когда, я ее вижу, она становится все красивее, — Фрэнк бросил взгляд на дочь. — Ты тоже так думаешь, Флора?

Он засмеялся над моим смущением. Неодобрение Элен тяжело повисло в комнате.

Мы пошли по дороге, ведущей на домашнюю ферму, взяв с собой Неллу, которая бежала рядом, словно бдительная компаньонка. Фрэнк выглядел таким жизнерадостным, что я спросила:

— Этой зимой на войне было не так плохо?

— Там было дьявольски ужасно, Эми, просто я рад передышке, — он внезапно подхватил Флору и закружил ее в воздухе. — Ешь, пей, веселись, а, Флора? — она завизжала от восторга.

Персей и его коровы бродили по полю рядом с парком. Бык подошел к ограде повидаться со мной, и я остановилась, чтобы приласкать его. Он уткнулся в мою ладонь и лизнул ее.

Перегнувшись через ограду, Фрэнк рассмеялся:

— Ты умеешь обращаться с мужчинами, Эми. Даже быки едят с твоей руки.

— Перси такой добродушный.

— Но, не слишком изящный, не правда ли? Однако он всегда получает то, на что рассчитывает — ему не нужно кольцо в носу, чтобы поставить его на место, — Фрэнк потянулся и потрепал быка по массивной шее. — Ты счастливчик, старина. Послушай моего совета, не просись на фронт.

Когда мы попили чаю, Фрэнк вежливо спросил:

— Можно я сниму ботинки и немного вздремну на диване, Эми? Я всю ночь был в пути.

Он проспал около часа, а я сидела за шитьем. Время от времени я отрывалась от иголки и изучала лицо Фрэнка. Оно было очень исхудавшим, под глазами залегли резкие тени. Когда он проснулся, мы поговорили еще немного.

— Ты останешься на ужин? — спросила я.

— Увы, не останусь. Этти Бартон настояла, чтобы я вернулся на ужин в Белинг. Она ясно дала мне понять, что если я буду ужинать здесь, это нанесет непоправимый ущерб твоей репутации. Я заметил ей, что летом я ужинал здесь, но она заверила меня, что ужинать, пока не стемнело — это совсем другое дело. Она объяснила, что если я буду сидеть напротив и смотреть на тебя при свете электрических лампочек, это наведет меня на «мысли». Я подумал, что будет неблагоразумно говорить ей, что такие мысли навеваются не столько светом лампочек, сколько созерцанием твоего лица и фигуры, — он взглянул на мою отсутствующую талию и добавил: — Нужно заметить, что сейчас, в феврале, ты в большей безопасности, чем в прошлом августе. Но не слишком надейся на это, Эми — я сказал, что ты в большей, а не в полной безопасности. Полной безопасности ты не дождешься! Но, по-моему, рискнуть пообедать вместе нам можно, а? Если мы проявим осторожность, и не будем включать свет! — Фрэнк, смеясь, встал. — До завтра, милочка.