Не дождется!

Не на ту напал и не тут-то было!

Она промолчит!

Мудрая женщина способна промолчать в любой ситуации, уговаривала себя Стефания, отодвигаясь от него дальше.

Он ждал ее негодования, а она молча успокаивалась, прямо глядя в глаза, как бы ожидая того, что он должен сам понимать несерьезность такого мелкого вопроса, как телефонные разговоры.

Что она хочет сказать этими страстными живыми глазами? Что?

Она молчит, но взгляд ее прожигает, заглядывая ко мне в душу, ожидая моего ответа и вызывая на открытый разговор. Ответа? Разговора? От меня?

Его Стефания не довольна, но не желает открытого конфликта, из которого вряд ли выйдет победителем. Разумная…

Но неужели Стефания совсем не злится?

Решив проверить эту мысль, Николай резко встал и, сделав шаг, вмиг сократил между ними расстояние. Протянув руку, погладил ее по подбородку, пальцем прошелся по нижней губе, нажал на нее, заставив ее рот приоткрыться, показался ровный ряд белоснежных зубов. Сцеплены. Значит злится, но не показывает виду.

Получив подтверждение обыкновенного женского недовольства, Николай моментально расслабил мышцы рук и шеи. Стефания такая как все, ничего особенного, успокоил он себя. Но его детородный орган так не думал, он уже был готов и ждал сигнального огня, чтобы, как жаждущий, припасть к живительному источнику.

Звонкая трель птицы раздалась совсем рядом. И это вернуло обоих к действительности. Они молчали, руку с ее лица Николай убрал. Вернулся к столу и продолжил есть, не отрывая от нее безжалостного взгляда. Стефания не шевелилась.

Ешь, — грубовато приказал Николай, отпивая глоток кофе из белой фарфоровой чашки. Чашку он бережно держал двумя пальцами. Спина выпрямлена и только в двух местах соприкасается со спинкой стула. Ноги чуть раздвинуты, демонстрируя мужскую мощь. Сейчас Николай представлял собой образец царственного величия и суровой действительности. Где-то она уже видела подобное. Вспомнила: Рим, базилика Сан-Пьетро-ин-Винколи, статуя Моисея работы Микеланджело. Это было прошлым летом, она ездила в Италию на каникулы.

Стоп, Стеф, не сотвори себе кумира. Это всего лишь Николай. Всего лишь?

Глаза Стефании стали почти черными — так сильно расширились зрачки от осознания своей малозначительности в сравнении с ним. Огромным усилием воли она опять сдержалась и промолчала. Однако взгляд не отвела, еще выше приподняв точеный подбородок.

Значит, так обстоят дела?

Посмотрим-посмотрим.

Длинными пальцами с короткими розовыми ноготками она взяла со стола серебряную вилку, подцепила бруснику с трехъярусной фруктовой тарелки и медленно отправила ее в рот. Стефания закрыла глаза, наслаждаясь вкусом. Вуаль из черных ресниц затрепетала, она открыла чувственные глаза, но на Николая уже не смотрела. Взгляд был устремлен на зеленую лужайку, что расстилалась прямо перед ними. На невысокие, аккуратно подстриженные вечнозеленые кусты. На синее ясное небо, что попеременно менялось, как все земное вокруг них. Слегка откинувшись на мягком стуле, Стефания закинула ногу на ногу, обнажив стройное девичье бедро.

Кремовая узкая туника, доходившая до середины икр, с разрезами по бокам, открывала взору стройные безупречные ноги. Николаю нравилось одевать своих женщин так, как он хотел. Именно он решал, что на них будет надето, тем самым определяя дальнейшие отношения. И неважно, это была первая встреча или последняя. Это была его прихоть по отношению ко всем партнершам — дорогая дизайнерская одежда, обувь и прочие безделушки, что так нравились женскому полу и без которого они не могли представить своей жизни. Ко всему этому они моментально получали доступ как одно из условий их отношений. В случае же со Стефанией он, по сути, не дал ей выбора, забрав все вещи, что находились при ней. Она не сопротивлялась, и это ему понравилось, определенно понравилось. Он ее словно цветок раскрывал, лепесток за лепестком, добираясь к нежному бутону, проверяя на податливость.

Сейчас она занимала все его мысли, ее упругое бедро так близко… Еще одна брусника у нее во рту. Тот факт, что она так легко отдала ему свою невинность и себя, будоражил и сводил с ума. Она так быстро уступила, как, впрочем, и ее предшественницы. Без особых усилий с его стороны. Но никто из них до этого не был настолько невинным, как его Стефания. Такого с ним еще не было. Он жадно хотел ею владеть. Сейчас и завтра. Она полностью его! Его! Кровь стучала в висках, эти мысли заводили, и хотелось посмотреть, как далеко она позволит ему зайти.

Ты в Питере была? Нет, — ответила она, по-прежнему не глядя на него.

Николай дьявольски улыбнулся, зачем-то поправляя рукой белоснежную салфетку на краю стола:

А хотела бы? Нет, — короткий ответ. Ее взгляд блуждает где-то в тени плодовых деревьев, словно кого-то там ищет. Нет? — Николай не поверил в услышанное. Нет, — повторила она и наконец посмотрела на него безмятежным взглядом, но тут же снова устремила взор вдаль.

Не врет. Почему она не хочет в Питер? Все хотят в другой мир… Хотят все бросить и начать сначала. Или хотя бы на некоторое время уйти от старого и привычного… Но от себя не уйдешь, себя-то мы в первую очередь берем с собой, всегда и несмотря ни на что…

За пределы страны вообще хоть выезжала? — спросил он небрежно, положив на стол один локоть.

Она бросила на него насмешливый взгляд:

Конечно, периодически я нахожусь и в других странах, и в том числе на других континентах. Поручений у отца всегда предостаточно, особенно после моего совершеннолетия. Ну, а ранее я много ездила по сезонным экскурсионным турам. А Россия не входила ни в одну из таких поездок? Нет, — она улыбнулась, не понимая сути его расспросов, — не было необходимости.

Он смотрел на нее, чуть склонив голову набок, по-прежнему теребя отличного качества салфетку.

А Лондон? В последний раз была на зимних каникулах. Посещала двухнедельные курсы в одном из пригородных пансионов, — ответила она тут же, добавив несколько смешных последних требований британской таможенной службы.

Николай слушал рассказ восхищенно, наслаждаясь ее правильным восприятием действительной картины происходящего на международных пунктах пропуска.

На скольких языках можешь говорить? — его заинтересовал этот факт. На трех, — быстрый ответ и неловкое молчание. Русский, украинский, английский, — подытожил он.

Безупречные брови Стефании приподнялись в недоумении. Она ответила, не сводя с него вызывающего взгляда:

Нет. Украинский, английский и русский. Украинский, английский и русский. Значит, в таком порядке? — спросил он, слегка приподнимая левую бровь. Да, — ответила она с нажимом в голосе, поднимая подбородок еще выше. Вижу, — согласился он и, протянув руку, погладил ее нижнюю губу. Но, тут же отдернув руку, задал следующий вопрос: Расскажешь про свою семью?

Она вздохнула расслабляясь. Это ему понравилась, значит, семья — это свободная тема для нее.

Папа, мама, три сестры и брат. Еще бабушка с нами живет, это мама мамы. У нас большая и образцовая семья. Кто из детей старший? Я — самая старшая, потом Алена, Сергей, Оля, Светлана…А что брат? — перебил ее Николай.

Стефания, будучи внезапно прерванной, недовольно выдохнула, но быстро взяла себя в руки и продолжила:

О, брат — настоящий наследный Онищенко, гордый и самоуверенный. В свои юные годы абсолютно уверен, что мир уже у его ног. А больше пока ему и не нужно. А ты? — он задал прямой вопрос, не спуская с нее пламенного взгляда. Что я? — спросила она недоуменно.

Хотя вопрос мне понятен. Но эти глаза!

Что же ответить?

Правду…

Мир у твоих ног? — переспросил он вкрадчиво, чуть наклонившись вперед. Нет, но уже преклонил колено, — ответила она задорно, отхлебнула глоток сладкого чая, причмокнула и бросила на него взгляд из-под пушистых черных ресниц.

Резко откинув голову назад, Николай рассмеялся. Как говорят на родине, девка с огнем. Знает, когда, как и чем подуть на угли. Этот жгучий шоколадный взгляд — и он опять возбудился. Схватить бы ее сейчас в охапку, положить на стол, зажать телом и погрузиться в нее до конца. А в принципе, что ему мешает? Он подсчитал все за и против. Презерватив. С собой нет. В спальне закончились, в портмоне тоже. Кто мог знать, что ему стандартного набора не хватит.